Одиночество

Одиночество. Какие значения может иметь это слово? И кем одиночество приходится мне? Другом, подругой, врагом... Во всяком случае, спутником по жизни. Я не могу сказать, что страшнее: быть одиноким либо чувствовать себя таким, не являясь. Человек может назвать себя заложником одиночества, если с полным осознанием и при всей серьёзности своих слов сможет сказать, что никому не нужен. Могу ли я так сказать? Определённо, нет. Я был создан величайшим гением двадцатого века (и, пожалуй, всех времён) — Джеральдом Роботником. Суть моего существования как совершенного человека заключалась в том, чтобы помочь его внучке Марии выздороветь (ведь, по словам моего создателя, я имею совершенный разум), а позже, уже на Земле, спасать ещё сотни человеческих жизней. Несмотря на то, что синдром иммунодефицита считается неизлечимым и держал Марию на грани жизни и смерти, она часто улыбалась и стала мне настоящей подругой. Почти сестрой. Её голубые глаза всегда светились пригоркающим счастьем. Её смерть поторопили ложные слухи о том, что я опасен, как и все творения Джеральда. Я напугал людей существованием, замкнутостью, видом, непонятностью появления, наконец, собственным именем. Шедоу — имя, означающее тьму и отсутствие света. Самый дорогой мне человек совершил последний вздох с пулей в груди. ...Одинок ли я теперь, спустя пять десятилетий гиперсна, спустя дважды перенесённую амнезию, спустя ядовитые предательства в мою сторону? Люди не знают, что творят, но я обещал их защищать, я один из них, хотя в моих жилах течёт инопланетная кровь, и я никогда не нарушу обещание. Впрочем, как и она. Руж появилась в моей жизни внезапно. Поначалу эта девушка ловко скрывалась за маской нашей с доктором Роботником (или Эггманом, как его все прозвали, внуком моего создателя), и я не сразу понял, что она шпионит за нами и водит за нос. Однако после всего возникшего к ней недоверия она стала первой, кого я увидел после полной потери памяти. После того, как едва не погиб в открытом космосе... Руж, как и большинству девушек, свойственна особая суперспособность: при своей работе, связанной с активным физическим трудом и серьёзным риском, каждый день она, как ни в чём не бывало, имела аккуратный и чистый макияж. Не то что бы меня это цепляло, но со временем стало бросаться в глаза. Она умудряется продолжать привлекать к себе взгляд. Аккуратные, точёные движения буквально обводили вокруг пальца практически любого; я долго не верил им. Плечом к плечу мы и полиция G.U.N. сражаемся за невинных людей, встряхивая совесть в виновных. Мои действия теперь оправдывают моё вечно хмурое выражение лица, прячущее истинные эмоции: любое лишнее откровение обойдётся мне ударом в спину, но выстрелы, совершённые моими руками, предотвратят подлые удары промеж глаз. Меня всегда восхищал её внутренний стержень: Руж не сдаётся никогда. При учёте того, что наша профессия по сути своей расчитана на физическую силу и бесшумную ловкость, она не уступает и даже утирает нос многим мужчинам. Меня не обошли её мягкие движения, но чем ближе мы узнавали друг друга, тем больше изменялось её поведение относительно меня. В ней ещё держалась свойственная лишь ей игра, но она стала куда более искренней, без мишуры. Лишь наедине с ней я могу услышать сдавленное: — Я так устала, Шед... Я так устала... — а затем она уже без излишнего драматизма закрывала руками зажмурившиеся от боли глаза. Мне приходилось видеть под её глазами синие мешки, вызванные недосыпом, вместо привычных голубых теней на верхних веках, хотя она умело это замазывала. Я видел её волосы, почти всегда выкрашенные в белый, растрёпанными и спутавшимися. Я видел её лицо в ссадинах, руки и спину в ушибах. Но, к счастью, я чаще видел её здоровой, улыбающейся, счастливой. С некоторых пор мы стали снимать квартиру вдвоём и долго друг к другу привыкали. С ней я понял, что у нас обоих характер не из лёгких, что бывает, что человек просто-напросто является твоим, и вы изменяетесь друг ради друга, вы видите то, чего не видели ни в ком. Верность. — Даже если ты поверишь, что весь мир от тебя отвернулся, я на твоей стороне. Помни об этом. Вот что она пообещала мне, когда мне предсказали незавидную судьбу. За всё, что я делал для людей, они бы от меня избавились, перестроив разум нашего старого стального друга и напарника Омеги на эту подлость. Даже не знаю — а остался бы я сильным и продолжал бы я оберегать людей, если бы она не пообещала мне свою преданность? И если бы я не пообещал ей помнить об этом? Руж не дала мне опустить руки. Руж — вот, кому я оказался действительно нужен; вот, в ком действительно нуждаюсь я. Я понял это далеко не сразу. Когда я слушаю её разговоры, я НЕ чувствую себя одиноким. Одиночество не приходится мне ни другом, ни подругой, ни даже врагом, лишь мнимой клеткой: в моей груди по-особенному потягивающе теснится странное чувство. С таким трудом я постепенно открылся ей! И почему? Чем выше заберёшься — тем больнее падать, и мне страшно представить, каково будет нам обоим лишаться друг друга, если мы будем так сильно друг друга ценить... "— Шедоу, ты сведёшь меня с ума! Ты действительно думаешь, что Мария хотела видеть тебя таким? Она лишь просила защищать людей, а не бросаться смерти в когти!" Руж уже испытала этот страх потерять меня. И мне стыдно перед ней, очень стыдно. Благодаря ней я жив. И мне нравится быть живым! Мне нравится чувствовать. Ощущать душевное и телесное тепло. Когда она сжимает меня в объятиях, а мои руки сцепляются в замок за её спиной, я не хочу отпускать. Я испытываю почти беспомощное удовольствие, пока её пальцы нежно шерстят мои чёрно-рыжие волосы; пока я вижу её довольную улыбку, в то время как мои фаланги перебирают её шелковистые пряди. Как светится её вечно юное лицо без маски томного макияжа — вот что заставляет меня жадно вглядываться в голубые глаза, но не те, которые я знал годы назад: эти были другими, имели абсолютно новое выражение, и я заметил: радужки отдают едва заметной зеленцой. Моё и без того горячее лицо загорается особым пламенем, когда её мягкие прохладные ладони, уже без перчаток, касаются моих щёк, утирают скупые слёзы на красноватых уголках глаз; я дурею от мягкого запаха, такого манящего и не слишком приторного. До чего же банально, Боже мой! Когда я успел прийти к этому? Никогда бы не подумал, что я так буду жаждать тепла её губ на своих вместо излюбленной горечи кофе или солоновато-металлического привкуса собственной крови. Слышать не свист пуль, не грохот взрывов и не сухие солдатские реплики, а ласковый шёпот, залечивающий все душевные раны. Я чувствую! Да, она очень нужна мне! Мне придётся признать то, что признать бывает крайне непросто. Она добилась того, чтобы я всем сердцем полюбил её в ответ. Я проникся уважением к ней и её сильной, но хрупкой личности. И я буду защищать её — не просто человека — моего человека. Ведь совершенным человека и его разум можно назвать лишь когда он способен доверять, молчать, любить и стойко держаться ради тех, кого любит, с кем молчит, кому доверяет.