Teasing

Чуя и Дазай часто дрались: Осаму нравилось доводить рыжего до трясучки, провоцировать его, дразнить и подстрекать; Чуя был не то чтобы терпеливым, а пытаться что-то отвечать этому языкастому ублюдку смысла не было — из них двоих за словом в карман не лез именно Дазай. Поэтому почти каждая их словесная перепалка очень скоро перерастала в настоящий мордобой, в котором Осаму, скорее, защищался, уворачиваясь и блокируя удары напарника. Но, надо сказать, никто из них не использовал и половины своих сил, о чем они оба прекрасно знали. У них не было намерений действительно ранить друг друга, просто такой способ общения за три года стал привычным. Тем не менее, иногда в ход шло даже импровизированное оружие: ближайшие тяжелые (но не слишком) предметы подсвечивались красным и отправлялись прямо в голову Дазая на скорости, близкой к скорости света, пока сам Чуя исполнял какой-то очень хитрый манёвр, чтобы убрать, наконец, эту чертову ухмылку с его лица, заодно уронив его на спину и придавив коленом к земле. Дазай был быстрым и ловким, но он не был богом: уклоняться сразу в двух или трёх направлениях одновременно он не умел. В итоге, Чуя каждый раз самодовольно смотрел на него сверху вниз, пока Осаму пытался прохрипеть что-то насчёт того, что признаёт поражение. Но здесь заканчивались только те драки, что случались на базе Портовой Мафии или во временной штаб-квартире для очередной миссии, где их окружали десятки других наёмников (хотя те и не обращали на них внимания, потому как давно привыкли к постоянным стычкам легендарного Двойного Чёрного) — дома же всё было несколько иначе. Дома Дазай оказывался не на холодном полу, а на их большой мягкой кровати, с запястьями, крепко прижатыми к матрасу по обе стороны от его головы. Чуя сразу же оказывался сверху, садился ему на талию, не давая вырваться, и Дазай всегда окидывал его одинаковым голодным взглядом. Они заглядывали друг другу в глаза, рассматривали то, что танцевало где-то в глубине — там всегда была ненависть, желание, потребность, вожделение, злоба. Они целовались долго и мокро, до боли прикусывая чужие губы, потому что никто из них не хотел отдавать превосходство второму. Оставляли тёмные следы на коже друг друга, неаккуратно снимая одежду и кидая куда попало: это не имело значения. В эти моменты они были только вдвоём во всём мире, и их ничего больше не волновало. Воздух быстро наполнялся похотью и становилось трудно дышать, Дазай снимал ошейник Чуи цепкими пальцами, пока рыжий небрежно срывал с него уже влажные повязки. Дазай не любил подчиняться, и в повседневной жизни никогда этого не делал, но с Чуей он был другим. От одного взгляда лазурных глаз колени подкашивались, и он готов был позволить рыжему делать с собой всё, что угодно — хотя он никогда в жизни не признал бы этого. И Чуя знал это, пользовался этим, вытворял всё, что хотел, заставляя Дазая поддаваться далеко не самыми изящными способами, не обращая внимания на царапины и отметины, остающиеся на худощавом теле. Играл с его плотью, как вздумается, не ожидая никакого сопротивления и никогда его не получая. Доводил его до предела, заставляя извиваться под своими прикосновениями. Однако Осаму не отставал. Они всегда долго мучили друг друга, не давая того, в чём так нуждались их тела, в чём так нуждались они сами. Отказывали друг другу в самый последний момент, переставали двигаться и задерживали дыхание, отстранялись и заставляли умолять. Никто из них никогда этого не делал, но самым требовательным всегда был именно Дазай — шатен смотрел на Чую так, что тот не мог больше сопротивляться. Когда Чуя, наконец, сдавался, всё происходило быстро, грубо, агрессивно и грязно. Они шептали друг другу в разгорячённую кожу ругательства и угрозы, говорили о том, как ненавидят и желают самого худшего. Кусали друг друга, царапали и до синяков сжимали кожу. Заканчивалось всё всегда так же быстро, как и начиналось, и они ещё долго лежали без сил. Первым восстанавливал энергию всегда Чуя, который через некоторое время уходил на кухню, чтобы покурить, пока Дазай пытался привести в порядок оставленный ими хаос. Возвращался в спальню рыжий всегда с перекисью (на случай, если кто-то из них перестарался) и свежей упаковкой бинтов, чтобы Дазай мог снова скрыть шрамы, которые позволено было видеть только Чуе и ему самому (хотя делал он это всё равно только утром). Конечно, про конфликт к тому моменту они оба уже тысячу раз забывали, потому и засыпали всегда быстро, в обнимку, согревая друг друга своими телами и сплетая конечности в какой-то хитрый узел.