Иди домой

Руки Мэйка никогда не были спокойными. Неважно, играл он на самом деле или перебирал пальцами невидимые струны, пил алкоголь или просто хотел его. Они дрожали в любом месте и в любое время. Сегодня этот порядок не нарушался, но кое-что изменилось. Мальчик даже сравнил это «кое-что» с деталькой конструктора, взятую из-под низа игрушки. И он думал об этом, уставившись в одну точку, пока Валера стирал салфеткой коктейль с его рукава. — Не трогай больше ничего, — упросил он и по-философски добавил. — И не дай сердцу испортить тебе сегодня всë. Сердце — это вообще левый орган, и он не должен влиять на твой опорно-двигательный аппарат. — Понял. — За исключением, конечно, принцессы в заточении, за которой ты должен лезть по трубе в окно. В ночь. Мартовскую и холодную. — Я понял тебя, — Мэйк было потянулся к стакану, но бессильно опустил дëрганную ладонь. — А ладно, забирай. Я не хочу. Со счастливым визгом Лерик вцепился зубами в трубочку, но тут же поморщился: — Да он клубничный! Ты хочешь, чтобы я ласты откинул от удушья? Я ещë молод! Ответа нет. — Хочешь, да? «Ну вот за что мне это», — поднял взгляд к потолку Мэйк. Этот Диджейкин, его одноклассник, был совершенно бестактен. Непонятно, почему он пришёл туда, куда его не звали, и почему уже месяц корчит из себя милого и заботливого друга. А если учесть и слухи о нём, то становится даже страшно. Потому что Диджейкин пялится. Пялится и пялится, прямо в глаза. Хотелось нацепить клеточную маску на лоб и выколоть себе глаза пластиковой вилкой, но нельзя, этикет. — Ты прямо как барашек в душистом поле, — фыркнул Валера и поругал себя за бестактность. Такими темпами он точно не поймет причины причин молчаливости Мэйка. Наверное, это просто стеснительность, а ещё Мэйби — новенькая. Своим внезапным появлением в классе она ворвалась и в интровертный мирок Мэйка, тут же заполнила собой: дружелюбными взглядами, тëплыми улыбками, упавшими ручками, столкнувшимися лбами и прочими ванильными вещами. Заставила учить языки, вытащила на улицу и навсегда избавила от лени. И всë это девушка сотворила своим присутствием. И не единым словом. Был бы Мэйк в отношениях, жил бы без претензий. Но нет, такими путями ему в театральное дорога. Стесняется, бедный, поздороваться ни с кем нормально не может. Сидит один, зато будучи усердным и старательным сталкером-англичанином. Валера не был в компании парней, где можно было поржать над «сей печальной историей любовной». Не был он и в группе девочек, и не сплетничал о будущей паре. Валера был зрителем со спойлерами, поэтому понимал, чем всë это закончится. Но заикнись об этом, и тут же станешь толстокожим занудой, которому место с бабками, семечки щелкать. — Ты бы проверился, а то тряска твоя синдром Туррета напоминает. Что тебя так волнует? — Это неважно. Можешь уйти? — попросил Мэйк. Джинсы скользили по кожаному дивану, намекая скатиться под стол и никогда оттуда не высовываться. — Сейчас уйду, — пообещал Валера. — Только расскажи. — Ну, — повод вдруг показался слишком глупым, чтобы переживать. — Она, наверное, забыла. Боже, от этого становилось так тоскливо и смешно…но прошло уже минут двадцать, и даже не пишет!.. — Думаю, я слишком скучен для Мэйби, — с грустью сказал Мэйк и опëрся подбородком на сжатые кулаки. — Зря только в этот Макдоналс позвал. — А ты думай, что её выделки — чистой воды флирт, в инете так чëрным по белому говорится, что девушки, казалось бы, вежливые и пунктуальные создания, должны приходить на свидания чуть ли не с опозданием в полчаса! — Ты обещал уйти, — напомнил ему Мэйк. Валера завесил лицо волосами, буркнув, что за все его старания можно было просто не платить. Но долго обижаться он не умел, послушно кивнул и взъерошил каштановые волосы друга, мягко сказав: — Не робей. Мэйки закрыл макушку руками и испуганно кивнул. Время шло, а он сидел за столиком один уже пять минут, десять. Дисплей телефона ни разу не загорелся. Чëртово четырнадцатое февраля и подростковое «хочу». Нет, Мэйк уже не хочет сидеть здесь, в этом прохладном и уютном местечке. Он заламывает пальцы и кусает ранки на губах, проклиная тот день, когда накопились деньги на двойной ланч, и когда внезапно захотелось побыть смелым. И так же внезапно он просчитался. Как можно было пригласить девочку-танцовщицу поесть жирной еды, зная, что она годами с весов не слезает и из зала не выходит? Здесь всë на масле, не будет Мэйби ничего есть! Мэйк вздыхает. Фантазия плоха тем, что вовремя хороших идей не подкидывает. Сейчас довольно морозные дни, а школьный каток давно расчищен. Можно было пригласить Мэйби туда вечером, прямо на время тëмно-голубого неба, или же отвезти её на местный заповедник, взять лыжи, сноуборд, и кататься с высочайших гор. Так, чтобы ты чувствовал себя невесомым, когда разогнался слишком быстро. Так, чтобы это свидание запомнилось надолго. Злость на себя комом встала в горле. Но у Мэйка что гнев, что смех — всë проходило тихо, без криков и шума. И весь негатив обычно становился одним большим комплексом. Самоуничижение — это его вечный враг. Одна-единственная запиночка, ошибка, и всë, он бесполезен. Конец. И плевать на то, что все старания окупаются, а Мэйк кучу времени морозил нос и раздавал флаеры прохожим. «На золотые украшения скидки 20%, вот, возьмите!» Если бы не люди рядом, уткнулся бы лицом в колени и безнадëжно ныл.

***

-… Вот такая у меня лесбушная тусня. С Лави я поцеловалась на пижамной вечеринке и, кажется, влюбилась. А нет, ложная тревога, но би я осталась на всю жизнь, — разводит руками, показывая весь объём её жизни. — У Мари и Милл намечается интрижка, я видела. Захожу с Керой, значит, в класс, а они отпрыгивают в разные стороны счастливые такие, красные, Кроки бы их назвал бухими, но они были не такими, нет. Это же так много значит, да? — Разумеется, — Мэйк безуспешно пытается понять, что и сколько значит. Мэйби фыркает, отчего сердце забилось с удвоенной силой. Что?! Что он сделал не так? В его лексиконе это единственное слово, которое можно сказать и не запнуться! — А дальше что? — фраза заучена наизусть, но Мэйк клялся себе, что после неё Мэйби подрыгнула на месте. Он почти видит, как Бэйби сжимает в кулаках накопившийся кайф. И её просто прорвало: говорит без остановок, отчаянно жестикулируя и кусая гамбургер. — А это вкусно! — воскликнула Мэйби, но тут же понизила голос до нормального тона. — Хорошо, что читмил у меня запланирован именно на этот день. — Эм…что? — Читмил — это день, когда можно забить на диету и есть всë, что угодно. Даже лучшие фитнес-тренера и спортсмены устраивают себе такие дни. Я их обожаю! «Разгрузочно-загрузочные дни?» — нахмурил брови Мэйк. Под успокаивающее чириканье он смог немного расслабиться. Это же Мэйби, сама Аскорбинка, ей свойственно заряжать других своим позитивом. Парень, которому повезло, слушает и радуется, а завидущие незнакомки рядом комплексуют. Они завидуют её стройности, умелому макияжу и брызжущей самоуверенности, хоть и видят такую смесь впервые. Мэйка же привлекали глаза Мэй. То ли зелёные с серебристым отливом, то ли серо-голубые, или же вообще бирюзовые, они не смотрели холодно, но внутри всë равно неприятно покалывало. Лав ожидал другого, ведь все говорили, что Мэйби бывает стервой, да ещë какой. И где подвох? Он зря ведётся на подобное? — А ты помнишь, как мы шли из школы через парк? — спросил он на теме Диснейленда. Мэйби пожала плечами: — Тоже парк, но там просто скамейки, фонтан и деревья. Ничего интересного, да и дома рядом были самые простые. И снова продолжила говорить о подругах. Как их у неё, оказывается, много. Мэйк оторопел и удивлëнно вытаращился на неё. А так хотелось рассказать побольше о любви к серым домам, сравнить их с распечатками на принтере, в конце концов, обидеться. Темы о цвете панелек зданий почему-то никого не привлекали. «А что, если вывести её летом в поле, полное цветов?» За следующие полчаса Мэйки узнал, что его одноклассницы любят джинсовки, гадание на ромашках, дорамы с новенькой в классе, кей-поп и прогулки по центру города. А ещë…ушами. Как оказалось, девчонки сильнее всего любят глазами и ушами. «Быстро скажи ей комплимент!» Открыл рот, ничего не придумал, закрыл. Мыслям в голове не было места. «Ну ты и тормоз». К счастью, следующую паузу (а именно ту самую неловкую, что больше трëх секунд) подцепить удалось. И Мэйк вставил быстро, пока не струсил: — У меня есть кое-что для тебя. Мэйби тут же умолкла и посмотрела на него с интересом: подарки она любила. Всë, отступать нельзя. Парень хмыкнул и расстегнул фигуристый кожаный чемодан, всë это время лежащий на коленях. Аскорбинка хитрит, ведь гитару она заметила сразу, и это уже не сюрприз. Сюрприз кроется в любви к игре, когда перебираешь струны так нежно, что мозоли на затихших пальцах совсем не ощущаются. Мэйк старался отключиться от реальности, но мерещились прицелы видеокамер, чей-то смех, хотя этого даже хочется…странное творится с ним. Оставалось только бояться, отстукивать ступнëй ритм и напевать лëгкую иностранную песню о любви тинейджеров. Наконец пригодился английский. Лëгкую хрипоцту в голосе он счëл уместной — не распеваться же перед зеркалом в туалете. Валера бы назвал этот трек классной фишкой: и хобби, и предлагать встречаться напрямую не надо. Если девочка умная, на ходу переведëт и всë поймëт. А если нет, то… — Ну, собственно, вот, — как можно адекватнее сказал Мэйк по окончании и отложил гитару. Он вложил столько сил, чтобы кавер звучал легко, что сейчас вытирал салфеткой мокрые струны. Сердце билось где-то в глотке. А впереди итоги. Сегодня День всех влюблëнных. Мэйби никак не может не понять смысла этого выступления, и теперь всë держится на её ответе. А отвечать она не торопилась. Всë радостно восклицала, сдавливала Мэйка в объятиях, а щëки последнего пылали, как никогда. Его обмякшую ладонь взяли в свою, надели на палец простенькую печенье-баранку, и Мэйк был счастлив. Но только после ухода Мэйби, милой и очень хитрой, он заметил сушку не на безымянном пальце.