Алый двор

День за днём летят, но ни один из них не цепляет внимания Селес в своём однообразии. Пару раз она потренировалась вместе с генералом Кристофом – вот и всё; больше ничего не вызвало у девушки хотя бы тени чувств. Император стал особенно обеспокоен состоянием своих войск; работы прибавилось, но Селес это не особо волновало. Да, в тенях каждого свободного города – даже, возможно, в землях мнимого союзника в лице Фигаро – копошились некие «возвращенцы», помогавшие подмятым Империей и ещё державшимся устраивать волнения и открыто выражать недовольство экспансией и следующими за ним конфликтами, насилием, жестокостью и самодурством уже на покорённых территориях. Его Величество не считал их серьёзной угрозой: по его словам, всё, чем они занимались, было «жалкими потугами вести диверсионную деятельность». Тем не менее, они досаждали ему. Нарше в первые дни его правления дал отпор – яростный, на пределе своих сил. Конечно, это было давно, ещё до рождения Селес; в то время мир всё ещё ещё не знал магии. Теперь же город из шахт не сможет выстоять перед имперской машиной войны. «Едва ли хоть кто-то в мире способен противостоять нам… есть только одно исключение». Тем самым исключением являлось королевство Дома – древнейшее из мировых государств, созданное ещё до Войны Магов и когда-то давно даже хранившее в своих библиотеках подлинные записи с тех времён. Оно тренировало искусных воинов, которые звались «самураями»; преданные стране до крышки гроба, самураи уверенно держали оборону и не стеснялись наносить серьёзные удары. «Война» эта шла, к удивлению многих, с переменным успехом и перерывами; так, Кристоф иногда возвращался в Вектор. Впрочем, скоро он должен был отбыть. Как только тусклая маленькая комната принимает Селес в свои объятия, она устало падает на кровать. Чуть ли не каждодневные размышления об одном и том же, что шевелились позади прочих мыслей, как посторонний шум, при свете солнца и выползали на передний план под луной (которую в самом Векторе невозможно было увидеть), заставляли её мозг гнить; помимо этого, они тянули за собой тяжёлую цепь других воспоминаний, что менялись, искажались, представая перед девушкой уже в другом свете. Голоса из смазанного забвением детства шептали, повторяли одни и те же слова, когда-то услышанные, но более злобно, неприветливо и холодно. «Они – особенные, — шелестит призрачный голос. — Со временем они раскроются, расцветут. Сколько побед, сколько славы принесёт нам их мощь!» «Ах, даже маленькая мерзавка Маркеса... И вы не боитесь того, что они заглянут за пределы Империи?» «Едва ли… Чудовище необходимо сдерживать: ежели хочешь быть направляющим его зовом, оно должно разучиться говорить, думать, и даже не допускать мысли о голосе. Это совсем не сложно…» — Селес! Девочка выглянула из окна вниз, в сад, и её волосы тут же прилипли к лицу, сбитые ветром. Но она только засмеялась. — Селес, ты не занята? Идём гулять! Терра, задравшая голову наверх, к подруге, энергично машет ручкой, обнимая другой пёстрый мяч и улыбаясь до ушей. Счастливо, солнечно. Конечно же, Селес срывается с места, наспех одевается и, бросив дедушке, что идёт гулять, быстро выбирается наружу. — Я всю ночь не спала, так устала сначала, — жалуется Терра, гуляя вместе с Шер среди высоченных кустов. — Опять там была. — «Там»? — Селес хмурится. — где дедушка работает, что ли? Она и сама была в белых комнатах, где Сид вёл свои очень-очень важные исследования: важные настолько, что Его Величество порой обращался к учёному как «мозг Империи», что, смущало последнего невероятно. Там стая фарфоровых людей, что сливались с окружением всем своим телом, кроме обнажённой верхней половины лица, возилась с бурлящими жидкостями, лепестками металла и тусклыми людьми на кушетках. — Да-да! — закивала девочка и поморщилась немного. — Неприятные штуки делают, все. Но там был Император… ну, как всегда. Селес опускает глаза, насупившись. В прошлом Терра часто жаловалась, выговаривалась подруге – иногда эмоционально, с жаром. Говорила про боль, про стягивающие жгуты, про красные капли на коже и головокружение. Объяснялось всё это на первый взгляд просто – магия, которой владели девочки, была вещью редкой; может, там просто исследовали то, как человек может с ней жить, использовать её. Но разве это что-то меняло? С волшебством или нет, никому не надо причинять боль. Что беспокоило больше, так это усилившееся молчание. Раз за разом Терра будто всё больше привыкала к происходившему вне поля зрения Селес и тех, кто не был так близок к зеленоволосой пришелице… как Сид ту звал за глаза. Она всё спокойнее отзывалась о творившемся в исследовательском центре. И гулять она выходила меньше… — Чего ему надо от тебя вообще? — грубовато спрашивает она. — Дедушка, конечно, говорил, что ты особенная, но и что с того? Это же хорошая вещь. Зачем за это мучать? Они ж там не глупые, без этого могут, наверное. Терра помотала головой. — Я не знаю… говорят, что это необходимо. Что так будет лучше стране. Что так она пойдёт вперёд… — Тю! — резко бросила Селес, отчего подруга вздрогнула и непонимающе посмотрела на неё. — Страна пойдёт, а ты останешься. В молчании они прошли ещё немного. — Ладно, я… — наконец начинает девочка, не выдерживая. — Ты права, — прервала её Терра и встала на месте. — Ты права, так нельзя. Но… разве я могу что-то сделать? Шер оглянулась. По течению изумрудных кудрей подруги льётся золотой свет, бьющий в глаза. Круглое, обычно тёплое и загорелое лицо в тени опущено вниз; лишь мягкое, тусклое сияние лиловых глаз немного открывает его для девочки. Терра плачет – молча, не хныча, не шмыгая носом. На уголках глаз дрожит влага, отсверкивающая сиренью. — Я… «Ну вот!» И что хорошего она сделала? Только довела Терру до слёз. — …Я не знаю. — с окончательно испорченным настроением, злая на себя, Селес добавляет: — Мы подрастём немного и убежим. Они же так не отстанут. Чужой вопросительный взгляд заставил её фыркнуть – даже несколько заносчиво. — Да, убежим. Если бы меня кто-то ударил, а потом сказал бы, что так я спасу кого-нибудь, и что я должна остаться для ещё одного раза, я бы вряд ли осталась. Но если тебе нравится… — она отвела взгляд. — Нет, — буркнула Терра. — Не нравится. — Вот! — Шер вскинула кулак. — И не должна ты им ничего, чтобы всё равно тут сидеть. И я тоже. Поэтому уйдём, когда станем немного сильнее. — Одни? — Бранфорд задумчиво хмурится. — А твой дедушка? Он останется? — Не-а, — уверенно отвечает Селес. — Я видела, ему не нравится тоже. Не хочу его оставлять, а то он будет здесь как мы, только один. Мы его с собой возьмём. — А… а жить где будем? — уже более оживлённо спрашивает Терра, которую эта идея начала понемногу захватывать. — Не знаю, на севере где-нибудь, там спокойнее. Или построим дом сами, с магией, недалеко от какого-нибудь города… будем туда иногда за едой ходить и общаться с другими. Будем выращивать яблоки, разводить кур и делать кашу с малиной на завтрак. Есть и продавать, помогать. — А если Империя придёт? — А она без нас никак, иначе бы мы тут не ходили! — воскликнула Селес запальчиво. — Если нас не будет с ней, она может и не придти. Так. — Ну… — Террины глаза уже сияют восторженно. Ей… нравятся эти мысли. — звучит очень хорошо. — Оно и есть хорошо, — Шер улыбнулась подруге смело. — Ты только не забудь. Терра смеётся, и её смех похож на мерцающую утреннюю росу, на звон хрустального колокольчика, на тысячи рассыпавшихся стеклянных бусинок. Селес счастлива тоже, и боль, усталость прошлого ненадолго отступает. Это её любимый звук. «Будь я рядом больше – может, этого бы не случилось». Когда Шер была занята тренировками, оттачиванием своих умений, изучением подвластной ей магии, конечно, у неё не было времени, чтобы видеться с подругой детства. Так она размышляет… будто бы Терра сама хотела видеть её. Если вспомнить что-либо из того, более «счастливого», коли можно так сказать, неосознанного времени, их встречи, игры, разговоры, то Селес была довольно груба. Ежели кто-то говорил иногда необдуманно, «как есть», рубя с плеча, то это была она; когда задиристые мальчишки из города вдруг окружали «беззащитных дворцовых девчонок», говорила с ними, поднимала кулак или палку тоже она. Даже познакомились они не слишком… хорошо. И уж тем более не сразу подружились. — Деда, — Селес резко высунулась из-под рабочего стола, заставив Сида тихо охнуть. — Кто эта девочка? Ты сегодня был с ней, у неё странные волосы. Я её раньше не видела. — Девоч… какая девочка?.. — сначала спрашивает Сид растерянно, потом его взор яснеет. — Ах, мисс Бранфорд, Терра, вот ты о ком! Шер всё ещё смотрит на него пытливо. «Хорошо, конечно, — будто бы говорит она. — Но почему она была рядом с тобой?». Дедушка рассмеялся – правда, как-то неловко. — На ней лежат большие надежды, как и на тебе, — продолжил он, убирая в сторону свои бумаги. — Император... нашёл её на востоке сироткой. Она была рождена с даром магии. — А… а я? — вопросительно произнесла Селес. — Я тоже. Чем эта Терра такая особенная? Дедушка встаёт из-за стола, выходит, садится на софу – всё под пристальным взглядом девочки. — Магия в нашем мире сама по себе – особенность, Селес, — он кряхтит наклоняясь и вновь выпрямляясь. — потому Империя обеими руками хватается за любой шанс изучить это явление и использовать его… — его губы вдруг вопросительно поджались, будто он удивился сам себе. — Ах, прости. Не слишком удачные слова я выбрал. «Всё равно не поняла, что тут неправильного», — заключила для себя Селес. — Вы обе – особенные. Однако у Терры есть кое-что, в чём заинтересован сам Император. К сожалению, я не знаю даже, как объяснить это тебе… — Ну и ладно, — Селес отвернулась, правда, ненадолго. — …Император желал бы, чтобы вы представились друг другу. — Че… чего?! Вот это уже нечто! Какое Шер дело до этой… Терры? — Я её не знаю вообще, может, она противная, — Селес смотрит в сторону, закатывает глаза. — Или скучная. — Ты стесняешься, Селес — улыбнулся Маркес. — Нет ничего плохого в знакомстве. Вы может, и не подружитесь, но надо хотя бы поздороваться. Девочка не отвечает, продолжает глядеть куда-то мимо дедушки. — Ты не думай, что она умеет колдовать, — продолжает Сид. — Или что вы будете соревноваться, кто лучше. Представь такую же девочку, как ты. Разве тебе не будет веселее с подругой? Сердитое выражение лица Селес смягчается – пусть она и пытается спрятать это, хмурясь усиленно. Дедушка прав, конечно. Ту, другую волшебницу она вообще не знает – и видела её единожды; откуда ей знать, плохая эта Терра или хорошая, грубая или тихая. Но многое в этой идее о знакомстве беспокоило её всё равно, даже незначительные вещи. Например… — Почему у неё волосы зелёные? — Встретишься и спросишь, — наставительно произнёс Сид, улыбнувшись слабо и тепло. — А что такого будет, если мы подружимся? — Ну, — Сид смотрит в окно над креслом за своим рабочим столом, где видна только слоистая серость, — ни одной из вас точно не будет скучно. И… лучше бы вам действительно дружить. Селес смотрит под ноги, лицо – всплеск озадаченности. Что-то… не нравится ей. Ну, что ж… Придётся пообщаться. Сид ведёт её куда-то. Он всё говорит, фантазирует вслух о том, какими хорошими подругами будут девочки, пускай они ''немного'' не похожи. Терра – молчаливый ребёнок, продолжает вещать он, очень стеснительная, особенно при чужих людях. Так что стоит подождать немного, прежде чем спросить про её волосы. «Наверное, ей тоже знакомиться не очень хочется», — Селес безучастно пожимает в ответ на слова дедушки. К чему устраивать целый ужин в их честь? Глупость какая. И Терра эта переполошится небось, ещё больше бояться будет со всеми этими церемониями. Стол в небольшой зале – приватной столовой Его Величества – удивил Селес скромным своим убранством. Помещение было едва освещено, темноту разгоняли только свечи на самом столе. И за ним уже кто-то сидел – включая ещё одну из виновниц торжества. Селес узнала генерала Кристофа и самого Императора. «Что, это так важно?» — А вы не торо́питесь, — заметил один из ждавших, чуть склонив голову. Терра, рядом сидящая, зачем-то наклоняется в ту же сторону, вытаращившись на Селес. «У неё красивые глаза», — девочка неожиданно для себя первая отводит взгляд. Как и у волос, у них необычный цвет – тёмно-лиловый, полный какого-то света, идущего изнутри. Завораживают – мягким, нежным мерцанием, похожим на кружащийся шторм внутри снежного шара или светляков в банке. — Виноват, — Сид слабо улыбнулся под своими рыжеватыми усами. — Но, думаю, мы вас долго ждать не заставили. — Едва ли, — Император пытается поудобнее усесться за столом, шуршит грузными одеждами. — Вы давайте, садитесь… Некоторое время все молчат, смотря друг на друга: поначалу кажется, что здесь спокойно, но скоро Селес начинает чувствовать кое-что. Какое-то… напряжение, что ли. Неловкость, которая неравномерно растеклась по комнате. Она собирается вокруг Терры – как-то зажавшейся, неудобно съежившейся; её переливающиеся отражённым и внутренним светом глазищи то и дело обегают собравшихся. То и дело Терра чуть наклоняет голову, слегка прислоняется к человеку по соседству. Ой, думает Селес, я часто видела его с дедушкой, глядя на белые одежды, часто встречавшиеся под землёй, в холодных камерах или ржаво-рыжих коридорах; на сидевшем они, правда, немного отличались. Глаза непонятного цвета – то ли голубого, то ли зелёного – посверкивают рыжиной отражавшихся огоньков; под ними лежат резкие тени. В этих глазах стояла какая-то безучастная скука; Селес он поэтому не очень понравился. Она отвернулась. В противоположность беспокойной девочке, Его Величество во главе стола излучал чувство твердое, светлое, постоянное. Он смотрел на гостей как-то покровительственно, сверху вниз, лениво очерчивая своим взором овал, проходил глазами круг стола, по ним. Так, он встретился с Селес. Ой, подумала девочка сначала, но глаз своих не отвела. Император усмехнулся под бородой неслышно, веки опустил. Ну, ничего страшного. Генерал Кристоф сидит подле него, отражающий неловкость по другую сторону стола. Он расположился на стуле, чуть отклонившись назад, сложив руки в замок на скатерти. Он хмурился, уголки губ его едва заметно ходили вверх-вниз. Наверное, подумала Селес, непривычно сидеть подле правителя. Она слышала, что Лео – он разрешил ей так его называть ¬– совсем недавно был возведён в этот высокий чин; а ещё девочка никогда не видала его в подземелье… — Что ж, — Император опять шелестит тканями, чуть поднимает подбородок – будто бы до этого он ещё не внушал окружающим чувства своего превосходства. — Довольно нам так сидеть. Весь вечер Селес не могла сбросить с себя чувство неуютности, которым она, видно, быстро заразилась от Терры. Девочка украдкой да тащила потихоньку со стола всякое – сыр, нарезанные фрукты. Речь Императора, бархатная, текучая, её убаюкивала. Наверное, он говорил что-то о чьей-то важности… каких-то там ценных кадрах… о будущем, конечно же, и о… Звякнули края полных вина бокалов, и Селес проснулась, чуть не вскинувшись резко. Хорошо, что вспомнила, где находится… лучше так при Императоре не делать. Терра, судя по всему, всё ещё была сконфужена и даже напугана, не моргая глядела на каждого взрослого, медленно переводя глаза с одной фигуры на другую. Нет, из этого ничего не получится, точно… …Может, за окном и снег, но в дедушкиной оранжерее – вечное лето: ласковое, пёстрое, тихое. Селес сидит на скамейке, поджав коленки, с альбомом на них – пытается рисовать. Слышится журчание фонтана неподалёку, большущая, пышная оранжевая роза заглядывает через её плечо, словно смотрит за карандашом, бережно наносимыми на квадрат белизны серебристыми линиями и штрихами. Нельзя портить бумагу – с душой проезжаться по ней ярким стержнем, сеять грязные каракули. Сперва графит должен показать путь; потом за ним, по побледневшему полустертому следу, пойдёт всё остальное. — Привет, — шепчет вдруг роза; вздрогнув, Селес оглядывается. Никого, нигде… а! Девочка вдруг сталкивается с двумя большими фиалковыми глазищами, глядевшими из-за зарослей. Терра слабо вскрикивает в ответ и подаётся назад: правда, слишком резко. Слышится шум, стук. — Эй! — поворачиваясь на коленках, Шер раздвигает колючие кусты, смотрит через них. Зеленоволосая распласталась по земле, кудри распущенных волос разметало по лицу; на ногах, руках, лице – маленькие царапины. Её коралловое, местами выбеленные платьице теперь запачкано со спины. Немного помедлив, Селес спрашивает, уже тише: — Ты там как? Живая? Терра молчит, неуклюже приподнимается; едва она оглядывается и видит собственное платье, лицо её обретает тревожное выражение. — Да что платье! — восклицает Шер, прыгая к ней; ветви слегка цапнули кожу. Протягивает руку, пошатнувшись, как только другая девочка берётся за неё. Встав, Терра всё пытается заглянуть себе за спину, чтобы получше рассмотреть грязь, которая могла там быть. — Дай помогу. Неуверенно, робко, Терра всё же позволяет Селес подобраться к её наряду. — Ничего страшного, — где-то отряхивая, где-то легко поддевая комочки земли, Селес убирает грязь. — Даже хорошо. Она отступает, оглядывая гостью с ног до головы. «Это она сама пришла, или кто-то ей сказал?» — Прости, — тихо пискнула Терра, рассматривая подол, похожий на розовое небо в облаках, поправляя золотистый поясок с вплетенными в него лиловыми и зелёными нитками. С пальцев слетают зеленоватые искорки, падают на царапины. — Мне стало интересно, что ты рисуешь. А… ага. — Я тут люблю гулять, — продолжает девочка, будто оправдываясь. — Иногда я играю и говорю с цветами, — зардевшись, добавляет она. Селес не знает, что сказать. — С… а с какими? — потерянно спрашивает она, вылезая из кустов спиной вперёд и показывая Терре, чтобы та шла за ней. — Ну, — девочка выходит на тропинку оранжереи вслед за Селес, осматривается, согнувшись. — Я люблю розы недалеко отсюда. Они такие бледные, маленькие и не очень пышные… почти закрытые. — Ой, я знаю, — голос Селес звучит почти гордо. — Их дедушка вывел, как и многие сорта здесь. Он их в честь меня назвал. Светляковые Террины глаза в удивлении засияли ещё сильнее. — Правда? Твой дедушка… — громче говорит она и тут же «опадает». — Значит, они как ты. И говорят по-другому… не так, как я думаю. — А как ты думаешь? — Селес снова уселась на садовой скамье, подвинулась, приглашая. — Ну, так, как выглядят, — Терра пристраивается рядом. — Тихо, как роса. — Как… роса? — …По-маленькому, значит. У них слова похожи на капельки, — с готовностью отвечает Терра, но вдруг машет руками. —Но это просто игра! Это понарошку… Селес смотрит вниз, на белый путь под ногами. Интересно… интересная игра. Может, ей самой стоило бы попробовать поговорить с цветами, тоже понарошку. Некоторое время они сидят в тишине. — Но бывает, когда вещи говорят сами, — внезапно добавляет зеленоволосая, сразу обращая внимание Шер на себя. «Ой-ё… приплыли». Интересно, про что она?.. Терра повернулась к Селес; встретив недоуменный взгляд, она смутилась, но начала объяснять: — Иногда я хожу в центр, где машины и всякие штуки продолговатые. В этих штуках кто-то есть. Они разговаривают. — А… — если честно, Селес стало легче от этого объяснения. — Это эсперы. Дедушка их изучает. Я слышала какие-то звуки, когда была там… Но не понимала, чего они хотят. — Наверное, им не нравится, что их изучают. Они грустные или злые. Иногда я слышу чётко… один раз меня позвали. Представляешь, — Террино лицо обрело какое-то пустоватое, светлое, заклинательное выражение, — Они уже знают, как меня зовут. «Да… хорошо, наверное». Разве это что-то значит? Например, если Терра слышит этих… существ… может, она сильнее? Или… — Но они говорят только там. Может быть, когда я вырасту, я буду слышать больше… — как-то грустно говорит девочка в платьице. — Да ну, — пожимает плечами Шер. — Это вряд ли. Дальше уже глупость. — Нет, — возражает Терра. — Так бывает. Кефка слышал их, во Дворце, в городе. Они у него в голове… — уже шепчет она. — Дурак твой Кефка. — Не говори так, — осуждающе отвечает девочка. … — Хотела бы я петь… — Ну, если слух есть, то и петь будешь. Девочки перевернули несколько страниц альбома Селес, покрыв их яркими рисунками. Небо успело потускнеть, в оранжерее потихоньку начали загораться огоньки. Терра зажгла собственный, в руках. Всё это время они ходили вокруг, рисовали, болтали – разговор всё тёк и тёк, нельзя было сказать, где кончалась одна тема и начиналась другая. Сейчас речь зашла о пении. — Не только… не получается громко у меня, и страшно как-то. — А ты покажи. — Мне петь, что ли? — А что случится? Помедлив ещё, Терра всё же тихонько прочищает горло и начинает петь. Её чистый нежный голосок, как раз похожий на росу, как у роз – воображаемый, дрожит, как слабый ветерок. Какая-то чужая песня, не городская – про девицу и водяную мельницу. — …Мне её тоже пели, когда я совсем малюсенькая была. Но уже здесь, — закончив петь, отвечает Терра на неозвученный вопрос. — А теперь ты пой. — Я?! — А кто ещё?.. «Она была слишком добра». Жертвенна даже. Кто-то научил её этому, или же такие черты пришли к ней сами? Вдобавок, они всё больше проявлялись в девушке с годами; вместе с этим она отдалялась от Селес. Её тянуло в другую сторону; всё, что Селес могла – бесплодно и бесполезно волноваться. «Чувствовала ли она что-то в тот момент?» Жалела ли? Боялась? Осознавала ли, что её доверие или сочувствие в чужих глазах в итоге ничего не значили? «Ну, или значили, просто… — девушка скривила губы в неприязни. — Чёрт разберёт. В итоге проиграла только Терра». — Можно ещё кусочек? Бранфорд забирает две тарелочки с треугольными кусками какого-то торта с праздничного стола; вроде бы, шоколадного. Никто не отвечает – конечно, можно. Дворец шумит, жужжит, как осиное гнездо, и стоит ей отойти от стола хоть на шаг, как она сразу скроется из виду. Империя вступает в новый год. Всего пара часов остаётся до того, как внутренности Дворца сотрясёт немыслимый шум, и каждый дом в Векторе выплюнет из себя разгоряченных и радостных людей. Следующим утром страну встретит мёртвая тишина, которая лишь спустя несколько томительных часов начнёт тихонько наполняться робкими звуками пробуждающегося народа, готовящегося вновь приступить к работе со следующей зари. В уходящем году две волшебницы Вектора встретили своё пятнадцатилетие – первый смелый шаг к взрослению. Правда, случилось это как-то по-отдельности, тихо; лишь вечер за праздничным столом у Селес вместе с Сидом дал повод для объединения. — Я пойду… — девушка вытягивает шею, оглядываясь и пытаясь понять, как ей пройти сквозь толпу. Затем, видимо, найдя лазейку, она ускользает. Почти все, кто сидел за столом, не обратили внимания. Только Его Величество, всё наблюдавший за Террой покровительственно, глянул из-под кустистых бровей в ту сторону, куда она улизнула. Конечно, Селес знала, что Терра никогда не была любительницей шума и больших скоплений людей: стоило кому-либо завидеть её, как все начинали пялиться, молча, как на некий движущийся экспонат. Раздражаться из-за чужого желания уйти от такого внимания было бы смешно. Но одновременно с этим фактом ей было прекрасно известно, где она может прятаться. Укромных мест для Терры было и так немного; а стоит взять во внимание взятые порции десерта, круг вариантов сужался до одного-единственного. «Плохо». Правильно ли будет пойти за ней? Не хотелось бы так показывать свои опасения… «Выскажет мне, если ещё способна, и будет права». Но оставлять старую подругу одну хотелось ещё меньше. Селес складывает столовые приборы на тарелке, опускает взгляд, ссутулившись: назойливый шум пришёлся как нельзя кстати, утомляя гораздо сильнее. Совсем немного времени проходит перед тем, как Сид, сидящий рядом, обеспокоенно спрашивает, в чём дело. «Шумно очень, — отзывается девушка, — я пойду». Ответ – пожатие плечами. Селес неторопливо поднялась и отправилась прочь, в совершенно другом направлении от Терры. Пока что, конечно же. Надеясь, что не потеряла «дорогу» в толкотне, Селес резко поворачивает в сторону и идёт туда, где исчезла другая девушка. В левом крыле Дворца стоит кисельная тишь, едва волнуемая далёкой радостной суетой. Пахнет гарью. На время здесь отключили электричество, так что для случайного гостя здесь было кошмарно темно, а для Селес – сумрачно. И ходить из-за этого хочется… незаметнее. В этом отрезке коридора – ни души. Девушка крадётся опасливо. «Быстро же она добралась…» Да, да, Терра была не единственной, кому не нравились шумные увеселения, столпотворения на празднествах. «Видно, даже этой демонстрации иногда претят чужие взоры». Пускай случайная мысль, первой проскользнувшая при неприятном знакомстве, не будет никого смущать: праздники и Кефка были вещами несовместимыми. Он мог сиять ярче путеводной звезды на фоне любой беды (которую, скорее всего, учинял сам), но стоило очередному календарному листку радостно заалеть, как он становился мрачнее тучи. Задолго до того, как веселящийся люд высыпал под небо из-под крыш, как начинали звучать первые звуки счастливых песен, он либо уползал в своё логово, не показываясь до конца дня, либо делал то же самое, но закатывая в начале какую-нибудь уродливую сцену – как сегодня, например: сорвавшись на очередное поздравление за дверями его комнат, он пулей вылетел наружу в одном ночном, найдя виновников, оскорбил всю их родню до седьмого колена и чуть не сломал челюсть одному из них, плюнул в кружку с кофе проходящего мимо генерала Кристофа, пожелал ему скорейшей смерти, после чего поджёг украшения, обильно украшавшие стены коридора и ретировался к себе. Единственной допускавшейся в это самое логово живой душой была Терра. Само собой, туда она и отправилась сейчас – подальше от злых языков и всевидящих глаз, но обязательно к кому-то – тому, кто, по возможному мнению Бранфорд, мог бы разделить с ней очередной неприятный вечер. Селес часто – если не всегда – удивлялась (возмущалась!) тому, что Терра вообще находит время и силы на поддержание таких «отношений». Ведь стоит сойтись звёздам не так, случиться хоть одной малейшей неприятности – и в неё летит каждый подвернувшийся под руку острый предмет, а порой и ледяные лезвия, если уж вредоносных физических объектов не оказывалось рядом. Когда же ему было нехорошо, она была первой, кто стремился оказать любую помощь. Это… Как бы Селес не любила другую колдунью, её выворачивало от подобного. «Лёд тает от огненного прикосновения, а сталь меня так и не ранила, — невозмутимо ответствовала Терра на закономерные вопросы, пока ледяная волшебница чувствовала, как у неё теплеет кровь и встают дыбом волосы. — Хотя я пару раз замешкалась и была приколота к стене за подол». Далее – немая сцена. «Как ты не понимаешь, Селес? — в другой раз взволнованно вопрошает Терра, сжимая кулаки. — Он же тоже человек… Вдобавок, так было не всегда, ты же знаешь». «Не всегда»… Нет, Селес не могла на это ничего ответить, во всяком случае прилично – так, как ей полагается. «Да, но… она же просто оправдывает его!» Сейчас девушка знает, что следовало тогда сказать. Возможно, Терра не сумела бы найти слов; но поезд уже ушёл. Подходя с замирающим сердцем к двери, которой все сторонились как огня, Селес слышит едва различимые, неразборчивые тихие голоса. Всё её существо обращается в слух. — Скажи мне, со… …нравился ли… …в этом году? — Да-да… …спасибо, я… Ничего не слышно. Селес прижимается к двери, но это также не помогает: в ухе только больше стучит, шумит, шуршит, заглушая звуки там, на другой стороне. …Добрая душа, мурлычет насмешливо обычно пронзительный, скрипучий голос, ты всегда можешь забиться в другую нору, спрятаться в ином месте. Что тебя тут держит – что это, если не наивность, слепота, одержимость летящей на свет мошки? Всё стихает, за дверью сгущается тишина. Селес припадает ещё отчаяннее к ней; страшно, что она вот-вот да скрипнет в безмолвном пустом коридоре… — Я долго думал, чем могу отблагодарить тебя. — Право, зачем… — Ни слова больше, моя дорогая Серветта. Эта интонация была незнакомой – по крайней мере, для Селес. Вкрадчивая, мурчащая, не от мира сего. Она была намного тревожнее, намного страшнее самых громких воплей или самого грозного рёва. — В следующий раз, — спустя какое-то время этот голос снова ''пробуждается'', — тебя будет ждать поистине прекрасный подарок. Спасибо за десерт… Конечно, она не могла судить: в свой адрес девушка получала либо издёвки, звучавшие на все лады, либо нескрываемую злобу, что было... пугающе для ребёнка. Может, Селес никогда не знала… «Да это он сделал!! А Его Величество небось сказал что-то вроде – ай, ладно, давай, интересно будет!» …Если Его Величество сам этого не захотел: представить такое было не сложно. Если он опасался сил девушки или как минимум хотел держать их в узде, эти меры не были бы в его глазах чем-то ''излишним'', уж тем более ''жестоким'', ''аморальным'', или каким-нибудь ещё – ему безразличным. Все эти подарки, увивания вокруг, болезненная опека, светлое и тяжёлое время, о чём там ещё говорила Терра, то ли оправдываясь виновато, то ли отчаянно пытаясь защитить свой каждодневно рушащийся мир – ложь, грязь, пылевая завеса, засорившая другой девушке глаза. В конце концов, та запуталась в лживой паутине, как жалкая, беспомощная бабочка. «Она ни в чём не виновата». Селес резко вскидывает руку, в глаза на миг ударил свет, и с хрустом снежный узор расходится кругом по потолку. Лицо девушки скривилось в какой-то измученной гримасе. «Гадко». Гадко, гадко! Голос в голове скандирует это слово на все лады, повторяет, будто молитву. Эти мерзости – эти кошмары – опутывают всю жизнь, проведённую здесь; ни дня без них, ни часа. Даже вечера, ночи отравлены бесконечными думами, объяснениями и оправданиями произошедшего и происходящего! «Но как же?..» …Фотографии. Старые праздники. Как же… Снова крапнула, блеснула роса воспоминаний. Да, да! Как же всё это, всё давно ушедшее, растворившееся, забытое легко или усилием? То, что, как раньше казалось, сумело заменить… Селес усмехается. Как много она не видела, не понимала. Тогда жизнь в узком кругу, «объединённом» исключи́тельностью, напоминала ей из всех вещей внешнего мира семью. Жалкую, но близкую в прошлом: это, наверное, единственное, что имеет значение для памяти. Несправедливо. В конце концов всё оказалось фантазией – глупой иллюзией. Никто в этом не нуждался… Всё – обман. «Если и так… мы того не знали. Мы не могли видеть будущее или понимать детали настоящего». Сначала. Затем, когда Селес и её подруга оказались способны прислушиваться, приглядываться, как непонятные и неприятные вещи показали себя. Но едва Шер приступила к своей подготовке в качестве ещё одного идеального орудия Империи, она предпочла задвинуть все замеченные ею «несостыковки» на второй план, постепенно забыв. Но когда ты отводишь от предмета взгляд, он не пропадает. Он будет «ждать», пока ты вновь не обратишь на него внимание. Нет, нет, Шер не должна оправдывать себя. Забыть, отвернуться – не значит не знать. Она-то всё видела, пускай не зная до конца детали. В отличие от Терры , за которую девушка ручаться не могла, Селес, как и Кристоф, как и Палаццо, как и сам Император Гешталь, и даже как Дель Норте Маркес, несла ответственность за ужас, который Империя несла миру.