Волк, лиса и заяц.

Ветер скреб костистыми пальцами по стенам старой башни, вылизывал шершавым языком изъеденные камни и заглядывал в провалы окон-бойниц. На двух верхних ярусах, в окнах мерцали отблески света — башня была обитаема. Давно уже накрапывавший дождь набрал силу и, поддерживаемый ветром, забрался внутрь строения, через дыры в кое-как сбитой деревянной кровле, накрывавшей верхний ярус. Просочившаяся внутрь вода, сначала неуверенно, а затем в полную силу прошлась десятком ледяных пальцев по плечам и спине молодого светловолосого мужчины, прикованного к стене. Изгой судорожно вздохнул и повел головой, пытаясь стряхнуть остатки опутывающего беспамятства. Вместе с сознанием, вернулись ощущения и тело вмиг отозвалось на холодную воду, струящуюся по телу, крупной дрожью. Одежды на теле не было — она неопрятным комком валялась на полу, на расстоянии пары шагов. Болела голова, болели руки, заведенные вверх и притянутые к стене железными кандалами. Кроме него, в круглой, темной комнате, никого не было. Пара факелов на стенах, давала больше теней и дыма, чем света. У противоположной стены, там, где крыша была еще цела и не протекала, стоял грязный стол, заляпанный неопрятными потеками бурого цвета. Сваленные на него предметы, в полумраке было не разглядеть, но парень и так знал, что там лежит — связки трав, грибы и многие другие ингредиенты. В стене, недалеко от стола, был виден темный проем, ведущий на винтовую лестницу. Прошло несколько десятков минут. Стук дождя затих и по коже перестала течь вода, но ветер все еще басовито гудел снаружи и в его гуле, пленник услышал шаркающие, скрежещущие шаги, приближающиеся по лестнице снизу. В проеме показалась темная, скрюченная, нелепая фигура. Царапая пол когтистыми птичьими лапами, в комнату вошла ворожея. У нее, как и у всех этих полуптиц, была морщинистая, землистая кожа, хитрые, блестящие черными бусинами глаза и крючковатый нос. Плечи и руки ведьмы местами поросли черными встрепанными перьями, а когтям на руках мог позавидовать любой саблезубый кот. — Ингра... Ингра, что происходит? Что ты делаешь, пожалуйста... — в горле мужчины пересохло и слова вылетали хриплым карканьем. Полуженщина молча подковыляла ближе и когтистой рукой-лапой взяла изгоя за лицо. —Ты же отпустишь меня? Пожалуйста, ты все не так поняла, я не хотел. — Ахха ха! — визгливый смех ведуньи летучей мышью заметался по комнате. — Мальчишка не хотел. Он не хоте-ел брать камень Ингры, камень сам прыгнул ему в карман. Наказать нужно камень. Нехоро-оший камень. Хаах ха. Наигранная веселость исчезла с лица ворожеи без всякого следа и сейчас она с яростью впилась в его лицо злым взглядом. Острые черные когти скользнули по щекам, слегка царапая кожу и ворожея отошла к столу. — Эрнард, ты что же, думал Ингра настолько постарела и поглупела, что не заметит твоего присутствия в ее башне и пропажи камня? — Ингра, прости меня, я не должен был... — Не должен! Именно, не должен! — голос ворожеи перешел в вопль. — Щенок, я помню тебя еще с тех пор, когда ты не умел ходить, а только ползал и агукал, играя с костями в этой самой башне. Твоя мать оставляла тебя под моим присмотром и я терпела, когда ты вцеплялся в мои перья, когда разбивал склянки с зельями и перемешивал собранные травы. И ты посмел пытаться обокрасть меня? — полуптица, разъяренно крича, копошилась в мешанине ингредиентов на столе. Она вытаскивала то одно, то другое и откладывала в сторону. Вопли оскорбленной Ингры перешли в злобное шипение: — Ты пожалеешшь щщенок. Пожалеешшь, что обидел старую Ингру. Ворожея сгребла когтистыми руками отобранные травы и вещества и пошаркала к лестнице. — Я же не хотел, прости меня, бабушка, — прошептал Эрнард. Ингра на секунду замерла, но не обернулась и ничего не ответила. Ее сгорбленная фигура растворилась в темноте арки, а потом затихло и шуршание шагов. Хотя изгой и не верил всерьез, что старая ведунья причинит ему вред, но он никогда еще не видел ворожею в такой ярости и сейчас его начал охватывать страх. Затрещав и выбросив сноп искр, погас один из факелов. В разом сгустившейся тьме, Эрнард услышал голос Ингры, донесшийся с яруса ниже. Ворожея нараспев завыла какое-то заклятье. Страх, пустивший корни в мыслях, запульсировал в такт речитативу и тонкими жгутиками оплел разум, грозя перерасти в панику. Минуты тянулись вязко, как смола. Ворожея все голосила, за стенами ей подпевал незатихающий ночной ветер. Время шло, изгой уже устал бояться и его страх исчез, оставив в голове шершавую пустоту, когда послышались шаги возвращающейся полуптицы. Ворожея вошла и поставила на край стола несколько предметов, которые принесла с собой: тут была потрескавшаяся плошка, заполненная чем-то красным, чаша с дымящейся темной жидкостью и непонятный ремешок. Обмакнув пальцы в плошку, Ингра приблизилась и, измазанными в красном пальцами, принялась рисовать на груди мужчины повторяющийся узор, одновременно бубня что-то себе под нос. — Что ты делае... — изгой попытался задать вопрос, но ворожея одним жестом левой руки замкнула ему рот заклятьем, прошипев: — Молчшши. Закончив узор, она опять взмахнула рукой. Кандалы на руках изгоя разомкнулись и он, не удержавшись на ногах упал, больно ударившись коленями о каменный пол. Растирая затекшие руки, Эрнард молча наблюдал, как Ингра прошла к столу, взяла с него чашу с варевом и ремешок и, подойдя обратно, протянула питье ему. — Пей! Эрнард попытался поймать взгляд Ингры - темные глаза ворожеи смотрели безжалостно, но если бы она хотела его убить, то просто разорвала бы на части. Приняв непослушными руками посудину, изгой еще раз попытался что-то сказать и с губ по-прежнему не сорвалось ни звука. Сопротивляться было бессмысленно, да и пить хотелось страшно и Эрнард в три глотка осушил чашу. Отвар пах травами, в горьковатом вкусе можно было различить терпкие ягоды можжевельника, вяжущие ноты языка дракона и отголосок горноцвета. Изгой поставил опустевшую чашу на пол и почувствовал, что неожиданно отяжелевшие веки смыкаются сами по себе, а сам он, соскальзывает в неумолимый, как глаза ворожеи, сон. — Все-таки отравила... — мысль лениво проплыла в голове и погасла. Последнее, что он почувствовал, перед тем, как окончательно провалился в темноту, были холодные сухие пальцы Ингры, копошащиеся у его шеи и задевающие кожу острыми когтями. —Вот так, — скрипуче произнесла ворожея, наблюдая, как мужское тело, лежащее у ее птичьих лап, трансформируется. Вытягивались и сжимались мышцы и кости, перемещались суставы, гладкая кожа покрывалась мехом. Через несколько минут преобразование было завершено и вместо человека, на полу лежал крупный волк. На шее волка, сквозь песочного цвета мех, виднелся потертый ремешок-ошейник, с серебряной пряжкой в виде волчьей головы. Нагнувшись к волку, полуптица поправила ошейник, подогнав его обхват к изменившейся шее и еще раз проскрежетала: — Вот так... Оставив спящего волка, который после выпитого зелья должен был проснуться не раньше полудня, Ингра спустилась на ярус ниже. Тут, в середине башни, было довольно тепло и сухо, влага с нижних ярусов не добиралась сюда, и не заливал дождь через дыры в крыше, как это бывало на верхнем. Здесь у ворожеи было устроено самое настоящее гнездо — тонкие ветки, сваленные в кучу посреди комнаты, перемежались соломой и обрывками тряпок и шкур. Все это украшали вразнобой торчащие темные перья и кое-где видневшиеся кости. У стен стояло несколько шкафов, полки которых заполняли книги, пузырьки, колбы, банки с зельями и ингредиентами. Черепа различных существ — животных, людей и меров. Камни душ, кипы записей и свитков. У стены, напротив шкафов, стоял небольшой стол с алхимическим оборудованием и был устроен очаг, над которым висел старинный, покрытый царапинами и патиной медный котел. Пошарив по полкам одного из шкафов, Ингра выудила из-за рядов зелий и ядов початую бутылку самого обыкновенного «Алто» и откупорив ее, хорошенько приложилась. Удовлетворенно вздохнув, ворожея отправилась отдыхать в свое гнездо, прихватив с собой бутылку с остатками вина. Гнев на глупого мальчишку постепенно отпускал ее. — А не переборщила ли я? Семь лет — все же долгий срок... Сдался мне этот камень, похвастался бы перед девкой своей, да вернул. И не вернул бы, не беда. А ведь, если за это время я умру, парень так и останется волком, — бормотала старуха, поудобнее устраиваясь в ворохе изодранных шкур, — а, даэдра с ним, что сделано, то сделано, может все еще как-нибудь устаканится. Взглянув на бутылку, Ингра задумчиво поболтала ей и добавила, — или убутылится, — и, отхлебнув еще пару глотков вина, ворожея прикрыла глаза и уснула, так и не выпустив из лап бутылку.