Казалось, этот новенький мальчишка был таким же. Серым и убогим. Он назвался Гарри Поттером.
***
Том всегда был нелюдимым. Сколько он себя помнил, он постоянно отталкивал людей от себя и полностью изолировался в своем крохотном мирке, который населяли лишь он и книги. Когда кто-либо пытался вторгнуться в его личное пространство своими недалекими действиями, Том всегда смотрел на них с особым презрением, злобно зыркая глазами, пугая малышей, из под нахмуренных бровей и искривляя губы в отвращении. С более взрослыми воспитанниками это не срабатывало и на теле Томаса с завидной регулярностью в такие моменты появлялись синяки. А воспитательницы, время от времени все же пытающиеся найти к нему подход, начали исчезать из его жизни, появляясь там лишь как фоновый шум. Они начали считать его странным. Том знал, что он странный, что он отличается. Он знал, что точно был не похож на других сирот, с какой стороны не посмотри. Для них он всегда был чужим. Пробыв в этом приюте с самого рождения и, из слов выпившей миссис Коул, он и еще множество сирот точно знали, что его просто бросили, только дав жизнь, когда как у многих других родителей забрала война и они хотя бы помнили их лица. Но ему было плевать, его жизнью были и остаются книги. Особенно ему приглянулся медицинский справочник с подробным описанием строения как и людей, так и животных. Иногда Том находил маленькую живность и вскрывал им животы, просто чтобы удостовериться в своих знаниях на практике. Ему казалось, что таким образом он становится сильнее, готовится к тому, чтобы отомстить своим обидчикам, которые, по его же глупости, стали доставать его куда чаще. Том догадывался, что это ненормально, но не предавал этому значения. Ведь все, что являлось ненормальным, хоть на сколько-то вновь отдаляло его от всех остальных людей. Он чувствовал себя особенным. Он хотел себя так чувствовать. У Тома Реддла были темно-серые глаза с синим отливом, так напоминавшие пасмурное весеннее небо, острый взгляд исподлобья и надменные огоньки в этих самых глазах. У Гарри Поттера же были глаза цвета жухлой травы, со зрачками, будто двумя бездонными ямами на лице и прямым взглядом, который смотрел так, что мурашки по коже были даже у Тома. Нет, там не было злобы, там не было грусти, горя или чего-то типичного для обычного сиротинушки, что только попал в приют. Там была лишь пустота. Звенящая, тягучая пустота, что своим ничем затмевает все пространство вокруг, не давая дышать. Том считал Гарри странным — намного страннее самого себя. И это просто выводило из себя. Но иногда и пугало. Однажды Том своими глазами увидел, как Гарри на кухне со всей злости ударил единственной праздничной большой тарелкой по углу стола и как она осколками растелкась по всему помещению. Тогда Реддл промолчал. На следующий день эта тарелка уже лежала на своем месте. Сияющая, без единой царапинки, будто и не тронутая вовсе. В другой день Том видел, как Гарри в наполненной детьми комнате безразлично оглядывал игрушки вокруг, пока не наткнулся на совсем новый самолетик Эрика Уолли, который тому подарили недавно почившие родители, и не забрал его себе. В тот же день Эрик еще долго захлебывался слезами на старом полу, навзрыд ревя о том, как же ему плохо без этого самолетика, пока остальные дети, будто не заметившие Гарри, никак не могли ему помочь и только разводили руками вместе с воспитательницами.Том снова промолчал.
Ведь он знал, что если бы сделал что-то такое на глаза у Гарри, тот тоже бы промолчал. На самом деле Гарри в любом случае промолчал бы — он был нем.Нет, не так. Он был нем.
Не в прямом смысле этого слова — по какой-то причине Реддл был полностью уверен в том, что странный мальчишка мог говорить, только от чего-то постоянно лишь загадочно смотрел на него своими большими глазами. Через неделю после этого инцидента Том решил подойти и наконец-то представиться этому непонятному новому мальчишке, что вызывал то раздражение, то интерес. Тот стоял около закрытого окна на втором этаже и разглядывал дождливый внутренний двор приюта со старым дубом и образовавшимся от дождя небольшим водоемом. Немного встрепенувшись и шагнув чуть ближе к мальчишке, Том впервые в жизни неуверенно застыл на месте, когда тот резко развернулся к нему. — Гарри... — но вдруг юноша просто застыл с открытым ртом, не стремясь закончить фразу и просто смотря на чужое лицо, что будто манило и отталкивало одновременно. Кожа мальчишки словно светилась изнутри, белки глаз были чуть синеватого цвета с выступающими капиллярами, а на щеке была какая-то непонятная черная грязь, напоминающая копоть. Они несколько минут вот так смотрели друг на друга, полностью потеряв счет времени, когда, в первый раз за все время пребывания здесь, Гарри кратко, но все же улыбнулся и сильно охрипшим голосом произнёс тихое — Том? — после чего каркающе рассмеялся и побежал вниз по лестнице. Том, еще немного пребывая в прострации, резко бросился за ним, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Гарри будто каждый раз все отдалялся, легко лавируя между сбитой с толку ребятни, пока не выскочил за главную дверь приюта, а там и за ворота. Том, промокнув до нитки и не ведая, что делает, просто бездумно гнался за мальчишкой по безлюдным улицам Лондона, а после и по какому-то маленькому лесочку, цепляя одеждой все попадающиеся по пути ветки и не отрывая взгляд от необыкновенного мальчишки. Точнее, от его глаз. Почему-то, Тому всегда так хотелось описать эти глаза как "колдовские", а самого мальчика назвать " колдуном". Но сейчас, в своих мыслях он только так его и называл. "Мальчик-колдун". Прошло еще немного времени, когда будучи до ужаса уставшим, запыхавшимся, мокрым и грязным, Том потерял из виду этого мальчишку на одной из полян, на корой торчала какая-то деревяшка. Приблизившись и получше рассмотрев, Реддл в ужасе понял, что это была не просто деревяшка, а деревянный крест, вдолбленный в землю, с обломанными балками по краям и неровном надписью размашистыми буквами:Гарри Поттер
1580-1587 гг.
Вдруг чьи-то маленькие ладошки легли на испуганное лицо Тома и прикрыли его глаза, а около уха раздался звонкий детский голосок... — Вот и познакомились, Том! — по полю разнесся тихий смех.