Леви Ненавидит Детей

Леви ненавидит детей. Он осознал это давным-давно, ещё когда сам был ребенком. Дети - это сопли, крики и грязь, они всегда требуют времени и внимания. На операционном столе перед Леви лежит девочка, тихо и неподвижно. Его внимание безраздельно сосредоточено на ней. Леви терпеть не может детей. Он злится всякий раз, когда дети попадают под скальпель. Дрогни его рука - и хрупкое маленькое тельце будет уже не спасти. Он ненавидит, когда в его пальцах колотится чьё-то крошечное сердце. Со взрослыми пациентами всё по-другому. С ними работается проще. Бесконечные бабушки и дедушки, отцы и матери, братья и сестры; встревоженные родственники, караулящие под дверями операционной. За больничными стенами их ждут близкие, друзья и нормальная жизнь. Но для новорожденной девочки на операционном столе всё решается здесь и сейчас. Ответственность за её жизнь целиком лежит на нём. От него зависит, случится ли эта жизнь вообще. Леви ненавидит детей. Ненавидит всей душой, до боли в груди. И, что хуже всего, Леви пошёл на это добровольно. Его угораздило попасть именно в детскую хирургию; знай он заранее, во что ввязывается - отказался бы сразу. Но жизнь сделала этот выбор за него. Разве он мог отказаться от дежурства в те выходные, когда единственный другой хирург был в отпуске? Разве он мог предвидеть, что в реанимацию привезут новорождённых двойняшек, непонятно как выживших в автокатастрофе? Что он окажется единственным во всей больнице человеком с нужной квалификацией? Разве у него, единственного хирурга на мили вокруг, был выбор? Хотя... знай он заранее, что его безосновательно окрестят «одним из лучших детских хирургов во всём штате», он бы вообще никогда не пошёл в медицину. - Я - хирург, а не педиатр, - упрямо твердил он. Но на скорой помощи привозили всё новых детей. А Леви продолжал безукоризненно оперировать. Он ненавидит мелких пиздюков, всех без исключения. Крошечной девочке на операционном столе чуть больше месяца, налицо недовес. Всё стандартно: встречка, лобовое столкновение. На середине операции Леви выпрямляется и пытается размять безбожно затекшие плечи. Медсестра подносит бутылку с водой, он ловит соломинку губами и пьёт. - Какой прогноз по матери? - машинально спрашивает он. Медсестра печально сводит брови в ответ. Леви понимает её без слов. Операция идёт своим чередом. Он ненавидит детей. Но девочка на столе будет жить, во что бы то ни стало. *** Операция проходит успешно. На следующее утро он наконец находит время, чтобы заполнить необходимые бумажки. Девочку зовут Изабель. «Недовес», - пишет он в медкарте. У Изабель смуглое личико и ярко-голубые глаза. Он проводит осмотр на третий день после операции, а Изабель моргает и бессмысленно глядит на него своими большими глазами лазурного цвета. «Почти как у Эрвина», - рассеянно думает он. Впрочем, у многих новорожденных глаза поначалу голубые. Может, ещё потемнеют. Станут зелёными. Или карими, в тон коже. *** На следующее утро он приходит проведать её снова. - Что-то вы к нам зачастили, доктор Аккерман, - добродушно шутит Петра. Она проводит большую часть времени в реанимации - то во взрослом, то в детском отделении, но Леви догадывается, что ей нравится работать именно с детьми. - Я её лечащий врач, - оправдывается он. Петра чересчур пристально смотрит на него в ответ. Леви хмурится и листает медкарту. - Родственники остались у девочки? - бормочет он, мимоходом проводя осмотр. - Только отец, - с сожалением в голове отвечает Петра. - И где он? - спрашивает Леви. По его опыту, в такой ситуации заботливые родители обычно не отходят от ребёнка ни на шаг. Но с отцом Изабель он пока ещё не встречался. - Ему... Очень тяжело. Такая потеря... - Петра с трудом находит слова. Леви внимательно смотрит ей в глаза. - Он ещё не приходил, - признаётся она в итоге. Изабель спит беспокойно и неглубоко, она вздыхает, вертится и сжимает кулачки. Леви мрачнеет и снова заглядывает в её медкарту. В какой-то момент Изабель начинает отчётливо хныкать, и Леви, сам от себя того не ожидая, тут же склоняется над кроваткой. Она открывает глаза, смотрит на него и начинает плакать уже по-настоящему. Решительность и готовность действовать без промедления - вот два качества хорошего хирурга. У него было и то, и другое, так что со специализацией он определился сразу, ещё когда он тренировался накладывать швы, а преподаватель одобрительно хмыкал и качал головой: «Хорошо шьёте, Аккерман, уверенно. О хирургии не задумывались?». Вот и теперь, он без тени сомнения подхватывает малышку на руки, потому что всем грудничкам необходим физический контакт, даже когда они болеют, особенно когда они болеют. Он медленно укачивает её в руках, а потом ловит на себе очень и очень странный взгляд Петры. Малышка потихоньку успокаивается. Леви торопливо передаёт её одной из медсестёр и уходит. *** Уже дома, вечером, Эрвин спрашивает, всё ли у него в порядке. А он, признаться, не знает, что и сказать. Эрвина, понятное дело, такой ответ не устраивает, и Леви приходится объяснять по-человечески: - Помнишь, я рассказывал тебе про девочку на прошлой неделе? Лобовое столкновение, мать погибла сразу. - Что-то помню. - Её зовут Изабель. Эрвин смотрит вопросительно, едва заметно улыбаясь. Леви чувствует себя совершенно по-идиотски и краснеет. - Месяц от роду. Осталась без матери. А отец в трауре, - бормочет он. - В трауре? - Ага. Страдает. Петра сказала, что он ещё ни разу не приходил, - объясняет Леви. А потом всё-таки не сдерживается. - Мудак ебаный. - Ну, у человека большое горе, мало ли, - пожимает плечами Эрвин. Леви нервно фыркает. - Ага, как же. Это же, блять, грудничок. Она... ей нужна забота, понимаешь, забота и родительская любовь. Ей месяц от силы, там ничего, блять, не сформировано ещё, таких маленьких детей нельзя оставлять надолго одних. Да, есть медперсонал, да, их учат правильно обращаться с новорождёнными, но это всё равно не то, понимаешь, этого не достаточно... - сумбурный поток слов вдруг подходит к концу, и он коротко выдыхает. - Эгоист ебаный, а не отец. Горе у него, видишь ли, охуеть теперь, а за дочерью кто будет ухаживать? - ...А я думал, что ты не любишь детей, - улыбается Эрвин. - Не люблю. Но это, блять, не значит, что их можно вот так бросать на произвол судьбы. - Слушай, объявится этот ваш блудный отец, вот увидишь, рано или поздно... - Поэтому я и не хочу заводить своих детей, - вдруг признаётся Леви. - С детьми слишком легко проебаться, и хер потом что исправишь. - Да ладно. Ты же, вон, нормальный получился, - усмехается Эрвин. - Мне повезло, моя мама меня очень любила. В отличие от некоторых. В ответ на это Эрвин едва заметно дёргается лицом, быстро моргая, и Леви запоздало спохватывается. - Извини. - За что? - с деланным непониманием переспрашивает Эрвин. Леви судорожно пытается собраться с мыслями. - Я имел в виду, что, ну... Обо мне заботились, в начале, сам знаешь. И нормально ухаживали. В целом. - Я тебя понял. Всё будет нормально, - говорит ему Эрвин. - Ты уже сделал всё, что зависело от тебя. Теперь - настала очередь её родных. Не волнуйся. *** Той ночью Леви ещё долго не может уснуть, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Не волноваться не получается от слова совсем. *** Леви заходит к Изабель каждый день и не по разу. Её отец так и не объявился. Леви прекрасно знает, что мается дурью и впустую тратит время. Драгоценное, надо сказать, время, которое можно уделить взрослым пациентам. Взрослые, по крайней мере, в состоянии сказать, что, где и как у них болит. Леви понимает это, но всё равно исправно заходит к Изабель. Она быстро идёт на поправку. В один из дней он попадает на утреннее кормление. Новорожденный мальчик внезапно начинает задыхаться, и Петра, недолго думая, вручает бутылочку Леви. И ему не остаётся ничего другого, кроме как взять Изабель на руки, сесть и покормить её самому, пока Петра разбирается с задыхающимся грудничком. Мальчик сипло откашливается и снова начинает дышать, так что у Леви нет причин вмешиваться. Он просто кормит Изабель и даже не сразу замечает вернувшуюся Петру. Она стоит рядом и опять смотрит на него своим странным, нечитаемым взглядом. - ...Чего тебе? - Когда у тебя заканчивается смена? - как бы невзначай спрашивает она. Леви поудобнее перехватывает Изабель, чтобы проверить часы на запястье. - Кончилась час назад. Петра задумчиво кивает, глядя на сверток в его руках. - ...Смотри-ка, заснула. - Ага. Она ободряюще хлопает его по плечу и уходит кормить остальных. Спустя какое-то время Леви слышит рядом с собой незнакомый голос: - Какая красавица. Он поднимает голову и вдруг понимает, что задержался в палате намного дольше, чем нужно. Петры в комнате уже нет, вместо неё - немолодая сухопарая женщина с растрепанной чёлкой. Леви неловко пожимает одним плечом, мол, да, наверное. Он же не эксперт. Незнакомая женщина улыбается ему в ответ. - Скоро выпишут? Под её больничным халатом видна пижама. Пациентка, устало отмечает Леви про себя. - Да, скорее всего, прогноз хороший. - Слава богу, - говорит она нараспев, необычно растягивая гласные. - Вам, наверное, нелегко пришлось. Леви смотрит на неё с непониманием. Потом он всё же осмысливает сказанное и сразу вскакивает со стула. - Нет, я не родитель, я - хирург. Лечащий врач. Та удивлённо охает. - Вот как. Понятно. Просто к девочке никто кроме вас не приходит, и я подумала... Леви заметно напрягается и скрипит зубами. А потом выдумывает какой-то дурацкий предлог и позорно сбегает. *** «К выписке готова», пишет он в медкарте Изабель. Петра невесело улыбается и обещает обязательно дозвониться до её отца. Леви выходит из отделения с вязкой горечью во рту. *** Его смена подходит к концу, когда ему приходит сообщение от Петры. Леви добирается до нужного этажа в считанные секунды. В палате, склонившись на кроваткой Изабель, стоит низкий мужчина, рядом с ним - серьезная женщина со строгим лицом. Её Леви узнаёт сразу - юристка, штатный инспектор по делам несовершеннолетних. В палату заходит Петра. - Господин Томсон решил добровольно отказаться от родительских прав, - шепчет она ему на ухо. Леви мерит «господина Томсона» недоброжелательным взглядом. - Что? - Он остался один, других родственников нет. Семья жила на зарплату жены, он не сможет обеспечить дочку. - Он совсем ёбнулся? - невольно вырывается у него. Юристка укоризненно смотрит на него поверх очков. - Её переводят в дом малютки, - тихо говорит Петра. Спасибо, как будто он, блять, сам этого не знает. - Пусть только попробуют, - громко и отчётливо цедит он сквозь зубы. - Леви, - пытается успокоить его Петра. - Вы вообще кто? - недоумевающе спрашивает Томсон. - Я... - Леви не хватает воздуха, чтобы закончить. - Доктор Аккерман - наш дежурный хирург, отличный специалист, - с ударением на каждое слово объясняет Петра, ненавязчиво оттесняя его назад. - И если бы не он... Томсон вдруг подаётся вперёд и так цепко хватает его за плечи, что Леви не успевает отреагировать. - Доктор, спасибо вам!.. Спустя секунду Леви отмирает и отталкивает его от себя. - Стоп. Так нельзя, это же... - Доктор Аккерман, - строго одёргивает его инспектор. - Это же его дочь, родная кровь, вы понимаете? - Я не могу, - тихо отзывается Томсон. - Она слишком...слишком на неё похожа. Я не готов. - У неё никого нет, кроме тебя. Тот только качает головой. - Не могу. Я не справлюсь. Так будет лучше для неё. Леви хочется выть, рвать и метать. - Ты, сука, не знаешь, о чём говоришь. - Доктор Аккерман, я попрошу... - Пожалуйста, - Леви обращается к юристке, твёрдо глядя ей в глаза. - Я сам из детдома, я знаю, что из этого получается. Ей нельзя туда. Леви переводит взгляд на Томсона и сталкивается с мертвыми, совершенно жуткими неживыми глазами, которые будто смотрят сквозь него. Он сдался, неожиданно понимает Леви, сдался окончательно. Он не передумает. Томсон сдаст Изабель в ёбаный детский дом. Да, новорожденных берут под опеку куда охотнее, чем детей постарше. Может быть, ей повезёт, и она сразу попадёт в хорошую семью. А если нет? Сам Леви впервые угодил под опеку лет в пять, и уж он-то повидал всякое. И его опекуны были большей частью такие, что врагу не пожелаешь. Да, возможно, это он один был такой невезучий. Но Леви было невыносимо думать, что Изабель придётся пережить даже толику того пиздеца, через который пришлось пройти ему самому. Он себе этого не простит. Он ни за что её не отдаст. *** - Эрвин! Леви стоит в тёмной прихожей спиной к двери, прямо у порога. - Эрвин!! - Что такое? - кричит тот, с шумным топотом сбегая вниз по лестнице. - Что случилось? Эрвин глядит на него с диковатой тревогой на лице, он явно измотан, протеза нет на месте. Значит, пришёл домой совсем недавно, машинально отмечает Леви. После работы тот всегда первым делом принимал душ. Волосы сухие - не дошёл. - Эрвин, я наворотил хуйни, - сипло шепчет Леви. Тот глядит на него, не моргая. Он подхватывает Изабель под руки и показывает её Эрвину. Леви не хватает совести смотреть ему при этом в глаза. Эрвин молчит. - Он хотел сдать её в детский дом, - начинает судорожно оправдываться Леви, почему-то всё так же шёпотом. - В эту ебаную душегубку, Эрвин, господи. Я не выдержал, я не смогу её отдать, ей и месяца-то нет, недовес, я... Эрвин осторожно делает шаг навстречу. - Леви. Ты принёс чужого ребёнка к нам домой. - Больница в курсе, - шепчет Леви, срываясь на хрип. - Эрвин, боже мой, прости, я просто не знал, что мне делать. Я не знаю, чем я думал, я верну её назад завтра же, она... - Леви. - Он подписал отказ от родительских прав. Приходила инспектор, - продолжает Леви. - Я чуть с ума не сошёл. - Леви, ты же не любишь детей, ты всегда мне так говорил. Что не любишь и заводить своих не хочешь. - Да. В смысле, нет. Блять. Ты меня понял. Не люблю. - ...И ты всё равно взял её домой. Леви уныло кивает. Изабель кряхтит и извивается - ей не нравится, как он её держит. Леви перехватывает её и крепко прижимает к груди. - Я не знаю, чем я думал, Эрвин. Кто меня за язык тянул... И Томсон... Он обрадовался, Эрвин, ты представляешь? Он, нахуй, обрадовался... сказал, мол, да, доктор, как хорошо... И инспектор сразу такая, ой, чем раньше оформим, тем лучше, берите, думайте, блять, и я просто... - Леви, - осторожно, но настойчиво перебивает Эрвин. - Погоди. Ты что, хочешь её удочерить? - Нет, - говорит Леви. - Нет, Эрвин, так нельзя, это так не делается. Нельзя вот так, ни с того, ни с сего, просто сдуру взять и... Да ведь? Эрвин шумно сглатывает, Леви видит, как двигается его кадык. А потом говорит: - Можно... - он неопределённо двигает ладонью, будто подзывая Леви к себе. - Можно мне?.. Леви непонимающе заглядывает ему в глаза, а затем вдруг понимает, о чём тот просит. Он тут же подходит ближе, помогая Эрвину взять и удержать Изабель одной рукой. У него получается. Эрвин делает шаг назад, тихо усаживается на нижние ступени лестницы, смотрит на свёрток и ничего больше не говорит. Леви нарушает затянувшуюся тишину первым. - Прости. Прости, я не хотел, чтобы... Я проебался, Эрвин. Я позвоню инспектору утром, чтобы её забрали... - Только попробуй. Леви замирает. Он обалдело поднимает взгляд и видит, как у Эрвина дрожат плечи. - Что? - Не смей никуда звонить, Леви. Тот перехватывает свёрток крепче, не поднимая взгляда. Изабель старательно тянет к нему свои маленькие ручки и пытается ухватить за нос. - Эрвин. - Она остаётся у нас. Леви нервно дёргает углом рта, а потом подходит к лестнице и садится рядом. Они сидят на ступенях долго и молча, вместе рассматривая маленькое смуглое лицо. Изабель сонно смотрит на них в ответ и беззаботно лепечет о чём-то своём, грудничковом. Эрвин утыкается носом ему в плечо и начинает плакать, горячие слёзы быстро пропитывают ткань футболки. - Эрвин, - хрипло зовёт Леви. Они вместе уже пятнадцать лет, но он впервые видит, чтобы Эрвин плакал вот так. - Посмотри на неё... Красавица... Чудо-чудное... Леви подчиняется внезапному порыву и крепко обнимает их обоих. Он ёбнулся с концами. Эрвин, судя по всему, тоже. Он не готов. Они не готовы. Леви никогда не думал, что у них в доме когда-нибудь появится ребёнок, у него же ничего не подготовлено, господи, знай он заранее... В общем, всё как всегда. Ребёнок - одна штука, получите, распишитесь. Как так вышло? Почему именно сейчас, почему именно Изабель? У Леви не было ответа. Он думает о её голубых глазах, о том, как крепко она держалась за его пальцы во время осмотров. Он видит, как Эрвин неловко удерживает её одной рукой и прижимается щекой к маленькой макушке. Леви смотрит на них, не моргая. Это его ребёнок. Их ребёнок. Господи. Он чувствует, что готов на всё. Ради неё он свернёт горы. Достанет звезду с неба и принесёт в зубах. Порвёт любого мудака, который посмотрит косо. - Её зовут Изабель, - еле слышно шепчет он. Леви никогда не любил детей. Но её - почему-то уже любит.