Верёвочка

      Армин по-хозяйски открыл дверь, вдыхая спертый воздух плохо проветриваемой комнаты. Половицы противно скрипнули, в унисон им сверху послышался крик ребёнка.       В первую очередь Арлерт открыл окно. Морозный сырой воздух тут же проник в комнату. Он вдохнул ещё раз, закрыв глаза. На улице ему не нравилось, но в тёплом помещении вдыхать приятную прохладную свежесть после дождя – одно удовольствие. Особенно если не долго.       Микаса зашла следом, поставив пакеты с продуктами на стол. Эрен закрыл дверь на ключ и раздраженно выдохнул.       — Вы могли не идти со мной, — виновато проговорил Армин.       Микаса промолчала, разгружая сумку и сравнивая со списком в голове. Эрен неряшливо скинул пальто.       — Надо же тебе помогать, — заметил он.       Армин слабо улыбнулся.       Энни сидела на кровати, безучастно смотря в пол. Армин аккуратно присел рядом, приобнимая её за плечо. Запах вспотевшего тела заставил его едва заметно поморщиться.       — Энни, как ты сегодня?       Эрен молча наблюдал в дверях за этим. Армин знал – друзья пришли сюда из-за него, а не из-за Леонхарт. Ему хотелось, чтоб Энни сейчас отвечала и послушно реагировала на всё. Меньше шума и копошения. Под пристальным взглядом друзей каждое движение казалось лишним. Они оценивали всё происходящее.       Леонхарт подняла взгляд на Армина. Глаза её были теми же пустыми блюдцами ледяной воды, губы высохли, а щёки впали. Она подняла руку и безвольно дёрнула в сторону, словно указывая куда-то. Армин понял, что она тянулась за чем-то и проследил взглядом в направлении. На полу лежал пластиковый стаканчик. Видимо, Энни его опрокинула, когда тянулась, чтоб утолить жажду. Армин аккуратно выудил ещё один стаканчик и наполнил из бутылки, а потом протянул Энни. Та просто держала его, а после подсказки – мягкого подношения стакана к губам – жадно осушила до дна.       — Она похожа на животное, — сказал Эрен.       — Где ножи? — тут же спросила Микаса.       Армин достал ключ и открыл один из ящиков, где в кучу было свалено всё, чем можно было пораниться.       — Я помою её, — сказал Арлерт после того, как показал всё нужное Микасе.       Аккерман и Йегер уставились на друга в ступоре. Первым отреагировал Эрен, привычно нахмурившись.       — Ты?       — Я помогу, — Микаса уже сжимала нож.       Армин покачал головой.       — Она воспринимает только меня, — сказал он. — Так что только мне и мыть её.       Он добавил спустя неловкое мгновение для спокойствия друзей:       — Это не в первый раз. Я же тут часто…       Он не закончил. Эрен помрачнел, а Микаса отвернулась к доске.       — Помоги мне, — сказала она Йегеру так, что тому только и оставалось подавать нужные овощи и ставить на плиту кастрюлю да сковороду.       Армин вернулся к Энни. Она за последнее время ещё больше уменьшилась и усохла. Тонкие ручки-палочки и до жути острые коленки. Арлерт же наоборот подрос и немного окреп. Иногда ему хотелось, чтоб Энни – прежняя Энни – увидела его. Может тогда бы она перестала думать о нём как о слабаке или нытике? Армин не знал, но ему хотелось в это верить.       Девушка податливо встала, опираясь на Армина. Он крепко держал её за талию, а руку закинул себе на плечо и тихо, но настойчиво попросил держаться. Странно, но Энни всегда слушалась. Где-то на дне ещё была жизнь, которая вяло, но реагировала на внешний мир. Почему-то именно на голос Армина.       — Аккуратно, — пробормотал он около двери в ванну.       Энни ступала под его строгим руководством, слабо держась за него. Армин боялся любой ошибки.       — А соль где? — неожиданно громко спросил Эрен, а потом выглянул в коридор и увидел, как близко Арлерт.       Энни вздрогнула от звука непривычного голоса, её ноги ослабли, и она начала падать. Эрен мгновенно оказался рядом, пытаясь поднять Леонхарт, но та неожиданно забрыкалась и начала отмахиваться, медленно шлёпая слабой рукой.       — Дай, дай, дай подниму! — раздраженно ворчал Эрен, пока наконец не ухватился за плечо девушки.       Армин не понял, что произошло – то ли Йегер слишком сильно потянул, то ли Энни наконец разглядела его, но она закричала так громко и пронзительно, что на пару секунд уши заполнились только её голосом. Он исходил откуда-то глубоко из груди и был утробным, сильным и первобытным. И безумно страшным. Энни закрылась, сжалась и начала дрыгаться и качаться, шепча что-то неясное. Армин мгновенно толкнул Эрена, сверкнув на него упрекающим взглядом.       — Не подходи, — сказал он тихо, но твёрдо.       Эрен рассеяно отступил. Микаса наблюдала за этим со страхом и жалостью одновременно. Энни уже была похожа на маленького ребёнка, которого обидели. Страшный утробный крик сошел на нет и стал всхлипываниями, доносившимися из-под зажатых рук и коленей. Армин аккуратно присел и стал пробираться сквозь её же тело – сначала коснулся тёплыми руками голых исхудавших бёдер, затем медленно потянул на себя одну руку за запястье и опустил постепенно вторую.       Глаза Леонхарт – пустые и прозрачные – от истерики наполнились небывалой жизнью. В них всё ещё не было света, но казалось, что по стылой, застоявшейся воде прошла рябь. В глазах Энни проскользнуло сознание, пускай обезумевшее и напуганное чем-то.       Армин коснулся её щеки, убрал за уши отросшие лохматые волосы и обнял. Энни послушно обвила руки вокруг его шеи, уткнулась носом в плечо, всё ещё тихо плача.       Спустя минуту он тихонько начал подниматься. Глаза Энни вновь стали безжизненными и холодными, а веки опухли. Она прокусила губу, и теперь кровь скопилась в ранке. Это яркое красное пятно бросалось в глаза на её бледном лице. Оно добавляло ей какой-то жизни или, скорее, напоминало, что сама она ещё существует в этом мире. Как безвольная кукла.       Армин завёл Энни в ванну. Дверь не стал прикрывать плотно, поэтому Эрен боязливо подошёл к щели. Микаса порезала последние ингредиенты в суп и домыла остатки пластиковой посуды – тарелку и кружку. Она хотела сначала увести Эрена, чтоб он снова не спровоцировал истерику, но не смогла. Сама остановилось около него и не могла отвести взгляд от Армина и его плавных движений.       Арлерт стащил с Энни старую майку и пижамные шорты, бросив их в стирку. Рёбра Леонхарт были словно обтянуты кожей, а бёдра казались острыми. Нагота её ни капли не смущала, а наблюдать за этим было почему-то странно и больно. Армин аккуратно усадил её на край ванны, но она туда не полезла. Зацепилась за его рубашку и смотрела в пол.       Арлерт снял рубашку и штаны, залезая в ванну сам, а потом аккуратно за руку помог перешагнуть бортики и Леонхарт. На неё это соучастие будто подействовало – она охотней увязалась за ним.       Энни в ванну не легла, а села, вытянув ноги, а Армин включил душ и настроил воду. Он мыл её медленно, стараясь смотреть в сторону или вниз, но не на её тело. В другой ситуации Эрен и Микаса списали бы всё на стеснение, но сейчас они думали одинаково. Ему было больно. В Энни не было больше ни капли притягательности, да и в её поведении не осталось ничего хоть сколько-нибудь соблазнительного.       Закутывать в полотенце Энни было легче – она послушно стояла, пока Армин вытирал её волосы и тело, а потом и вовсе укрыл махровым светло-зелёным полотном. Леонхарт даже придержала его, чтоб не упало. Этот жест почему-то заставил сердце Микасы болезненно сжаться. Она даже заметила, как взгляд Энни следил за неловким Армином. Тот сам вытирался и одевался поверх мокрого белья. В пустой бездне появлялись и исчезали искорки, едва уловимые, но реальные. И в эти трогательные мгновение можно было заметить тепло.       Эрен успел скрыться на кухне, чтоб не попасться Энни на глаза. Арлерт повёл её в комнату. На этот раз Леонхарт шла сама, почти не опираясь на Армина.       Микаса держалась на почтительном расстоянии и из коридора наблюдала, как Арлерт с такой же заботой одевает Энни в чистое белье. Та послушно одевалась сама, но Армин поправлял то волосы, то расправлял футболку.       — Принесешь ножницы? — спросил он, поворачиваясь к Аккерман.       Та неловко замешкалась, словно её присутствие нарушило интимность момента. Зарделась и промямлила что-то. А Эрен уже протягивал большие кухонные ножницы.       Армин расстелил газеты и поставил табуретку, а на него усадил Энни. Микаса с дрожью поняла, что сейчас он будет стричь Энни волосы и не ошиблась.       Арлерт действительно аккуратно зажал волосы по длине и неловким движением чиркнул ножницами. Неровные обрезки светлых волосы упали на пол.       — Я могу помочь, — сказала Микаса, неожиданно обнаружив, что её голос чуть охрип от тишины комнаты.       — Не стоит, — тихо сказал Армин. — Она плохо реагирует, когда подходит кто-то…чужой.       — Не ты, — поправила Микаса. — Почему?       Армин пожал плечами и аккуратно срезал ещё немного длины.       — Леви говорит, это потому, что я последний с ней разговаривал до…       Микаса кивнула. До того, как всё случилось.       Райнер и Бертольд бежали, оставив Энни расхлебывать всю их аферу – бессмысленную, жестокую и кровавую. А Леонхарт так отчаянно боролась, что что-то в ней сломалось. И, конечно, наркотики сделали своё дело.       — Эрен может злиться на неё, — сказал неожиданно Армин.       Микаса видела Эрена боковым зрением. Он всё слышал. Но, видимо, Арлерт не хотел говорить это напрямую.       — Наверно, он даже может заставить её заплатить в полной мере за свои преступления, — продолжил Армин. — Если этого недостаточно.       В его взгляде – небывалая решимость, сталь, которую раньше не было видно. Микаса молча опустила глаза. Тут даже ковра не было.       — Не думаю, что он желает что-то этой Энни, — сказала она тихо. — Но и не простит.       Армин усмехнулся.       — Суп готов! — крикнул Эрен. — Чайник тоже вскипел!       Микаса вышла из комнаты с неприятным чувством недосказанности. Вернулась с тарелкой на подносе. Армин уже усадил Энни за небольшой стол.       Кормил он её почти сам. Ложку всё-таки держала Энни, но зачерпывать и выпивать помогал Арлерт, потому что иногда её рука безжизненно повисала, а иногда замирала в середине пути.       Эрен так и не вышел с кухни. Сидел там, сгорбившись и уткнувшись взглядом в доски на полу. Микаса хотела с ним поговорить, но слов не нашла. Все были наигранными в этой старой комнатке с явственным запахом перегара, который, кажется, надо было вымывать несколько раз. Да и за стенкой сидела безжизненная Энни, евшая с ложечки суп. Энни, которая могла убить и даже убивала. Энни, которая была своевольной, наглой и храброй, но внешне безразличной. Энни, которая врала им и предала.       Но Армин касался её спины, ласково что-то говорил, вытирал её слёзы и нежно проводил губкой по старым шрамам, словно мыло было способно их смыть. Он говорил ледяным и строгим голосом, не терпящим возражений, когда обнимал Леонхарт и одновременно прятал – её от них или их от неё.       Микаса коснулась спины Эрена, и тот даже не вздрогнул. Не обернулся, ничего не сказал. Всё также сидел, не притронувшись к своему чаю. Чай Армина остывал на столе в комнате. Её собственный был даже не разбавлен, как обычно.       В этой квартире всё было против солнца. Для начала дом напротив – высокий, резкий, угловатый, серый и необъятный. Потом – солнце, которое восходило и садилось где-то всегда сбоку, никогда полноценно не заглядывая в эти окна. И последнее – раскидистые деревья, весной в полном цвету, а сейчас – с черным ветками-коготками, которые резали весь свет на маленькие треугольники и неровные прямоугольники.       Здесь было темно и мрачно, всё попрятано и заперто так, чтоб сошедшая с ума Леонхарт не ранила себя. Сюда приходили лишь Леви, Ханджи да Армин. Но притронуться к Энни мог только последний – и он отвечал за мытье. Есть она, слава богу, могла сама, как и справлять нужду. Но Всё так неумело, по-детски. Походила на котенка, но не трогательно-милого и щуплого уличного зверька. И это пугало и пробивало на жалость, от которой глаза становились горячими от предчувствия слёз.       — Давай не будем сюда приходить, — сказал Эрен тихо.       То ли от понимания, что они бессильны, то ли от осознания, что его гнев тут бесполезен. Микаса кивнула. Йегер даже не смотрел на неё – точно знал, что она согласится.       Армин вернулся с пустой тарелкой и прозрачно улыбнулся.       — Вы можете идти, я справлюсь, — сказал он. — Она сейчас уснёт.       — Ты часто здесь? — спросила Микаса.       — Когда как, — ответил он. — Я иногда ночую здесь.       Эрен не смотрел на Арлерта.       — Она так крепче спит и не кричит во сне.       Микаса словно видела это своими глазами: Энни выгибается и неистово кричит. Снова этот утробный дикий звук из её груди, неестественный, нечеловеческий, неправильный, пугающий до жути. И рядом Армин, обнимающий её худое уставшее тело, сотрясающееся в крике какого-то темного ужаса собственного мозга. Он прячет её, прижимая к своей груди, качается в такт истерики, пока она совсем не проходит, гладит по голове, даже нежно целует и шепчет что-то.       Аккерман вздрогнула и покачала головой.       — Извини, что ничем толком не помогли, — сказала она.       — Помогли с едой, — он улыбнулся.       Кивнул на кастрюлю. Эрен усмехнулся, но ничего не сказал. Микасе это не нравилось. В этой квартире не хватало второго безумца – тихого и более опасного, сломленного, но соображающего.       Они собирались в коридоре медленно, всё время что-то задевая или ненароком врезаясь друг в друга из-за неловких движений.       Армин сидел в постели Энни. Он кивнул Микасе и Эрену на прощание. Йегер не взглянул в сторону комнаты. Аккерман задержалась, придерживая хлипкую старую дверь.       — Расскажи что-нибудь, — прошептал голос.       Микаса вздрогнула. Тонкая рука поднялась и коснулась плеча Армина, а потом потянула на себя. Так слабо, что даже ткань рубашки едва оттянулась.       Голос был тихий, слабый, безжизненный, почти исчезающий в тишине, но настоящий. Энни говорила. Аккерман задержала дыхание.       — Хорошо, — в голосе Армина была улыбка. — У меня есть история.       Он лёг рядом, и Микаса даже из коридора видела, как их руки мгновенно переплелись, словно Арлерт – это та самая верёвочка, способная удержать Энни от окончательного падения в бездну.       — Представь мир, где человечество заперто в стены, — начал Армин убаюкивающим голосом. — Они словно звери в клетке, которые живут в страхе в своем мире. И никогда не видели моря…       Микаса вышла, беззвучно прикрывая деревянную дверь. Воняло куревом.       Глаза были горячими и влажными.