Кладовка, юбка, колготки, Вэй Ин

— Смотри, смотри! — хихикающий шепот. Он уверен, что знает, о ком говорят одногруппницы. Поэтому поворачиваться не хочет. Невозмутимо продолжает складывать в портфель лекции, которые у него с утра брала Мянь-Мянь, чтобы свериться в записях. Не то чтобы ей это было нужно — она прекрасно училась сама, но он бы не стал об этом спрашивать. Он мог помочь, и он помог. Зато у него теперь хотя бы есть повод не поднимать головы. Он не хочет этого видеть. Не хочет участвовать в том, что еще смог придумать его личный кошмар, испытание его выдержки, угроза его воспитанию и самообладанию в одном флаконе. Но разговоры становятся все более громкими и возбужденными, и его оцепеневший игнор начинает выглядеть просто смехотворным. Это все из-за него, думает он с отчаянием. Опять из-за него! И проклиная тот день, когда вместе с ним в элитный закрытый колледж поступил Вэй Ин, он, Лань Чжань, оборачивается на виновника суматохи, извечного нарушителя правил. Оборачивается и задыхается, словно от удара в солнечное сплетение. Никто не сказал бы, что Вэй Ин напряжен или смущен происходящим. Нет, только не он. Он всегда отличался неким пренебрежением к учебной форме. И к правилам. И к понятию неприкосновенности личного пространства. Но все это мелочи. Весь прочий мир — меркнет пред увиденным. Вэй Ин беззаботно размахивает сумкой, танцующе вышагивая по коридору. Светло-голубая рубашка и серебристая брошка в виде облачка на вороте — символ колледжа — обычная часть гардероба учащегося. Расстегнутая черная толстовка — не рекомендуется, но в пределах допустимого. Белые кеды на ногах, тоже вполне в рамках, сегодня они хотя бы не красные… снизу и сверху Вэй Ин выглядит вполне прилично. Снизу и сверху. Но посередине — нет. Плиссированная юбка, конечно, входит в учебную форму. Но не для парней! А на Вэй Ине — именно она. А под плиссированной юбкой ноги в сетчатых колготках. Стройные длинные ноги. И черная тонкая сеточка сделала их какими-то… изящными. Такими изящными, что Вэй Ина хочется сгрести в охапку, закинуть на плечо, держа за эти самые ножки, и утащить куда-нибудь подальше. Чтобы больше никто не смотрел на подтянутые икры, изящно переходящие в точеные лодыжки, на белые бедра, из-за черной ли сетки или из-за черной же юбки казавшиеся еще более светлыми, нежными. Лань Чжань знает, что теперь совсем не сможет ходить на спортивные занятия, где они в шортах. Где Вэй Ин в шортах. Словно мало ему было высокого роста, жилистого, поджарого тела, которое под самой балахонистой толстовкой выглядело подтянутым и стройным, мало ему изящного изгиба шеи, с едва выпирающей косточкой кадыка, которую хочется облизать, прикусить, заставить метаться по горлу, задыхающемуся от ласки. Мало тонких ключиц. Фактурных, изящных кистей, с четко прорисованными костяшками — тоже мало. Вэй Ин вышагивает, словно по подиуму, а не коридору самого строгого колледжа Китая, улыбается своей фирменной ослепительной улыбкой, не реагируя на недоверчивые смешки и опешившие взгляды одногруппников. Он умеет держать себя на публике. Он любит быть в центре внимания. И он знает, что хорош даже в юбке и колготках. Ради чего он это сотворил? Понимает ли, как измывается над бедным хрупким сердцем Лань Чжаня? Нет, наверняка это лишь очередной спор. Придурь, блажь? Словно в подтверждение этой догадки Лань Чжань замечает, как Не Хуайсан крадется немного впереди шествующего, снимая парад на телефон. Он вечно болтается где-то рядом с Вэй Ином, словно маленькая тень, исчезающая при первом же признаке опасности. Еще одна тень следует чуть в стороне, возмущенно закатывая глаза и всем своим видом показывая, как она, тень, не одобряет такое поведение. Но Лань Чжань знает, что в случае опасности эта тень превратится в разъяренного монстра, способного убивать за друга. Лань Чжань их ненавидит почти так же сильно, как и Вэй Ина. Потому что они могут быть рядом с Вэй Ином — а он нет. Вэй Ин продолжает неспешно продвигаться по коридору в его сторону… Нет, он все еще может надеяться, что просто в сторону аудитории, перед раскрытыми дверьми которой они толпятся в ожидании лекции. Страшно даже подумать, что он может пойти на предмет его дяди в ЭТОМ! Но еще страшнее, что Вэй Ин не только может, но и делает. Вэй Ин изящно качает бедрами, переступая длиннющими ногами, качает так, что плиссированная юбка на каждый шаг делает изящную волну, обнимая голые бедра, и… Тонкая ткань нет-нет, да ложится на пах так плотно, что очертит округлый бугор. Лань Чжаню пришлось взять освобождение от водных процедур после первого занятия, рассказав медику про раздражение на коже от хлорки. Он не уточнял, что это у него, так что, технически, даже не соврал, а лучшему ученику академии пошли навстречу без каких-либо вопросов и осмотров. Это было подло, но сулило безопасность. Даже если опасность заключалась лишь в потенциальной возможности появления неловкой ситуации… Демонстрировать свой стояк на этого невыносимого Вэй Ина в бассейне — он был определенно не готов. Но что делать, если Вэй Ин по каким-то непостижимым причинам так и норовил достать его в любой, совершенно любой ситуации? В аудитории, перед лекцией, после лекции. На лекции. На семинаре. На практической работе он умудрялся попроситься к нему в пару! И тогда Лань Чжаню оставалось только умирать от близости Вэй Ина и осязаемой ненависти его двух друзей. Он доставал его в столовой, в библиотеке, до и после занятий. От посещения бассейна он мог взять справку, от посещения колледжа — нет. А Вэй Ин все лез к нему, разговаривал с ним, трогал… обнимался! Последнее было вообще самым кошмарным, и не пугали же его ни раздраженные замечания, ни холодное лицо, ни оттаскивание от обнимаемого объекта за шкирку. С последним обычно выручал Цзян Чэн, то ли лучший друг, то ли сын друзей родителей, то ли такой же страдалец, волей судьбы вынужденный нести ответственность за это недоразумение. Но Лань Чжань в эти моменты очень искренне — нет — был ему благодарен, потому что у него самого моральных сил дотрагиваться до посягнувшего на его тело не было. Он откровенно боялся, что стоит поднять руку и дотронуться до Вэй Ина, и он его прижмет к себе и утащит куда-нибудь подальше от людских глаз. Иногда казалось, что даже утаскивать не будет. И это страшно. Лань Чжаню очень страшно от собственных желаний. Девичьи визги и смех парней становятся громче, но звучат как-то очень далеко, слишком далеко для его отказывающегося воспринимать реальность сознания. Вэй Ин приближается к ним, и теперь уже все, абсолютно все в коридоре перед аудиторией видят этого бесстыдника. Умопомрачительно красивого, изящного до какого-то колдовского очарования, обжигающе, нестерпимо, бессовестно соблазнительного. У него больше нет сил. Лань Чжань закрывает глаза. И понимает, что это было ошибкой, тактическим провалом, настоящим поражением, выкинутым белым флагом, когда слышит шорох ткани. Юбки. Совсем рядом. — Гэгэ! — радостно воркует голос под ухом. Лань Чжань пытается зажмуриться, но, к сожалению, не слышать это не помогает, и мурлыкающий тихий нежный смех ударяет куда-то прямо в солнечное сплетение. — Отстань от человека, убогий! — шипит где-то рядом разъяренный Цзян Чэн. — У него глаза сейчас вытекут от твоего непотребства! Иди лезь к Не Хуайсану, который придумал этот фант! — В фанте не было ни слова про Лань Чжаня, — жалобно скулит Не Хуайсан. Судя по голосу — он покаянно стоит коленями на углях и посыпает голову пеплом. Вот только Лань Чжань готов поклясться, что телефон тот так и не отпустил, все так же продолжает снимать. — Вэй-сюн, отойди чуть в сторону, чтобы я захватил вас обоих в кадр… Заблокирует доступ к сети. Сегодня вечером зайдет в кабинет дяди и самолично заблокирует Не Хуайсану доступ к интернет-сети в академии и общежитии. И отправит старшему брату Не табель его успеваемости на электронку. Лань Чжань, зная Не Минцзюэ благодаря дружбе того с братом, даже не сомневался, что распечатанный вариант Не Хуайсан умудряется подделать. Возможно, ему в этом помогает Вэй Ин… Даром что у самого каким-то непостижимым образом единственная «F»¹ стоит только в графе поведения, а та в диплом не идет. Все остальное катастрофически близко к показателям самого Лань Чжаня, и это просто ужасно. Человек, одно присутствие которого рядом уже заставляло его нервничать, ко всем своим прочим убийственным характеристикам вроде невероятной внешности и выбивающего из зоны комфорта поведения, легкого флирта и просто искрящейся сексуальности, вроде ослепительной улыбки и неунывающего нрава, делающего его душой любой компании и желанным другом для всех их сверстников, ко всему прочему — этот человек еще и умен настолько, что впору говорить о гениальности. Но это никак не мешает быть ему бедой академии и кармическим бичом для Лань Чжаня. Только он не знает, где так провинился. — Гэгэ, ну посмотри же на меня! — завлекательно канючит его карма, и Лань Чжань всем своим напряженным существом чувствует, как это бедствие в юбке становится к нему чуть ближе. — Я только ради тебя старался! Вот за это он ненавидит Вэй Ина еще сильнее. За то, что тот умудряется вести себя так, словно он, Лань Чжань, действительно ему интересен. Словно у него есть шанс, словно он может надеяться… Словно это все — действительно только для него! Окружившие их учащиеся радостно гогочут, кто-то что-то сочувствующе выкрикивает, девчонки все так же пищат и жалуются, что их ноги не такие длинные и стройные, а Лань Чжань мысленно пытается сосредоточиться на уставе академии. Все что угодно, лишь бы не открывать глаза. Если откроет, то все, не выдержит. Сломается. Сорвется. — Ох… Там!.. Это… ректор! Ректор! — усиливается шум, крики сливаются в кучу, и студенты вокруг начинают метаться, как вспугнутые кролики. Лань Чжань ровно пять секунд злобствует про себя, представляя, как Вэй Ин попадается в этой своей юбке, в сетчатых колготках… Попадается и его, наконец, отчисляют! И он больше никогда. Никогда. Никогда не будет доставать Лань Чжаня! И тут же испуганно распахивает глаза. И именно в это мгновение оглянувшийся назад Вэй Ин сталкивается с ним взглядом. И замирает. Словно его сердце тоже пропускает удар, видя серые, чистые, с каким-то глубоким фиолетовым отблеском глаза — так близко. Спрятать! Все, что стучит в его голове, когда испуганные ученики стайкой исчезают внутри аудитории, и они вдвоем остаются в пустом коридоре. Неизвестно на что надеялся Вэй Ин, придя в таком виде в академию. Еще и перед уроком Лань Цижэня. Директора академии. Дяди Лань Чжаня. Возможно, он хотел только продефилировать мимо, а потом переодеться? Да, точно, он бы переоделся и не пошел в таком виде на урок. За углом коридора слышатся шаги. Это катастрофа. Он больше никогда не увидит Вэй Ина! Лань Чжань хватает парня за руку, резко дергает на себя и торопливо шагает в другую сторону. — Там тупик, Лань Чжань! — испуганно шипит позади него Вэй Ин. Коридор в той стороне поворачивает, прежде чем уткнуться в стену, и хотя за этим изгибом можно спрятаться, но если дядя пройдет дальше аудитории… Там есть только одна дверь — в кладовку с чистяще-моющими принадлежностями. Крохотное, скорее даже не помещение, а шкаф со швабрами. Шкаф, закрытый на магнитный замок, доступ к которому есть только у персонала академии и преподавателей. Не то чтобы кому-то из преподавателей нужен шкаф со швабрами, но у них по умолчанию есть доступ ко всем помещениям. Лань Чжань выдергивает на ходу из портфеля пропуск, прижимает к замку и заталкивает туда Вэй Ина как раз тогда, когда шаги замирают где-то в районе двери аудитории. И Вэй Ин, испуганно округлив глаза, вдруг вцепляется в его руку, дергая на себя. Лань Чжань влетает следом и… тянет за собой дверь. И испуганно замирает, услышав тихий щелчок магнитного замка. Если дядя услышал, как они бежали сюда… Если дядя услышал щелчок двери… Если дядя подойдет и додумается открыть шкаф! Это катастрофа. Это его личное и окончательное падение. Он никогда, никогда не сможет объяснить, почему заперся с Вэй Ином — в плиссированной юбке! — в кладовке, вместо того чтобы сдать его дяде или хотя бы попечительскому совету академии. Но еще хуже то, что это помещение не имеет замка с внутренней стороны! Лань Чжань в отчаянии прижимается лбом к двери и старается даже не дышать. К счастью — Вэй Ин тоже притих где-то у него за спиной, чуть касаясь плечом и стискивая ладонь. Рука Вэй Ина очень горячая и мелко дрожит. Сквозь грохот пульса в ушах едва слышно возобновившиеся шаги. Отдаленный взрыв хохота, и шаги исчезают в шуме, стихая вместе с ним. Вэй Ин судорожно выдыхает за его спиной и утыкается лбом в его плечо. Это плохо. Очень плохо. Лань Чжань резко отдергивает руку, словно обжигается. Обжигается о чужую кожу. Дергает плечом, надеясь, что тот отодвинется. Но когда Вэй Ин отодвигается, тут же раздается странный шум. Стук. И сдавленные ругательства — и он даже мысленно к ним присоединяется. — Лань Чжань, что это?! — испуганно восклицает Вэй Ин. Очень хочется заткнуть ему рот. Ртом. Хорошо, что он стоит к нему спиной. Плохо, что требуется повернуться, чтобы помочь. — В меня что-то уперлось! Очень осторожно разворачивается. Очень. Осторожно. — Швабры, — едва заставляет он себя разжать губы, выплевывая одно слово, чтобы успокоить зарождающуюся панику. Свою. Он просто поможет убрать повалившийся инвентарь. И все равно не может не соприкасаться с замершим словно мышь под метлой Вэй Ином. Парень упирается одной рукой в косяк у двери, втянув голову в плечи и немного наклонившись к Лань Чжаню из-за навалившихся на его спину длинных предметов. Тусклый отсвет из маленького окошка над дверью, к счастью, не позволяет разглядеть деталей. Как и, хочется надеяться, его горящего лица. Потому что, когда он занят тем, чтобы, не касаясь Вэй Ина, осторожно и тихо убрать это все, тот принимается ерзать, переступать с ноги на ногу, оборачивается, пытается помочь… И сам неминуемо задевает Лань Чжаня. И ему приходится в какой-то момент протянуть обе руки вперед, по бокам от Вэй Ина, и почти что прижаться, чтобы достать до швабр и не дать им с грохотом упасть. — Там еще… короткие, — бормочет Вэй Ин сдавленным низким голосом. — Где? — не понимает он сначала. Не хочет понимать. Не хочет, чтобы это было то, что он понял. — Там, ниже… в попу уперлись. Это катастрофа. Требуется какое-то время, чтобы собраться с силами и, протянув руку за спину Вэй Ина, чувствуя под запястьем ткань юбки, чужое тепло… Об этом думать нельзя. Нельзя думать и о том, что черенок так удачно лег, что так и просится… Нельзя. Он собирает две короткие метелки — наверное метелки — в руку и замирает в нерешительности. Чтобы их убрать обратно к стене, требуется наклониться еще сильнее. Но он и так почти что прижимается к Вэй Ину. А тот еще и вновь принимается ерзать, оглядывается, переступает на месте, и юбка шелестит, задевает руку. — Замри, — сдавленным от бушующих внутри эмоций просит Лань Чжань. Вэй Ин давится вдохом, дергается — и отступает на шаг назад. И швабры, только было убранные с него, начинают сыпаться обратно. Лань Чжань делает шаг следом, ловит одной рукой несколько длинных палок, нацелившихся на спину нерадивого ученика — где те благостные времена, когда таких учеников наказывали ферулами по спине? — и все-таки прижимается. На мгновение грохот пульса в ушах перекрывает все остальное: бурлящее негодование, яростное желание убивать, стыдливую панику. Перекрывает, откидывает в сторону, словно той метелкой, что так и подмывало засунуть черенком в… сметает все, словно этой самой метелкой, и оставляет в сияющей пустоте одно единственное желание. Одно, не омраченное ничем лишним, избавленное от суеты и напуска благовоспитанных правил, такое естественное, основополагающее всей человеческой сути, основа основ… Трахнуть. Задрать эту чертову юбку и, разорвав колготки, трахнуть. Глубокий вдох. Медленный выдох. Контроль. Контроль над собой и над ситуацией. Контроль своих желаний и обстоятельств. — Гэгэ? — хрипло зовет его, видимо, не понимая причины заминки, Вэй Ин. Не понимая, что испытывает его терпение. Что рискует своей задницей. В буквальном смысле. — Там все тихо, может будем выбираться? У Лань Чжаня для него сюрприз. Большой. — Не выйдем, — цедит он сквозь зубы. — Почему? — это искреннее удивление в голосе почти смешно! Было бы, если бы Лань Чжань действительно не оказался с ним заперт в маленькой кладовке. С тем, на кого уже почти вот год смотрит с ужасом — от осознания собственных, все крепнущих чувств. С тем, кто снится ему в горячих разнузданных снах, заставляющих задыхаться и дрочить по утрам, глуша стоны в подушку. — Эта кладовка, — еще медленнее проговаривает Лань Чжань, делая паузы между словами. — Открывается. Только. Снаружи. — Охренеть… — тихо выдыхает Вэй Ин, царапая теплым дыханием его подбородок и шею. — Тогда надо… позвать на помощь? — Нет! — дергается Лань Чжань, до боли стискивая челюсть. Только через его труп! Только если он умрет, он позволит обнаружить себя здесь с Вэй Ином. И дело даже не в том, что тот в юбке. Хотя и в ней тоже. — Оу, — растерянно тянет Вэй Ин и снова переступает с ноги на ногу. — Ну… а позвонить? Вместо ответа Лань Чжань очень осторожно протягивает одну руку, чтобы поставить хотя бы длинные швабры обратно. — Так что… насчет позвонить? — каким-то сдавленным, хриплым голосом переспрашивает у него Вэй Ин, заставляя замереть. — Кому? — он как может, старается сохранять спокойствие в голосе. Как может. Потому что, когда Вэй Ин говорит, он чувствует мягкое дыхание его слов, слышит низкие, вибрирующие нотки, отзывающиеся где-то у него в груди. И совсем… совсем не может думать. — Ну… — как-то больше мычит, чем произносит Вэй Ин, будто замечает, как реагирует на его слова тело Лань Чжаня. Он и рад бы отстраниться, но все эти причиндалы позади Вэй Ина так и норовят осыпаться обратно. Уборщицам следовало бы уделять больше внимания вопросу поддержания порядка в хозяйственных помещениях. — А-Чэну? — наконец неуверенно предлагает Вэй Ин, вновь принимаясь ерзать на месте. Зачем-то дергает полы толстовки, поправляет юбку. Лань Чжань молча сопит, мечтая, чтобы Вэй Ин замер, не находя в себе сил открыть рот и обратить внимание парня на то, что обычный ученический пропуск не подойдет. — Или сяо Не…  Лань Чжань качает головой и, набираясь решимости на еще одну попытку, тянется рукой к стене, стараясь прислонить швабры покрепче. Вэй Ин вздрагивает, видимо желая отшатнуться, и Лань Чжань тут же на него шикает. — Лань-гэ, — тихо бормочет замерший Вэй Ин, кажется, даже затаивший дыхание в тот момент, когда Лань Чжань, прижавшись к нему, смог наконец вытянуть руку и повесить обе швабры на крючки. — А мы… не задохнемся здесь? Что-то так… жарко. Лань Чжань чувствует то же самое и рад был бы спихнуть все на недостаток кислорода, но думает, что в его случае проблема повышения температуры и испарины в другом. Но все же это замечание явно испуганного парня заставляет задуматься о ситуации. Что делать, если они действительно здесь застряли? Вечером, после окончания занятий, уборщицы наверняка откроют эту кладовку, но… целый день здесь, на одном квадратном метре со швабрами и Вэй Ином?! Теперь он знает, как выглядит его персональный ад! — Я… напишу брату. У брата занятия в университете и не хотелось бы его отвлекать по пустякам. Но сложившаяся ситуация не выглядит пустяковой. В конце концов, на кону здоровье одного человека, свобода другого и репутация всего колледжа. Потому что иначе чем катастрофой подобное не закончится! — Когда? — голос Вэй Ина уже откровенно дрожит. Посещает запоздалая мысль, что, может быть, у парня клаустрофобия? А они заперты в таком тесном помещении… Лань Чжань невольно протягивает освободившуюся руку и осторожно касается чужого плеча, пытаясь выразить желание утешить. Но Вэй Ин дергается, снова подается назад, явно вознамерившись учинить в кладовке разгром, а может быть надеясь, что от устроенного шума их быстрее обнаружат? За стеной большой архив, на задах библиотеки, и навряд ли там кто-то сейчас есть — Лань Чжань очень хорошо знает, что это место совершенно не пользуется любовью у возможных посетителей, так как сам там располагается именно в надежде на уединение. Собственно, ради архива дядя ему и дал пропуск с таким уровнем доступа. Но сейчас не время сетовать на свою любовь к уединенным закрытым помещениям. Сейчас нужно уберечь Вэй Ина от окончательного падения в швабры. И Лань Чжань, вместо успокаивающего похлопывания, хватает парня за плечо, рывком притягивая к себе. Вэй Ин ойкает и, наконец-то, замирает. И не шевелится даже тогда, когда Лань Чжань, изрядно нанервничавшись от такой близости, оставляет его в покое. Но когда Лань Чжань медленно опускается на корточки, намереваясь наконец повесить на место и короткие метелки, окончательно вздернувшие рукоятками юбку так, что не остается больше никакого другого шанса их убрать, не нанеся вреда, никому и ничему, дергается. — Гэгэ! — сдавленно шипит откуда-то сверху Вэй Ин, снова дергается, сжимает зачем-то руками подол юбки — словно собирается держать последнюю линию обороны на защите своей невинности — и делает шаг назад. Пытается. Но Лань Чжань оказывается быстрее и хватается рукой за бедро. Голой рукой за почти голое бедро — почему-то сеточка колготок совсем не помогает его прикрыть, скорее наоборот — тонкие нити заставляют особо остро почувствовать, что под ними обнаженная кожа. Обнаженная, теплая, нежная. И Лань Чжань чуть не воет от отчаяния! От того, чтобы провести ладонью выше — под юбку, под эту чертову юбку, удерживает лишь гравитация. Потому что невозможно одновременно сидеть на носочках, пытаться не уткнуться носом в чужой пах — как очень хочется сейчас сделать — и не выронить те самые метелки. Вот только, когда он качнулся вперед, падая на колени, силясь удержать равновесие, Вэй Ин невольно прижал юбку к своим ногам, позволяя ткани очертить все, что может происходить под ней. И того, что его взгляду предстанет стоящий член — Лань Чжань не ожидал никак. И только и смог что испуганно замереть, уставившись на него во все глаза. Благо оказывается это чудо природы прямо перед этими самыми глазами. — Гэгэ! — дрожащим голосом зовет его Вэй Ин. — Гэгэ… ты не подумай… Я не… не хочу… то есть хочу, но я не хотел… пожалуйста… пожалуйста, встань… оттуда! Слова доносятся до него какими-то странными, рваными звуками, совершенно не задерживаясь в сознании. Лань Чжань бездумно пялится на юбку перед собой, отстраненно отметив, что хоть Вэй Ин и перестает ее так прижимать к себе, но продолжает стискивать подол, и даже ноги зажал, словно боится… его боится. — Почему? — пораженно спрашивает Лань Чжань, поднимая взгляд на лицо Вэй Ина. И на этом лице читается отчаяние, такое сильное, словно произошло что-то непоправимое. Но ведь… не произошло? Лань Чжань же еще ничего не сделал. — О боги… Лань Чжань! Я ничего такого не думал… Думал, но не сделал бы! — суматошно пытается убедить его Вэй Ин, прикрывая глаза, закусывая губу и даже отворачиваясь, но тут же мотает головой и снова возвращается взглядом к Лань Чжаню, все еще сидящему перед ним на коленях и непонимающе смотрящему наверх. — Лань Чжань! Даже ты не можешь быть таким наивным, чтобы не знать о том, что есть парни, которым, ну, нравятся парни! Если тебя это оскорбляет, то… — Парни? — перебивает его Лань Чжань, хмурясь и силясь осознать услышанное. Силясь понять, почему Вэй Ин говорит как-то так… словно имеет в виду себя. И на всякий случай уточняет, потому что самому понять не получается. — Тебе нравятся парни? — А ты не заметил? — как-то даже возмущенно реагирует Вэй Ин, смотря на него теперь не только с отчаянием, но и с обидой. — Если даже до этого ты игнорировал все мои знаки внимания, то сейчас… это не очевидно?! — Это? — бестолково переспрашивает Лань Чжань, все еще пытаясь осознать, что именно только что услышал, и невольно переводит взгляд обратно на юбку. — Это! — восклицает Вэй Ин, восклицает громко, так, что их могут услышать снаружи, но Лань Чжань не обращает на это внимание, потому что одновременно со своим восклицанием Вэй Ин задирает юбку. Демонстрируя ему колготки в сеточку, белые плавки и свой стояк во всей красе. — Должен заметить, что я не могу себя контролировать, когда… когда красивый парень стоит передо мной на коленях! И если ты не встанешь, я… м… И испуганно мычит, когда Лань Чжань вдруг накрывает ладонью топорщащийся под юбкой член. Он ощущается очень горячим, дергается, но не испуганно, нет, а будто бы навстречу… Член дергается навстречу Лань Чжаню, и он не видит причин откладывать это знакомство. Теперь не видит. Возможно, что-то случилось с его зрением за последние минуты. Может быть даже с его разумом. С самоконтролем так точно. Потому что еще утром он не мог себе представить, что будет стоять перед Вэй Ином на коленях и лезть рукой ему в трусы. Сеточка колготок, оказывается, очень хорошо тянется. И легко пропускает длинные пальцы в себя, совсем не мешая добираться до края плавок. Почему белые? Под черной сеточкой, под черной юбкой… Лань Чжань задается этим вопросом, потом слышит стон сверху и глупые вопросы задавать перестает. Потому что, стоит пальцам подцепить край и проникнуть чуть дальше, касаясь немного сдавленной резинкой морщинистой кожи в сгибе бедра, проскользнуть еще, касаясь горячего, такого горячего члена — способность пользоваться всеми миллиардами нейронных клеток мозга отключается под шквалом химических реакций, устроивших в его организме революцию. По его кровеносной системе несется победным маршем бурная река гормонов, низвергаясь водопадом куда-то в низ живота, снося все возможные препятствия и заслоны, пока указательный палец гладит твердый ствол, а большой, с силой надавливая, проглаживает поджавшиеся яички прямо поверх атласной ткани плавок. — Чжань-гэ! — еще один всхлипывающий стон сверху, и в его плечо упирается чужая рука. — Если это… м-м… такая месть! То это… очень! Жестоко-о-о… Вэй Ин стонет уже совсем несдержанно, и откуда-то со стороны в затуманенное сознание Лань Чжаня скребется тревожная мысль — нельзя, чтобы кто-то слышал. Наверное, он просто не хочет делиться такими восхитительными звуками, но обдумывать собственную жадность сейчас нет времени. — Нельзя шуметь, — строго замечает Лань Чжань, подняв глаза. И когда Вэй Ин, столкнувшись с ним взглядом, закусывает нижнюю губу и несколько раз судорожно кивает, удовлетворенный послушанием возвращается к своему занятию. Но теперь простого поглаживания сквозь колготки и ткань кажется мало. Хочется снять. Увидеть. А для этого требуется вторая рука, которая чем-то занята. Лань Чжань строго смотрит на руку, не находит ничего там значимого, и спокойно кладет какой-то инвентарь на пол. И уже двумя руками берется за действительно важное — дрожащие бедра перед ним. Ведет ладонями вверх, добираясь до пояса колготок, и сдергивает их вниз, до бедер. Гладит светлую кожу, на которой видны слабые розоватые следы от сеточки, подбираясь к своей цели — к плавкам. И тянет их уже осторожнее, медленнее, задерживая дыхание и на мгновение даже пугаясь того, что может увидеть. Но отступать поздно, и он решительно сдергивает белую ткань вниз. К колготкам. Выбивая еще один сдавленный стон. Во все глаза рассматривая прямой, достаточно крупный, немного сужающийся к головке, какой-то изящный, как сам Вэй Ин, член. Он весь красивый, Вэй Ин, весь от стройных ног, от хрупких ключиц и тонких запястий до стоящего члена и поджатой мошонки под ним. Мгновение Лань Чжань борется с желанием развернуть Вэй Ина и увидеть, насколько красив он сзади, но предвкушение того, что можно сделать прямо сейчас, оказывается сильнее. И Лань Чжань, покорный своим желаниям, подается вперед, прикасаясь губами к напряженному члену. — Гэгэ! — хрипло восклицает Вэй Ин, сжимает руку на его плече сильнее, но не пытается отодвинуться, не пытается остановить… позволяет. Лань Чжань прикрывает глаза, погружаясь в осязание, слыша терпкий, такой насыщенный запах чужого возбуждения, скользит, наслаждаясь, губами по теплой коже, будто бы ощупывает плоть до самого верха. Хочется вернуться к низу, провести закрытыми губами по основанию, вдавливаясь в морщинки поджавшихся яичек, потереться носом о мягкую, бархатную кожу, но еще сильнее хочется облизнуть головку, узнать вкус. Он высовывает самый кончик языка, медленно прикасаясь к головке, такой горячей, сухой, тягуче лижет ее всей плоскостью спинки, добирается до самого навершия и вбирает в себя выступившую там каплю. — Не может быть! — всхлипывает Вэй Ин, когда губы нежно обнимают головку со всех сторон, пока язык заостренным кончиком вылизывает щелку. Всхлипывает и склоняется вперед, двумя руками упираясь в его плечи, роняя подол юбки. На мгновение становится совсем темно, но его глаза и так закрыты, так какое это имеет значение? Но Вэй Ин сгребает юбку обратно, прижимает к животу, вздрагивая всем телом, пошатываясь, будто еще чуть-чуть и упадет куда-то вбок. Лань Чжань сердито поднимает взгляд наверх и видит, как Вэй Ин судорожно жмурится, кусает губы, весь сжимается, напрягается, пытаясь удержать контроль над своим телом. Вместо того чтобы просто наслаждаться лаской. В кладовке, в этом шкафу со швабрами, очень тесно. Кажется, он думал об этом до того, как стало совершенно неважно на тесноту. Но Вэй Ину стоять действительно неудобно, и Лань Чжань тянет его вбок, заставляя чуть развернуться и опереться на какие-то полки. Хочется верить, что оттуда ничего не попа́дает, потому что — но он не помнит причин этого — им нельзя шуметь. Наверное, чтобы никто не пришел и не отобрал у него Вэй Ина. Убедившись, что Вэй Ин больше не собирается никуда падать, хоть и дрожит, Лань Чжань возвращается к своему занятию. Больше не исследует, обхватывает член губами и медленно вбирает его в рот. Ощущение гладкой кожи, терпкий вкус на языке, чуть соленый и горьковатый, но какой-то такой… что где-то в глубинах его естества просыпается звериная темная жажда — ему нужно больше. Головка скользит по языку, упираясь в небо, он чувствует малейшую неровность, складочку уздечки, покатые, округлые края гладкого, нежного навершия, и снова — глубже, так, чтобы заглотить как можно больше, пока не почувствует, как член упирается в заднюю стенку горла. Вэй Ин задушенно стонет, затыкая себе рот рукой, вновь упуская юбку. Лань Чжань нетерпеливо перехватывает черную плиссированную ткань, зажимает в кулак, упираясь запястьем в лобок — неудобно, мешается сам себе, и в итоге сдавливает юбку вместе с бедром, чувствуя под пальцами острую выпирающую косточку таза. Словно в награду, Вэй Ин гладит его по голове, зарываясь пальцами в волосы, пока толкается членом в его рот. Чужое желание пьянит так, что собственное возбуждение даже не замечается. Все, что важно — в его руке, поддается его рту, его языку, его ласкам. Хочется насладиться этим неспешно, но Вэй Ин качает бедрами, тяжело дышит, извивается всем телом. Еще совсем немного, пара неспешных, глубоких движений, и горячая горькая жидкость зажигает язык своим вкусом. Лань Чжань сглатывает, приоткрывает губы и медленно отстраняется, позволяя еще напряженному члену с влажным, откровенно пошлым звуком выскользнуть из его рта. Размазывает остатки спермы, вырывая еще один задушенный стон, сжимает пальцами ствол, будто выдаивает все соки до конца. Смотрит на влажно блестящую в полумраке головку и не может удержаться от того, чтобы подуть, довольно хмыкая, когда член размашисто, потеряв упругость, качается в ответ, а Вэй Ин сбивается с и так нестройного ритма рваных вздохов. Ему мало. Ему хотелось все растянуть как можно дольше, потому что… Но мысли обрываются в пустоту и никак не удается сосредоточиться хоть на одной, когда на первый план выходит собственное желание. Ему хочется получить что-то самому. Прочувствовать еще хотя бы миг этой близости, так же ярко, как он чувствует на языке чужой вкус. Хотя бы миг. Мало. Вэй Ин пошатывается, когда Лань Чжань поднимается с колен, опирается одной рукой о стену и нависает сверху. Парень смотрит на него лихорадочно блестящими глазами, и даже в неясном свете маленького окошка видно, как горит румянцем его лицо. Смотрит, губы дрожат, дергаются, будто он пытается что-то выговорить… Будто потерял дар речи. Из-за него! Лань Чжань силится сдержать кривую ухмылку, саму собой расползающуюся у него по лицу. И не может. Всю жизнь его учили культивировать в себе только положительные качества, но эта маленькая месть… Она так сладка! — Гэгэ! — ахает севшим голосом Вэй Ин. Хватается за плечи, тянется к нему, прижимается, запрокинув голову, смотря на него снизу вверх округлившимися глазами. — Ты такой жестокий! — Почему? — уточняет у него Лань Чжань, даже не задумываясь над значением чужих слов, все еще сжимая рукой плоть, потерявшую свою твердость, но такую горячую, податливую, пульсирующую. — Что мне теперь делать… — тихо шепчет Вэй Ин, замирая, даже переставая дышать, когда Лань Чжань медленно склоняется к нему, приближаясь к губам. — А мне? — выдыхает прямо в призывно раскрывшийся рот и, не давая ответить, прижимается к нему. Язык скользит по влажной кромке сначала верхней, потом нижней губы, и резко, заставляя задохнуться невнятным стоном, вторгается в рот, глубоко, донося, проталкивая привкус его же семени прямо на корень языка. Вэй Ин жмурится, вбирая в себя собственные соки, цепляется судорожно руками за его шею, жмется к нему всем телом. С трудом переводит дыхание и вновь оказывается смят поцелуем. Лань Чжань вжимается в него, притискивая одной рукой к себе за бедра, вторую, перепачканную в сперме, заводит за спину. Гладит указательным пальцем вдоль поясницы, чуть ниже, обводя несколько раз впадинку, где прощупывается косточка копчика. И скользит еще ниже, в ложбинку между ягодицами, замирая, прекращая целовать и только дыша в чужие губы. Ожидая реакции. Ответа. Возмутится? Оттолкнет? Вэй Ин вздрагивает, шумно выдыхает и, кажется, больше не вдыхает, но переступает на месте, чуть расставляя ноги и прогибаясь немного в спине, оттопыривая попку, подставляется под ласку. Бесстыже, дерзко, как все, что он делает и всегда, только сердце в его груди мечется так явственно, что Лань Чжань чувствует стук, словно собственный. Успокаивающе касается губ. Нежно целует. Мягко вбирает в рот нижнюю губу, посасывает. И невесомо гладит горячую, влажную от этого жара, ложбинку, проскальзывая дальше, глубже, пока не дотрагивается до сжатого колечка мышцы, вдавливая подушечки пальцев, смешивая остатки семени с потом. Вдавливает, преодолевая сопротивление, чувствует, как снова вздрагивает Вэй Ин, когда палец проникает внутрь, чуть-чуть, совсем немного, качает им, поочередно давя во все стороны, пока не проникает на еще одну фалангу, мягко расслабляя сфинктер. — Никогда бы не подумал, — бормочет ему в шею притихший, словно под шваброй, Вэй Ин. — Что? — так же тихо переспрашивает Лань Чжань, пытаясь отвлечься от того, что делает сейчас пальцами, с трудом удерживаясь от желания быть напористее, грубее, жестче. — Что ты… — Вэй Ин шипит сквозь стиснутые зубы, когда палец входит в него целиком. Парень возится, перебирая руками, пока, наконец, не забирается под его рубашку, вытаскивая ее из брюк. Упирается лбом в плечо и скользит ладонями под одеждой, оглаживая торс, очерчивая пальцами все мышцы. — Я хотел так сделать с того занятия в бассейне… у тебя такой пресс… нельзя быть таким! — Каким? — выдыхает ему на ухо Лань Чжань и следом прикусывает подставившийся хрящик, одновременно вводя еще один палец. Вэй Ин дергается, и он утешающе посасывает мочку, играясь с ней языком. Отпускает, дует, получая еще стон, и впивается коротким поцелуем в шею, еще одним ниже, и еще, пока не спускается до ключиц. Судя по дрожи в теле, которое он прижимает к себе, обнимает, ласкает, в которое медленно и осторожно вторгается уже тремя пальцами — Вэй Ину все нравится. Вэй Ин шипит, давит свои стоны, прижимаясь к нему, мычит то в подставленное плечо, то, когда Лань Чжань склоняется, продолжая вырисовывать свой узор поцелуев в уже распахнутом вороте рубашки, утыкается носом ему в волосы, шумно, глубоко вдыхая. Вэй Ин изгибается, оттопыривая зад, расставляя ноги, откидывает голову, подставляя шею, лицо поцелуям. Вэй Ин качается в его руках, жадно следуя за лаской, за вниманием к каждой части своего тела, вздыхает, ерзает. Это похоже на сон. На мечту, на иллюзию, и Лань Чжань не выдерживает, с силой стискивает руку на ягодице, оттягивая ее в сторону, открывая больше доступа, напористо вгоняя согнутые пальцы в уже расслабленное нутро. Сдавленный стон, впившиеся в кожу на груди короткие ногти как подтверждение реальности. Вэй Ин переступает ногами, утыкаясь лбом ему в шею, выуживает одну руку из-под натянувшейся рубашки, обхватывает за плечи, прогибается в пояснице еще сильнее, выпрашивая еще ласки, но Лань Чжань вместо этого вовсе вынимает пальцы и, когда Вэй Ин возмущенно мычит, отстраняет от себя, заставляя развернуться. — Так каким? — снова задает он вопрос Вэй Ину, расстегивая в это время свои брюки. — Что?.. — беспомощно переспрашивает парень, шаря руками по полкам, пытаясь найти более удобное место, чтобы упереться, оглядывается через плечо, когда брякает ремень и шуршит ткань. — А… Никогда даже не мог себе представить, что потеряю… Ох! Он замирает, ахает, а потом принимается выворачиваться, но Лань Чжань держит за бедра, медленно вталкивая свой член в поджавшуюся от испуга дырочку. Шипение, сдавленные стоны, слова — все сливается в один неясный шум на границе сознания, когда он наконец проникает в Вэй Ина. Входит в тесное тугое нутро до упора. — Расслабься, — едва может прошептать, склоняясь, изо всех сил сдерживаясь от того, чтобы не начать напористо двигаться. Так хорошо, горячо, что сознание на мгновение сжимается до размеров пульсирующего от удовольствия члена. Вэй Ин пыхтит, пытаясь послушаться, пытаясь поддаться, но, стоит ему вновь двинуться внутри, как парень зажимается еще сильнее, приседая и тихонько скуля. — Лань Чжань! — принимается жалобно причитать он, едва чувствует, как Лань Чжань останавливается. — Что ты в меня запихал?! Я уверен, что мои игрушки не были такими большим-м-и!.. Его речь обрывается, когда Лань Чжань ведет бедрами, не выходя, и снова прижимается пахом к ягодицам. Гладит руками бока, трогает невесомой щекоткой живот, одной рукой скользит вниз, к паху, и принимается гладить то ли полувставший, то ли полуобмякший член, лаская большим пальцем головку, сдавливая и ведя кольцом ладони по стволу. — Игрушки? — наконец может хрипло переспросить он. — А-ах… — шумно выдыхает в ответ Вэй Ин, склоняя голову вниз, между упирающимися в полки руками, и его шея изящно прогибается меж напряженными плечами, так и просясь под поцелуи. — Ты не подумай… Просто… Я вообще решил, что гей, за компанию. — С кем? — хрипло, излишне резко от проклюнувшейся ревности переспрашивает Лань Чжань. И сильнее сжимает ладонь на набрякшем члене. — С… ха-а, — удивленно выдыхает Вэй Ин, бездумно толкнувшись в кольцо пальцев и невольно скользнув по члену Лань Чжаня. И испуганно качается обратно, замирая лишь прижавшись ягодицами к его паху. Хорошо. Так хорошо, что невозможно удержаться от еще одного толчка. Лань Чжань перехватывает свободной рукой Вэй Ина поперек груди, прижимая спиной к себе так, что поясница парня резко прогибается, и утыкается носом в его шею, глубоко вдыхая чужой запах. И толкается вперед, немного выходит, и снова толкается. Вэй Ин вздрагивает, пытается задержать дыхание, податливо жмется к нему, откидывая голову на его плечо. Лань Чжань трогает губами кожу на шее, принимаясь покрывать невесомыми поцелуями все доступное пространство — от плеча до ушка, облизывая, прикусывая и вновь зацеловывая. Медленно, тягуче двигаясь в это время, качая бедрами, разнеживая тугой проход, сжимающийся от его напора. И, в такт движениям, ведет сжатую ладонь по члену, выбивая тихий стон. — Лань Чжань, — бормочет Вэй Ин, прижимаясь еще сильнее, заводя руку наверх, приобнимая его, вплетаясь пальцами в волосы, словно пытается притянуть его к себе еще сильнее. — Ни за что бы не поверил, что ты такой… Такой нежный. И руки у тебя… О-ох… А ты с любым бы так, в кладовке?.. — Помолчи, — просит он, чувствуя, как от того, что парень размякает в его руках, поддается его движениям — становится все сложнее себя сдерживать. — Нет, ответь, — упрямится Вэй Ин и вдруг двигает бедрами, уходя от прикосновения. Замирает так, что внутри него остается только головка, и вновь ведет бедрами, не позволяя войти в себя. — Мне нужно знать. — Только Вэй Ин! — сдавленно рычит Лань Чжань, отпуская чужой член и надавливая на пах, подаваясь вперед и насаживая его на себя, чувствуя, как сжимается, пульсирует тесное нутро, как задерживает вдох Вэй Ин. — Только Вэй Ин, — задыхаясь, бормочет тот, повторяя за ним. Приподнимается на носочках и немного трется снизу вверх, заставляя сцепить зубы, чтобы удержать в себе стон, от слишком ярких ощущений. Слишком сладких. — Так распирает… Гэгэ, ты такой большой! И Лань Чжань не выдерживает. Этого голоса, этих ощущений. Качается, размашисто, с оттяжкой, врезается в чужие ягодицы бедрами, уже совсем не беспокоясь о шуме. Только когда Вэй Ин, постанывая и всхлипывая, просит его быть потише, поосторожнее, ладонью закрывает ему рот. Он не уверен, что получилось тише, потому что в ушах грохочет кровь, легкие с трудом вдыхают слишком густой воздух, вырывающийся шумным выдохом, потому что сдавленные стоны жгут ладонь и хочется ее убрать, услышать этот звук, почувствовать чужое, такое громкое удовольствие. Но он ощущает его в дрожи, чувствует, как пульсирует член в ладони, как подрагивают бедра под ним, подмахивая на каждый толчок. Впивается зубами в подставленную ему шею, гася собственный стон, когда оргазм накрывает резко и внезапно — всепоглощающей волной, и никакой неги, никакой сладости, лишь шторм, скручивающий тело в сжигающей нервы вспышке. Слишком яркой, слишком сильной. Вэй Ин содрогается, вцепляется двумя руками в его, все еще сжимающую член ладонь, дергается бедрами, хотя сейчас, когда каждое движение шпарит кипятком ставшее чересчур чувствительным тело, так не хочется, чтобы он шевелился, но парень стонет в сжимающих его ладонях, качается, добивая собственное удовольствие. И обмякает. Лань Чжань чувствует, как слабеют, подрагивают ноги, словно от усталости, от полной измотанности, так, что едва хватает сил выйти из расслабленного тела и, перехватывая его поудобнее, прислониться самому к стенке позади. Блаженная пустота в голове и так не хочется ни о чем думать, но наслаждение медленно отступает, заставляя осознать произошедшее. — Гэгэ, — тихо зовет его Вэй Ин, ерзая в его руках. И Лань Чжань испуганно замирает. — Гэгэ, у тебя нет салфеток? Там… бежит. Салфеток? Заторможенный мозг с трудом обрабатывает поступившую к нему информацию, и Лань Чжань принимается оглядываться по сторонам — упаковка бумажных полотенец лежит на полке, осталось только дотянуться. Он осторожно отодвигает Вэй Ина, помогает ему привести себя в порядок, натягивая дрожащими руками плавки и колготки, пытаясь расправить юбку, пришедшую в совершенно непотребное состояние… Не то чтобы до этого он выглядел подобающе, но в мятой юбке! И немного порванных колготках в сеточку… Лань Чжань задыхается, когда привыкшие к полумраку глаза показывают ему эту совершенно порочную картину. Вэй Ин поднимает на него голову, неловко, смущенно улыбаясь, и, помогая застегнуть брюки, осторожно спрашивает: — Что теперь? Лань Чжань мотает головой. Он совершенно не способен сейчас думать. Может быть, вечером, когда он придет в себя, отойдет от этой предательской слабости… И отчаянно примется себя ненавидеть. — Гэгэ, — снова зовет его Вэй Ин, явно не собираясь оставлять его в покое до вызволения из этой кладовки. Хотя после такого, казалось бы, он должен будет его обходить за сотню ли. — Если ты скажешь… если ты хочешь, мы можем сделать вид, что ничего не было?.. Его голос слишком неуверенный, непривычно тихий, взгляд серых глаз смотрит куда-то в сторону, прячась от него, и Лань Чжань хмурится, невольно протягивая руку, будто хочет проверить, все ли в порядке. Нет, не в порядке, и для этого даже не нужно проверять, но… — А что хочет Вэй Ин? — тихо переспрашивает он парня, напряженно вглядываясь в чужое лицо. — Лань Чжань, — дергаются губы в кривой усмешке, — некрасиво отвечать вопросом на вопрос! — Хочешь сделать вид, — упрямо повторяет Лань Чжань, подцепляя пальцами его за подбородок и заставляя взглянуть на себя, — что ничего не было? Вэй Ин судорожно выдыхает, морщится на мгновение, потом качает головой. — Тогда не будем, — утвердительно кивает Лань Чжань, чувствуя, как вдруг становится легче дышать, и, переложив руку на чужое плечо, осторожно тянет к себе. — Знаешь, — тихо хмыкает Вэй Ин, послушно уткнувшись ему в шею и навалившись на него всем телом. — Я, конечно, смелый и настойчивый… Но даже я не думал, что ты можешь оказаться, ну… тоже. — Что? — послушно переспрашивает Лань Чжань, успокаивающе поглаживая чужую спину в мятой рубашке. — Тоже… по парням, — Лань Чжань прикрывает на мгновение глаза, думая про себя, что нет. Не по парням. Только и исключительно по Вэй Ину. Но не перебивает. Вэй Ин, его Вэй Ин, краеугольный камень его ориентации, олицетворение его страсти, душевной болезни, копошится под его рукой, устраиваясь поудобнее, и невнятно бормочет откуда-то с груди. — Я вообще думал, что потом когда-нибудь встречу девушку и тогда признаюсь, что, ну, как все. — Зачем ты вообще?.. — неуверенно спрашивает Лань Чжань, хмурясь на упоминание девушки. А сейчас Вэй Ин тоже будет ждать, пока встретит девушку? — О! Ну, сначала ради шутки. Или, ну, подростковый вызов, все дела. Это же вроде как нельзя. Алкоголь тоже нельзя сначала, но если знать у кого покупать, то можно, и оно вкусное. И это… оказывается, вкусное. Но сначала я так далеко не забегал, — тихое смешливое бормотание доносится до его уха, и Лань Чжань думает, что это так похоже на Вэй Ина. — Просто Чэн-Чэн так прикольно злился, а а-Нину требовалась поддержка, что я продолжал так говорить… А потом стал смотреть. Ну, пробовать тоже стал. — С кем? — напрягается Лань Чжань, и Вэй Ин, видимо, чувствует это, потому что успокаивающе касается губами кожи в вороте рубахи. — С ассортиментом таобао, гэгэ! — тихий смешок в шею. — Правда, после этого, я себя представлял, ну, с другой стороны. И теперь все немного ноет… И очень хочется в душ. А! Гэгэ! Вэй Ин подскакивает, стукая лбом ему по подбородку, смешно дует, словно это может помочь, а потом снова принимается его тормошить. — Как мы выбираться-то будем?! — приглушенным голосом напоминает он о самом насущном. Лань Чжань на мгновение ужасается того, что брат может увидеть его в таком виде — и Вэй Ина в таком виде, но это все же лучше, чем их увидит дядя или даже уборщица… Нет, определенно надо звонить брату. Лань Чжань тянется за сумкой, сброшенной у самой двери, выуживает телефон и замирает, неверяще глядя на экран — сети нет. Но прежде чем успевает сообщить об этом Вэй Ину, в дверь раздается тихий стук. Оба замирают, испуганно смотря на дверь. Тихий стук повторяется. — Вэй-сюн? — доносится до них приглушенный голос. Вэй Ин на мгновение замирает, потом шумно прочищает горло и прижимается к двери. — Да! — Ох, вы здесь! — обрадованное восклицание с той стороны и тихий щелчок. — Выходите быстрее, пока Чэн-Чэн шумит в аудитории! Лань Чжань старательно отводит взгляд от излишне оживившегося Не Хуайсана, едва они, щурясь, вывалились из кладовки. — Ох, вы… Эм, я надеюсь, — сдавленным голосом бормочет Не Хуайсан, прикрывая за ними дверь, — вы не пойдете же в таком виде на урок? Лань Чжань дергается, неодобрительно думая о прогуле занятий, а потом понимает, что тот прав. Потому что Вэй Ин такой всклокоченный, помятый, зацелованный, с радостно блестящими глазами и сияющей улыбкой, что его срочно нужно спрятать от чужих взглядов. И привести в порядок, конечно же. И решительно хватает Вэй Ина за руку, потянув за собой по коридору. — Спасибо, — фыркает Вэй Ин, пытаясь на ходу надеть на себя толстовку. — С тебя причитается! С вас обоих, — довольным голосом сообщает им в спину Не Хуайсан. Лань Чжань вдруг резко останавливается, замирая на полном ходу и поддерживая едва не свалившегося от такого маневра Вэй Ина. — Пропуск, — выговаривает он одно слово, подозрительно рассматривая ученика. — Что пропуск? — не понимает его тот. — Ученический пропуск не откроет кладовку. — Ой, — изумленно округляет глаза Не Хуайсан. — Не знаю, как так получилось! Но ведь удачно, что вас не застал там никто другой? Действительно, удачно. Возможно это ─ карма.