Что, если ты не полюбишь меня?
Смотрю в твои глаза и ощущаю, что мой мир рухнул. Четыре слова, которые заставляют слезы из глаз хлынуть бурным потоком, выбивают почву из-под ног и перекрывают дыхание. Я закрываю руками лицо и тихо рыдаю. А ты поигрываешь палочками в ладони и тяжело вздыхаешь. - Я думал, что это будет легче. Извини. И пустота. Тишина поглощает все. Ну, вернее я оказываюсь в вакууме, и мне все равно на то, что люди за соседними столиками радуются, выпивают и живут. Моя жизнь закончилась, вот так, внезапно, спустя несколько месяцев безоговорочного счастья с Кунсайтом, потрясающих ночных разговоров и океана боли, который пришлось переплыть в попытке ему поверить. И если быть честной, то я ужасно жалею о том, что вообще вступила на этот путь. - Тебе не нужно извиняться. Все это было ошибкой. Ты не изменишься, Кунсайт. Что тогда, в Серебряном Тысячелетии, что теперь. Никогда. Так и не сможешь полюбить меня, какие бы воздушные замки я не строила, ты каждый из них растопчешь своим безразличием. Ты хоть в этой жизни, хоть кого-то любил? - голос тихий, ужасно дрожит. Чувствую себя раздавленной, словно по мне проехал самосвал. Смотрю в глаза, но парень отворачивается и откашливается. Значит, любил. Но не меня. Едва заметно киваю и чувствую новую теплую влагу на щеках. Когда же этот источник иссякнет? Я не знаю. Наверное, однажды настанет день, когда я перестану лить слезы. А ведь через десять минут мы оба должны встретится с ребятами, быть в одной кампании и вести себя так, словно ничего и не произошло. Для Кунсайта действительно ничего не произошло, но я разрушена до основания. И если честно, сейчас, мне абсолютно плевать, кто и что подумает. Да, я эгоистка, да, я хочу, чтобы мне тоже было удобно в отношениях, а не только ему. И мне стыдно за это, но переломать себя я уже не в состоянии. - Я любил, однажды. В этой жизни. И она... Ты не сможешь её заменить. Не пойми неправильно, ты мне нравишься, но это все же не любовь. Может быть, я теперь вообще не способен любить. - И зачем нужно было лгать мне? Зачем нужно было говорить, что любишь меня? Почему ты не сказал мне это сразу, прямо в глаза?! - повышаю голос и замечаю, что люби за соседними столиками оборачиваются на нас. Но мне все равно. Я готова прямо сейчас стать сенши и уничтожить его. Из-за ненависти и любви одновременно. Из-за того, что не могу причинить ему еще больше боли. Что не могу быть той, кто ему нужен. И ненависти к той, кто заняла место в его сердце. К ней особенно, хотя она и не виновата. - Неважно. Я не хочу больше слушать тебя. Я ухожу, к девочкам. Ты как хочешь, мне плевать, придешь ты или нет. Оставив деньги за обед, я выхожу из кафе и попадаю под ливень. Вода стеной прячет мир. И если бы во мне осталась хоть капля веры, я думала бы, что это небо плачет вместе со мной. Делаю шаг, еще один, и чувствую холодную воду сквозь ткань платья, которое сразу же намокает. Это приятно, особенно раскрасневшимся щекам. Вода смывает слезы, и боль, и даже робкая улыбка проступает на губах. Я медленно бреду в сторону сада, в котором мы договорились встретиться на пикник, промокая до нитки. Я не хочу знать, кого он любил. И хочу. И не могу решить, чего же хочу на самом деле. Ведь так хочется отомстить, чтобы он почувствовал туже боль, что и я. И не хочется делать ему больно, ведь он и так пострадал, наверное больше всех нас. Руки дрожат от холода, когда я обнимаю себя за предплечья и смахиваю воду с рукава. Или может они дрожат от нервов, я не знаю, да и все равно. Я нахожу подруг и генералов в беседке. Кунсайт уже там, абсолютно не вымокший. Ну конечно, он использовал телепорт. На меня, сырую, как кошку, все смотрят с удивлением. Но я только улыбаюсь, профессионально пряча боль за маской. И только Рей что-то замечает во взгляде, тут же поднимая брови в задумчивости. - Я ничего не пропустила? - Нет, вот держи свою чашку с чаем. С мятой, как ты любишь, - Мако протягивает мне салфетку, которой я быстро сушу лицо от влаги и отпиваю жидкость. Чай с мятой никогда не был моим любимым, но его любил Кунсайт. И поэтому я часто пила его, так и не сумев распробовать прелесть этих горько-холодных чаинок. Сажусь рядом с Рей на скамейку и кладу ей на плечо голову, заставляя намокнуть ткань рубашки. Она медленно обнимает меня за плечо и тихо шепчет: - Конец? - Конец, Рей. Ей достаточно этих слов. Она обнимает меня крепче и смотрит на Кунсайта, хмуря брови. Но молчит. И будет молчать до скончания веков, потому что не полезет в это дело. Я тоже смотрю на него, пытаясь в который раз навсегда запечатлеть его образ в своей голове и сердце. И мне так спокойно рядом с подругой, которая без слов понимает каждый мой вздох, похлопывает по плечу и, если я попрошу, испепелит этого мучителя за секунду. Но я не попрошу. И в этом моя слабость.Что, если ты не полюбишь меня?
Выражение лица Минако меняется за секунды от вполне счастливого до полностью разбитого. Она медленно опускает взгляд и вместе с этим начинает рыдать, не в силах сдержать слезы. А я чувствую себя не самым хорошим человеком. Но я не мог больше молчать, слышать её честное " люблю тебя" и не отвечать в ответ. Вернее отвечать, но уклончиво. А теперь, все по честному. Я не люблю тебя, моя дорогая блондинка. - Я думал, что это будет легче. Извини, - шепчу едва слышно, когда она закрывает лицо руками и старается справиться с собой. Медленно, но это у неё получается. Стирает пальцами слезы с лица, тяжело дышит и опирается локтями на стол, чего не сделала бы никогда, будучи в состоянии себя контролировать. Но сейчас она вовсе себя не контролирует. А я от нервов тереблю пальцами палочки для еды. И жду хоть чего-то, любого ответа, даже если это будут проклятия. А такое вполне может произойти. - Тебе не нужно извиняться. Все это было ошибкой. Ты не изменишься, Кунсайт. Что тогда, в Серебряном Тысячелетии, что теперь. Никогда. Так и не сможешь полюбить меня, какие бы воздушные замки я не строила, ты каждый из них растопчешь своим безразличием. Ты хоть в этой жизни, хоть кого-то любил? - постепенно её дрожащий голос крепнет. Она смотрит прямо в глаза, прикрывая губы сложенными вместе пальцами, и ждет. И я понимаю, что ей нужно услышать и это. Не могу вынести давящего взгляда этих синих глаз и отворачиваюсь, откашливаясь. И краем глаза замечаю, как она снова начинает плакать, но в этот раз не в голос. А просто по факту того, что понимает все без слов. Да, в любви она спец, и от неё эти чувства не скрыть. - Я любил, однажды. В этой жизни. И она... Ты не сможешь её заменить. Не пойми неправильно, ты мне нравишься, но это все же не любовь. Может быть, я теперь вообще не способен любить, - слова даются мне с трудом. Конечно, я любил. Но не Минако. И что удивляет, я не помню имени. Помню лишь образ в голове, и в сердце, которое болезненно ноет, когда я думаю о ней. Воспоминания пострадали из-за Берилл и Металлии, и все что мне осталось, это образ. И мне до боли тошно от этого. Может быть, у меня и не было отношений? Может я просто увидел её на улице однажды и запомнил? Я не знаю, и не узнаю. - И зачем нужно было лгать мне? Зачем нужно было говорить, что любишь меня? Почему ты не сказал мне это сразу, прямо в глаза?! - девушка повышает голос и едва ли не кричит. Люди нервно оборачиваются, конечно. Ведь всем интересно посмотреть на чужую драму и думать, что у них совсем иначе. И может они правы. Но глядя на блондинку, я вижу только боль и уязвленную гордость. Она совсем не думает, что возможно, я пытался её полюбить. Но не смог. Ведь я действительно этого хотел. Но тот образ, застрявший во мне, словно заноза, мешает мне быть счастливым с ней. Я даже не уверен, что вообще знаю, что такое это мифическое счастье. - Неважно. Я не хочу больше слушать тебя. Я ухожу, к девочкам. Ты как хочешь, мне плевать, придешь ты или нет. Кинув деньги на стол, Минако встает и уходит. Ни разу не обернулась и вышла под ливень. Я смотрю в окно и вижу её, под дождем, такую слабую и одинокую. И мне жаль, что все так получилось. Ведь кто знает, если бы она была той же верховной, что и в Серебряном Тысячелетии, могла бы воспринять все легче. Или тяжелее, и уничтожить при помощи своей силы. Допиваю махом кофе и, забрав деньги девушки, оставив взамен свои и на чай официантке, выхожу под дождь. И в первом же переулке применяю телепорт, чтобы оказаться на месте первым и может быть как-то вернуть её деньги через девочек, если получится. Так и получилось. Все уже собрались, когда я появился рядом с уединенной беседкой и зашел в неё. Множество взглядов тут же устремились ко мне с немым вопросом, который можно было истолковать только как " и где Минако?". Но отвечать на него я не стал. Протянул только Рей купюры. - Она забыла их в кафе. Передашь? - девушка медленно кивает и погружается обратно в общий разговор. Сажусь где-то с края, рядом с Зойсайтом, который тут же смотрит на меня встревоженно и шепотом спрашивает: - И как прошло? - Она расплакалась и ушла, - коротко отвечаю, также шепотом, чтобы никто не знал. И так все понятно, а ребята молчат, чтобы не бередить рану. Пьем чай, закусывая его кексами Макото, которая была главным поставщиком лишних сантиметров девочек, которые всегда на это жаловались, но сгоняли эти формы при помощи стресса и битв. Краем уха слушая разговор, я чувствую, как разум наполняется усталостью. Сидеть и делать вид, будто бы все так, как и было, невыносимо тяжело. - Я ничего не пропустила? - вздрагиваю от приятного веселого голоса и смотрю на блондинку, которая промокла до нитки. С её волос и платья капает вода, но выглядит она как и всегда жизнерадостной. Только вот в глазах пропал блеск, и немного покраснели веки. Чувствую обжигающую ауру богини огня и медленно перевожу на неё взгляд. Она словно готова испепелить меня, и остальное не важно. - Нет, вот держи свою чашку с чаем. С мятой, как ты любишь, - Макото протягивает чашку, которая тут же начинает звенеть от дрожи в руках блондинки, которая садится рядом с Рей и кладет голову ей на плечо. Но маску не теряет, отпивая жидкость и улыбаясь. Губы медленно шевелятся, выговаривая слово "конец", глаза сверлят. В воздухе висит напряжение, которое пытается сгладить Усаги, втягивая каждого в разговор. Мы с Зоем смотрим на двух обнявшихся хранительниц и тяжело вздыхаем, понимая, что мои действия раскололи нас на два лагеря. Уже в который раз. И что теперь я должен быть максимально осторожен с ними, ведь даже Ами нахмурилась, постукивая сильнее обычного по клавишам ноутбука. А со стороны генералов и принца я чувствую поддержку, но очень слабую. Конечно, ведь они любят своих нареченных, и я один среди них, такой неправильный. И от этого нестерпимо горько.