Баклажаны и волшебное место

В тот день я собрал крупный урожай баклажанов. Дело было утром. Свежее дыхание осени ласково будило всё ещё сонного меня, а мягкие лучи света задевали струны души, отвечающие за щекотливое ощущение счастья в груди. Я сидел на крыльце дома; рядом, на широкой хозяйственной простыне, горой лежали баклажаны. Тёмно-фиолетовые и до смешного пузатые они впитали в себя последние лучи вчерашнего закатного солнца и окончательно дозрели к сегодняшнему утру. Мои губы изредка двигались и немо произносили куплеты каких-то песен, руки машинально очищали плоды от прилипшей земли, пока моё сознание прикидывало: сколько оставить для собственного пропитания, а сколько отправить на продажу. Мысли о пропитании назойливо зудели в моём мозгу — ведь я ещё даже не завтракал! В моём мышлении медленно плыли картинки разнообразных блюд. Дошло до того, что я представил овощной бургер, который любила Эмили. Честно говоря, она ведь и рассказала мне о нём, когда одним вечером я медленно потягивал пиво у Гаса. А не отложить ли ей парочку этих фиолетовых толстячков для бургеров? Парочка — понятие растяжимое, особенно для меня. Считал-считал, всё без толку. И теперь я шёл к дому Эмили с увесистой корзинкой. Баклажанов в ней было штук десять, не меньше. Оставалось надеяться, что они не сгниют на подоконнике — практика-то популярная. Однако это волнующее предположение никак не клеилось с энтузиазмом Эмили. Я волновался. Почему? Не знаю. Осторожность была чуть ли не самой выдающейся чертой моего характера, а в общении она проявлялась так же быстро, как седьмая вода на киселе у разбогатевшего родственника. Я никак не мог приручить эту часть себя, и зачастую она мне очень мешала. Я осторожничал даже тогда, когда ко мне относились с искренним дружелюбием. А тут — на тебе — занести кучу овощей в чужой дом. Будет ли это приемлемо? По пути я встретил Шейна, потому что шёл мимо дома Марни. К моему удивлению, сегодня он не источал всепоглащающий мрак, а даже мило улыбнулся мне и пошутил что-то про мою одежду и неисправимого огородника. Я отделался скромными фразами, после чего мои мысли начали атаковать вопрос об эстетичности моего внешнего вида для похода в гости по утрам. — Кто там? Коша, это ты? Проходи! — послышался облачный голос из дальней комнаты, когда я хлопнул входной дверью. Вопрос о том, как она узнала, что это я, встал на второй план сразу же после того, как я опустил взгляд на свои сапоги. Все в липкой грязи, обрывках травы и маленьких камушках. Паника увеличилась, когда из-под слипшегося листика вылез муравей. Дверной коврик не справлялся с таким количеством грязи, и улыбающийся смайлик, изображённый на нём, сейчас выглядел вымученным. — У меня очень грязные штаны! — с волнением выкрикнул я. — Не хотелось бы пачкать пол! — Природе свойственно пробираться в наши дома, проходи! И вот снова она чудит. Разувшись, я, скрепя сердце, дошёл по блестящему паркету на кухню, поставил корзинку на стол и смущённо сцепил пальцы в замок. Оглядываясь по сторонам, я увидел, как Эмили высунулась из своей комнаты и поманила меня к себе. Делать было нечего. Скрывая румянец из-за всех неловких вещей, что я уже совершил, я оказался в её спальне. — Не стесняйся, Коша, проходи! Я хочу тебе кое-что показать. Солнце уже во всю втекало по подоконнику внутрь, растекалось по апельсиново-оранжевым плиткам, игралось с тенями между иголок горшочных кактусов. На жердочке ворковал попугай. — Привет, Эмили, — зачем-то я поздоровался именно сейчас, когда мы вроде как уже разговариваем. — Что показать? — Моё тайное хобби. Я месяцами репетировала, — всё так же воздушно произнесла она. Я слегка наклонил голову в заинтересованной озадаченности. — Вот. Садись, — она пододвинула стул, и я тут же последовал её просьбе, шаркнув грязью по плиткам. От этого действия я стыдливо втянул воздух сквозь зубы, но Эмили, кажется, даже не заметила. — А теперь расслабься и позволь этим звукам и движениям перенести тебя в волшебное место… Ладно? Зачарованный, как ребёнок перед спектаклем в детском саду, я сидел на стуле и наблюдал за Эмили, которая настраивала огромный магнитофон. Я всё ещё не знал, чего ждать в этой ситуации и, самое тревожное, — как реагировать. Прозвучали первые ноты вступления. Она закрыла глаза и начала отбивать руками такт. Когда началась музыка, я понял, что она имела в виду, когда говорила про волшебное место. Я отправился туда незамедлительно. Эмили начала танцевать. Она вскидывала руки над головой, двигала плечами, кистями вырисовывала воздушные узоры, делала такие движения, которые мне трудно было описать. Один раз даже посмотрела на меня нарочито украдкой, слегка поднимая подол своей юбки и демонстрируя голень. В тот момент я почувствовал, как мои щёки горят. Её танец был хаотичным. Однако эта хаотичность созидала собой гармонию. Беспорядочные движения чувствовались выверенными, по-своему упорядоченными. Эмили наверняка сказала бы, что её движения соответствуют движениям струн вселенной или что-то такое. Я так и подумал в тот момент, когда в своём танце она открыла глаза и посмотрела на меня. Они сияли, в них чуть ли не зажигались звёзды. Какое же воодушевление я почувствовал в тот момент. Создавалось ощущение, будто мой внутренний фитиль зажегся от её искры. Мягкий свет солнца выделял ворсинки на её атласном платье. Мне казалось, что время замедлилось, и когда Эмили вертелась вокруг собственной оси, то словно возвышалась над волнами малинового моря. Локоны её волос в движении переливались оттенками синего: от цвета буревого неба — в тени, до цвета лагуны — на свету. Мои чувства проживали этот же водоворот метафор. Моё дыхание спирало. В тот момент я подумал о том, насколько легко Эмили отдаётся этому перед каким-то простым фермером — мной. Насколько она необычна и воодушевлена тем, что делает, чтобы иметь силы показать свою необычность. И в тот момент я почувствовал то, что чувствовала она. Это было такое удивительное чувство в моей груди, чуждое мне. Несмотря на то, что я получал удовольствие от жизни, и хорошие чувства были мне знакомы, то, что подарила она — было чем-то новым. Это и было тем волшебным местом, о котором она говорила. И мне хотелось находится тут вместе с ней. — Ну… — глубоко дыша, заговорила она. — Что думаешь? Я и не заметил, как Эмили прекратила свой танец. Музыка тоже закончилась. Теперь были слышны её отдышка и воркование попугая. Я ещё несколько секунд молчал, а затем, очнувшись, воодушевлённо воскликнул: — Это было потрясающе! Эмили! — больше слов у меня не нашлось, я был слишком впечатлён. Мне хотелось только смотреть на неё и наслаждаться моментом. — Просто волшебно! — сказал я, не чувствуя прежнего давления несуразной осторожности, потому что в тот момент Эмили избавила меня от неё. Однако я всё ещё слегка смущался. — Спасибо, Коша, — улыбнулась она, сбивая пот со лба. — Хух, я будто кросс пробежала. Пора подкрепиться, не думаешь? Что ты там принёс, кстати? Мы шли на кухню, и теперь я с радостью мог рассказывать ей о своём урожае, о баклажанах, о пути до её дома, спрашивать её про овощные блюда, про танцы и про ткани, разложенные у неё на столе. И когда-нибудь я скажу ей спасибо за то, что она открыла меня.