Акт доброты

Гарри закатал рукава своей поношенной куртки, пока бежал по улице в сторону парка. Это была старая куртка Дадли, поэтому, конечно, она была ему слишком большой, но это не страшно, поскольку так было даже теплее, поскольку она закрывала бóльшую часть его тела. Он весело помахал миссис Фигг, которая очищала крыльцо дома от снега. Тетя Петуния настоятельно посоветовала ему не возвращаться домой как минимум несколько часов, и поэтому он будет наслаждаться такой приятной свободой. Гарри заливисто засмеялся, когда снег, который он подкинул вверх, осыпался ему на лицо, что вызвало умилительную улыбку у проходящего мимо прохожего. Было жаль, что это были рождественские каникулы, потому что тетя Петуния всегда ещё больше злилась на него, когда он все время находился дома и путался у нее под ногами, а он не хотел, чтобы она злилась. Ему просто хотелось знать, как лучше держаться подальше от тети, чтобы меньше злить ее. Эта мысль ненадолго затмила всю его радость и улыбку на лице, потому что он всегда считал, что делает что-то неправильно и никогда не мог понять, как перестать быть таким глупым ребёнком. Но потом Гарри добрался до парка и забыл о таких мрачных мыслях и ещё в полном восторге кувыркался в свежем снегу. Он не был настолько глуп и безумен, чтобы играть с другими детьми, потому что знал, что он не такой, как они, а тетя и дядя сказали, что таким как он не следует общаться с другими. Как бы то ни было, большинство играющих рядом детей были слишком большими, чтобы обратить на ребёнка хоть какое-то внимание, а остальных, таких же как и он по возрасту, Дадли напугал много лет назад. Но было много вещей, которые мальчик уже умел и мог делать сам, тем более играть один. Так что Гарри хорошо проводил время, играя в уединенном уголке парка и старательно делая вид, что он не отличается от других и у него много друзей, просто сейчас он хочет поиграть сам. Да и он мог грустить, когда собирался получить свой первый настоящий рождественский подарок? (Гарри пришёл к выводу, что носки дяди Вернона не считаются настоящим подарком) Что ж… может быть, это не совсем рождественский подарок, но в следующем году он собирался заиметь свои собственные очки. Ого, тогда он наконец-то сможет нормально видеть и, может быть, ему удастся перестать раздражать тетю Петунию за его неуклюжесть из-за плохого зрения. Эта идея так обрадовала его, что он крутился вокруг своей оси, пока не упал в снег, громко и заливисто смеясь. Лежа с закрытыми глазами и ожидая, когда мир перестанет вращаться перед глазами, он представил, что у него есть брат-близнец. Еще один мальчик, который выглядел точно так же, как он — маленький и худой, со счастливыми зелеными глазами и растрепанными волосами. Кого-то, кто был его другом и не возражал против его глупостей и неуклюжести, который бы играл с ним весь день. Открыв глаза, Гарри задержался на воображении, пока ему почти не показалось, что он видит этого другого мальчика, бегающего вокруг, словно призрак, а потом вскочил на ноги. Со смехом он погнался за своим «близнецом», забрасывая его снежками, счастлив, что есть с кем поиграть, даже если это было просто притворством, его собственным детским воображением. Но он не заметил, как добрался до окраины парка, и не увидел человека, идущего по тропинке, пока один из снежков, которые он кидал не глядя, не попал человеку в затылок. «Близнец» сразу же исчез, и Гарри в ужасе уставился на человека. «О, нет-нет-нет…» *** Северус шагал по маггловскому городу, засунув руки в карманы, где горел магический огонёк, не давая ему замёрзнуть. Он хмыкнул в своей обычной манере, глядя на слишком мерцающие окна с рождественскими украшениями. Он не любил Рождество. Или, по крайней мере, он не любил то, что стало с Рождеством. По его мнению, это стало коммерческим предприятием, которое позволяло розничным торговцам зарабатывать нелепые суммы денег и разрешало почти на законодательном уровне вопить маленьким паршивцам, требующим новые игрушки и большое количество сладостей. Не то, чтобы Рождество Северуса когда-либо было таким. Для него Рождество всегда было временем максимальной напряженности. Что касается Северуса, хорошее Рождество было то, где в его жизни не было лишних криков. Да и подарки ему в эти праздники дарили редко, даже в детстве. Было очень жаль, что волшебный мир был так соблазнен скопировать эту грубую, сентиментальную версию Йоля — время, которое нужно было уважать за его магическое могущество и сущность, а также середину зимнего солнцестояния. Он чувствовал то же самое к волшебному миру и, без сомнения, не нашел бы удовлетворения ни в каком обществе. Ни в маггловском, ни в волшебном. Общество, по опыту Северуса, слишком густонаселённо дураками и сентименталистами, численность которых намного превосходила разумных и практичных людей… То, что могло быть очень красноречивой и резкой обличительной речью по этому поводу, было прервано ударом по его затылку. Он яростно развернулся, стряхивая снег с волос, чтобы обернуться к преступнику, но мальчик уже подошёл к нему, прежде чем успел даже открыть рот, бормоча извинения. — Мне очень жаль, сэр, я не видел вас, я не хотел… извините, это был несчастный случай… я бы не сделал этого, если бы знал, что вы были там, сэр, я… — Тишина! Мальчик немедленно остановился, пытаясь взглянуть на мужчину, больше походя на запуганного щенка, чем на ребёнка. Однако Северус мельком увидел поразительные зеленые глаза, которые вернули воспоминания, заставившие его едкие слова в ответ на эти проникновенные извинения застрять в горле. Подобные глаза когда-то смотрели на него с любовью, и временами, когда мир отмечал узы семьи и дружбы, которых у него больше не было… Эти воспоминания преследовали его больше всего. Северус слишком долго преподавал, чтобы сказать, что мальчик нервничает и очень сильно замёрз. Ребёнок нервно скрутил руки и засунул в карманы куртки, его пальцы посинели от холода. — Где твои перчатки? — потребовал он вместо того, чтобы ответить что-то грубое на снежок в затылок. Все еще не поднимая глаз, мальчик вытащил из кармана пару перчаток и покорно протянул их взрослому. — А почему ты их не носишь, болван? — Они слишком большие, — прошептал мальчик, — Они падают с рук. — Конечно большие, — кивнул он, — но ты, наверное, можешь надеть действительно подходящие по размеру перчатки? — усмехнулся он, но подбородок мальчика вызывающе вздернулся, хотя он все еще не смел встретиться с Северусом взглядом. — Это стоит денег, сэр. А мы не можем себе этого позволить, — ответил собеседник. Северус прищурился, потому что это, несомненно, была ложь. Но он вспомнил такую ложь, потому что это было лучше, чем признание правды, и он видел то же неповиновение, слабое и ломкое, в своем собственном отражении — и девушка с глазами почти такого же зеленого оттенка все равно подружилась с ним. Это было так похоже на него… Почти неосознанно он полез в собственный карман. — Держи, — он сунул перчатки мальчику. Тот отпрянул. — Нет, сэр! — Забирай, — зарычал он, злясь от того, что от его редкого акта сострадания ещё смеют отказываться. И ещё потому, что он не хотел вспоминать одно из тех отвратительных времен страха и страдания. — Но… но они не подходят, не так ли? — прошептал мальчик, повиновавшись. Но он все равно надел их на свои синие пальцы, и когда они подошли так плотно, как будто были сшиты для него, его глаза расширились от восторга, и он посмотрел на Северуса, глупо открыв рот. — Спасибо! — выдохнул он. Не чувствуя необходимости объяснять ребенку волшебную подгонку одежды чарами, Северус хмыкнул и отвернулся. Он хотел выбраться отсюда и снова забыть. Забыть, пока еще одно Рождество не вернет еще больше нежелательных воспоминаний. Но глупый мальчишка все несся за ним по дорожке парка. — Сэр! Спасибо! И мне очень жаль… Я бы этого не сделал, если бы знал, что вы там… — Отлично! — коротко сказал Северус. У него есть дела. И если не считать позднее сожаления о том, что он был достаточно глуп, чтобы отдать пару совершенно хороших и новых перчаток, он больше не думал о проблемном мальчике и действительно вскоре собирался забыть его существовании. Но Гарри не забыл своего незнакомца. Он любил свои новые перчатки. Они были его лучшим владением во всем мире, и он не сомневался, как они год за годом подходят ему. Он мог даже надеть свои большие перчатки, доставшиеся ему Дадли, чтобы согреться и сохранить свои драгоценные перчатки в секрете от семьи (хотя тетя Петуния наконец нашла их, когда ему было девять лет, и, к его ужасу, немедленно выбросила их). Ему хотелось знать, кем был этот добрый человек, чтобы отблагодарить его, но он даже не узнал бы его, если бы снова увидел его, потому что он не так уж и долго смотрел на него, да и зрение было тогда таким размытым… Хотя его никогда не учили молиться, каждую ночь после того дня в теплых, подходящих перчатках он лежал в своем шкафу и говорил тихо, чтобы его тетя и дядя не слышали его. — Спасибо, мистер Незнакомец. Я надеюсь, что ты здоров и очень счастлив… Странно, но каждую ночь, когда в графстве Суррей шел снег, по какому-то необъяснимому и незамеченному совпадению Северус спал без своих обычных кошмаров.