Сладость цинсинь.

      Тяжело вздохнув, она вновь окинула взглядом Ли Юэ, этот древний город, чья история насчитывает несколько тысяч лет. Город, что всегда залит ослепляющим солнечным светом, на улицах которого всегда слышится звонкий радостный смех, вдруг помрачнел в ее строгих аметистовых глазах. Эта яркость, что ранее лилась словно из рога изобилия, пропала, и девушка не знала, как вернуть ее. Каждый раз, когда она ступает по вымощенной камнем дороге, моральные силы покидают ее. Ей ничего не хочется делать, она не может смотреть как прежде на город, для которого она жертвует абсолютно всем, что имеет. Огонь, ранее горевший искрами энтузиазма в ее глазах, погас. Это состояние продолжается уже несколько дней, эта апатия, медленно тянущаяся густотой янтаря смолы, постепенно сковывала ее. Она отчаянно пытается вырваться из этих пут, дабы избежать беспросветной тьмы отчаяния, но никак не выходит. Она ищет решение, любое, абсолютно любое. Ее тревожит собственная беспомощность, что же будет, если она бросит Ли Юэ, оставшееся без покровительства Архонта. Равновесие разрушится, и все, что она возводила, рухнет. Стыд пронизывает ее острыми клинками сожаления. Как жестоко… Будет ли судьба милостива по отношению к ней? Пройдет ли это? Может, Адепты или боги смогут дать ответ? Что за вздор?! Нефритовое равновесие Цисин не сможет попросить о помощи высших сил, может, это ее гордость, может, это ее принципы, убеждения. Да даже если и сможет, то как она будет смотреть в чужие глаза? Как она объяснит свои резкие замечания в их сторону?       Прикрыв глаза, она элегантно отвернулась от пейзажа гавани и пошла в сторону гор, уходящих в небеса. Быть может, она там найдет хоть крупицу ответа. Ее стройный силуэт постепенно отдалялся от Ли Юэ, в итоге скрывшись в тени пышной листвы далёких древ.       Степенно блуждая среди деревьев, что словно застыли в вечном танце, она размышляла. «Как же выбраться из этого состояния… Угрх… Я не могу оставить Ли Юэ, особенно сейчас, я — Нефритовое равновесие Цисин. Я — дитя этих земель, я должна восстановить порядок и совершенствовать, но…» — она бы и дальше продолжала уходить в себя, но что-то вырвало ее из плена тёмных мыслей. Волосы цвета сирени развевались, словно колосья пшеницы на ветру. Блуждающий в тумане сомнений взгляд очистился в свете внезапного озарения, застыв в неожиданной точке.       Лаская солнечными лучами белый бархат лепестков, цветы цинсинь тянулись ближе к солнцу, скромно желая получить чуть больше тепла, колеблясь на ветру. «Цинсинь… А каковы они на вкус?» — удивившись своему внезапному стремлению, девушка решила поддаться ему. Полностью доверившись, она сорвала лепесток. Он, соприкоснувшись с мягкими губами, на мгновение застыл. Нежность накрывших уста лепестка волной мурашек прошлась по оголенной молочной коже Нефритового равновесия, оставляя после себя приятное колкое ощущение. «Я слышала, что они горьки… Столь нежный цветок и таков на вкус…» — с болью вздохнув, она приоткрыла рот, подталкивая тонким розоватым на кончике пальцем лепесток. Девушка раскусила его, и горечь расползлась мерзким пятном на языке, словно пронзая клинками отвращения, вызывая рвотный позыв. Из ее уст вырвался недовольный стон, вызванный вкусом. Но девушка все равно проглотила его, сама не ведая, зачем. «К-как мерзко… Как только госпожа Гань Юй ест их?» — дрожа от неприятного ощущения, девушка поднялась на ноги. — «Одну минуту… Гань Юй…» — от ее имени сердце отозвалось неведомым ранее девушке трепетом, это имя словно разогнало частичку тени апатии. Она наконец вспомнила, почему она решила попробовать лепесток. Гань Юй. Это был ответ. Цветы цинсинь вызвали неосознанные ассоциации с секретарём Цисин. Может, мысленные изображения были вызваны тем, что Гань Юй их любит есть, либо цветок цинсинь напоминал секретаря совершенно в ином роде. Нежная, тихая и… сладкая, странно, это совершенно не похоже на цветы. Они обжигают своей горечью, а секретарь иная, ее спокойный, может, даже иногда немного дрожащий от волнения взгляд всегда приводил в равновесие девушку. А ее советы, что пропитаны опытом многих веков, всегда помогали. Вероятно, Гань Юй, секретарь Цисин, может помочь.       В отличие от Адептов, скрывшихся в Заоблачном пределе, Гань Юй всегда была рядом с людьми, несмотря на их отвережение. Она была в Ли Юэ в самые тяжёлые моменты на протяжении многих веков. Это, как думала Нефритовое равновесие, было достойно уважения, хоть она и являлась Адептом, но с частью крови обычного человека.       Вновь опустившись к цветку, она провела кончиками пальцев по бархатному лепестку, погружаясь в манящие запретные грёзы. Чувство стыда поразило девушку, задумывалась ли она о таком раньше? Нервно вздохнув, она попыталась забыться и продолжила следовать зову сердца. «Решено, я иду к госпоже Гань Юй», — она уверенно посмотрела в сторону Ли Юэ, что уже успел погрузиться в тень ночи, ослепляя взор пламенными огоньками бумажных фонарей.       Где-то в глубине души ее терзал зверь гордости, что отвергал хоть одну мысль о помощи. Он шептал ей, что она может справиться сама. Что она сама вырвется из этого. И было дело, что она поддавалась на его сладостные уговоры. Но и что-то иное, что-то, что невозможно описать словами, заставляло вновь идти вперёд.

***

      И вот она уже стояла у кабинета Гань Юй. Было совсем поздно, не хотелось бы тревожить ее, но то возбуждение, вызванное мыслью о возможном спасении, не давало девушке покоя.       Сдержанно постучав в дверь, пытаясь скрыть то озарение, спокойный голос прознес: — Войдите.       В полупустом помещении за письменным столом, усыпанным документами, расчесывая длинные густые волосы цвета утренней небесной синевы, расположилась секретарь Цисин, Гань Юй. Она медленно перебирала волосы, сладко дыша через розоватые пухлые губы, иногда всхлипывая от боли расчёсывания запутывшихся волос. В мимолетных остановках она с радостью малого ребёнка перекусывала белоснежными лепестками цинсинь.       Нефритовое равновесие не могла оторвать взор, сейчас перед ней сидела очаровательная беззащитная девушка, что кротко смотрела на нее кукольными янтарными глазами, что волшебно переливались, словно персиковой слюдой, на свету. Как она раньше не замечала этого? Как она не замечала столь прекрасное и нежное существо? Она совершенно забыла про свои проблемы, любуясь девушкой. — Простите… — заметив застрявший на ней взгляд Нефритового равновесия, скромно произнесла девушка. — Госпожа Кэ Цин, вам нужна помощь? — А… Да… Я пришла за вашим советом, если вы не возражаете, — покраснев и прикрывая покрасневшее лицо руками, взгляд все еще облуждал и цепляется по телу секретаря через щелчки пальцев. — Что случилось, госпожа Кэ Цин? — она, прекратив расчёсывать волосы, в тихом волнении посмотрела на гостью. — В последнее время… — не успев договорить, Кэ Цин заметила испугавшуюся Гань Юй. — Ох… Простите, пожалуйста, я совершенно забыла предложить вам присесть… Подождите немного!  — она резко вскочила с места и пошла за стулом. Неуклюже взяв стул в руки, она медленно пробиралась через возвышаюшиеся над полом стопки документов, иногда покачиваясь в разные стороны, подобно цинсинь на ветру, что она видела сегодня. Но на последней стопке она потеряла равновесие и начала стремительно падать. И…

***

      Зависнув в воздухе на несколько мгновений, она неуверенно распахнула глаза, встречаясь взглядом с полом. Его и ее лицо разделяли несколько сантиметров. С тёплых ладоней Кэ Цин, обхвативших оголенные плечи Гань Юй, стекали скудные капельки пота. — Ты… Вы и правда Нефритовое равновесие… Ой, простите, пожалуйста… — подметила девушка, после загораясь пунцой. — Отпустите меня, пожалуйста, — она постаралась повернуться и посмотреть на Кэ Цин, но она, не успев совершить действие, почувствовала, как ее талию побхватили руки девушки и медленно, с нежностью, Гань Юй поднялась на ее колени. Сердце секретаря билось с невероятной скоростью, отдаваясь утробным, еле слышимым, эхом в ушах. — Будьте осторожны… — опомнившись, она резко убрала руки и отвернулась от секретаря, вновь прикрывая лицо, по которому растеклась алая краска румянца.       Но на ее удивление, Гань Юй не отстранилась, она осталась сидеть на ней, кротко опустив взгляд вниз. — Что вы хотели, госпожа Кэ Цин? — с дрожью в голосе спросила секретарь, оставаясь на ее коленях. — В последнее время я чувствую себя ужасно. Не в физическом плане, а в моральном… Я ничего не могу делать, сил нет… Знаете, это похоже на простую апатию, но мне кажется, что  это нечто большее, еще страшнее… — с глубокой горечью разъяснялась она. — Давай сначала перейдем на «ты»… Мне бы хотелось, чтобы ты это рассказала не коллеге по работе, а… как другу… — все еще дрожа, тихо произнесла Гань Юй, не поднимая взора. Все продолжая смотреть в пол, теребя в руках одежду. — Да, я не против… — она еще долго продолжала рассказывать о своих душевных травмах, чувствуя на себе искренне нескрываемые переживания секретаря. — Знаешь ли ты, что мне делать? Мне кажется, что во мне отсутствует одна важная деталь, и я не знаю, какая…       В воздухе застыла неловкая тишина, длившаяся несколько минут, но после, сжавшись, подобно котёнку, Гань Юй прервала ее: — Хоть я и являюсь адептом, людские чувства мне также не чужды. Я не могу объяснить это словами, но… — она встала с колен Кэ Цин и повернулась, смотря на нее сверху вниз. Нежный лик Гань Юй покрылся алым румянцем, и она вновь села на ее колени, уже лицом к лицу. Девушка с особым трепетом убрала прилипшие волосы цвета сирени с лица Кэ Цин. И, на секунду зависнув, ее губы накрыли губы Нефритового равновесия, обжигая их теплом. Углубляя поцелуй, Кэ Цин почувствовала вкус цветов цинсинь, но они более не ранили ее горечью, вкус был совершенно иным. Словно блаженный сладкий нектар передавался от Гань Юй, иногда стекая из уголков губ, но Кэ Цин жадно подхватывала их, желая напитаться им больше.       Нетерпеливые руки Нефритового равновесия страстно вцепились в талию секретаря и подтянули горячее тело ближе к себе. От неожиданности Гань Юй жалобно пискнула, но уже после ее ладони накрыли пылающие щеки Нефритового равновесия. Губы Кэ Цин все пытались проникнуть глубже, они жаждали еще больше, больше нежности, больше страсти, больше чувств.       И в вожделении ее вспотевшие руки скользнули по изгибам тела девушки, остановившись на талии, руки разошлись, блуждая в противоположные стороны, одна рука постепенно поднималась к холмикам груди, а другая бродила, нежно поглаживая, по бедру, пытаясь попасть еще дальше.       Ловко проникнув под намокшую одежду Гань Юй, воздух проникал в оголенные места, немного остужая горячую фигуру секретаря, рука ненасытно ласкала ее бюст, грубо сжимая и разжимая его, играясь большим пальцем с розовой бусиной соска. Из ее занятых уст вырывались тихие короткие стоны.       Не в силах сдерживаться дальше, Кэ Цин выдернула руки, прекращая ласки, и обхватила запястья Гань Юй. Она, медленно начиная возвышаться над ней, но не прекращая поцелуй, положила ее на рассыпавшиеся бумаги.       Заковав руки секретаря узлом переплетающихся пальцев, Нефритовое равновесие прервала поцелуй. Теперь она с обожанием обсыпала поцелуями шею, оставляя расцветать на бледной коже бутоны страсти. Следуя дорогой алых поцелуев, девушка резко остановилась, чтобы понаблюдать исподлобья, как Гань Юй, окрашенная пунцой, плавясь, словно сахар, наблюдать, как ее грудь тяжело поднимается, увидеть, как она требует взглядом большего, запретного. Во взоре Кэ Цин читалось ожидание, такое пылкое и страстное, что заставит ее начать, полностью подчиниться демонам желания. — П-пожалуйста… продолжи… — потеревшись бедрами, попросила секретарь, проглатывая слюну возбуждения.       Теперь оковы сняты, теперь Кэ Цин подчиняется полностью желанию, бурлящему лавой в ее душе.       Медленно проведя руками по выпирающим ключицам секретаря, она постепенно опускалась вниз, попутно оставляя следы поцелуев на оголенных участках кожи. Ее пальцы, словно в танце, кружились по телу, заставляя Гань Юй еще сильнее краснеть от ожидания и предвкушения.       Спустя несколько кругов вальса рук, Кэ Цин опустилась к лону секретаря и вновь застыла, но после, через мокрую полупрозрачную ткань боди и нижнего белья Гань Юй, начала еще танец, такой быстрый, энергичный, подобно танго. Массируя пальцами натуру девушки, она вновь принялась наблюдать, как тихие, утробные стоны срываются с ее губ, как она извивается, подобно змее, как она хочет прикоснуться, как она хочет занять пустые ладони, но ей нагло не позволяют. Как ее лицо все сильнее покрывается румянцем возбуждения, как прикрываются ее глаза от дикого удовольствия. Как ее ноги сводят судорогой, и как ее охватывает паралич наслаждения, заставляя девушку жадно глотать раскаленный воздух. — Похоже, я нашла свою недостающую деталь, — Кэ Цин с особой нежностью посмотрела на обездвиженную от неги секретаря. — Спасибо большое за совет, госпожа Гань Юй.       Ее губы в последний на этот раз накрыли губы девушки, вновь наслаждаясь ее вкусом. В эту ночь она познала иной вкус цинсинь, ее тягучую сладость. Его божественный нектар.