Белый зверь в метели

      Снег. Белый, чистый, холодный снег. Я уже и забыл, как он выглядит. Последний раз был, когда… Я не помню. Я ни черта не помню, кроме боли и страха. Теперь ещё и холод: он легко проникает сквозь тонкий кожаный комбинезон, обжигает босые ноги. Высокие сугробы кажутся серо-голубыми в тусклом свете вечерних фонарей. Мимо спешат люди: в тёплых шубах и куртках, с обмотанными вокруг шей мягкими шарфами. Кое-кто бросает на меня быстрый удивлённый взгляд. Один мужчина даже окликнул неприязненным тоном: «Эй, парень, ты что, под кайфом?» Но никто не остановился. Никто не спросил, что случилось. Никто не попытался помочь.       Да, под кайфом. Вероятно, это можно так назвать: кайф от непривычного, незнакомого прежде ощущения свободы. Было бы так глупо просто сдохнуть здесь, среди высоких сугробов, в окружении чужих равнодушных людей. Сдохнуть, проведя на желанной свободе меньше суток.       Я бреду по свежевыпавшему снегу всё медленнее: окоченевшие ноги не слушаются. Хорошо, что тот водитель выкинул меня хотя бы не сразу. Я проехал в его автобусе около пяти часов, забившись под одно из сидений в самом углу и периодически проваливаясь в болезненное небытие. Наверняка он заметил нелегального пассажира, но решил дать мне шанс. С первым было хуже: он едва не придушил меня, когда я вывалился из багажного отделения его автобуса. Боль от синяков на шее, разодранные в кровь ладони, бензин в лёгких — теперь это неважно. Всё неважно. Я сбежал. Данариус не будет искать меня в ближайшие дни, потому что ему самому неплохо досталось. Я успею уехать ещё дальше и забиться в какую-нибудь дыру. Я выживу, ведь это… единственное, что я умею.       Ноги отказываются идти. Пытаюсь подтолкнуть их руками — руки тоже ничего не чувствуют. Всё заледенело, окоченело, вышло из строя. Снег под ногами красный. Я порезался обо что-то? Внутри плещется, окатывая меня с головой, всепоглощающее отчаяние. Я не могу идти дальше: у меня обморожение, множество ран и полное отсутствие сил. Если я остановлюсь хоть на миг — он поймает меня. Но если пойду дальше… я просто сдохну спустя пару кварталов. Мне нужна помощь.       Где люди обычно находят помощь? Я… не знаю. У нормальных людей есть, наверное, семья или друзья — те, кто приходит на выручку, когда очень нужно. У меня этого нет. Пойти в больницу? Но даже если бы я не опасался, что меня сдадут Данариусу… я же понятия не имею, где в этом городе хоть одна больница. Но можно найти что-нибудь помельче, например… Точно. Аптека. Вон она, совсем рядом, только дорогу перейти. Равнодушно мигает своим неоновым зелёным крестом. Внутри светло и, наверное, куда теплее, чем на улице. И нет снега. И пронизывающего ледяного ветра нет. Я же смогу дойти? Совсем недалеко. Один шаг. Другой. Всё получится.       Десятый шаг… Сложнее, чем я ожидал. Взгляд не фокусируется, со всех сторон лишь холодная серая муть. Ещё один мучительный шаг… Яркий свет. Визг шин. Мир летит кувырком.       Больно, больно, больно. Я не хочу умирать. Я почти дошёл.       Нет!..

* * *

      Он суматошно носился по кабинету, пытаясь как можно скорее собрать вещи и отправиться домой. Потому, вероятно, у него и не получилось: всё летело мимо, падало со стола, терялось в общем бардаке и вообще отказывалось подчиняться его воле. Андерс глубоко вдохнул, на несколько секунд задержал воздух в лёгких, шумно выдохнул через рот. Отличное упражнение. Спасибо, мерзкий препод по тренингам, хоть что-то полезное дал. Ну чего он так бесится-то?       Едва взгляд его светло-карих глаз упал на рабочий стол, он тотчас вспомнил, что не так. Целая стопка дурацких валентинок ярко выделялась на фоне однотипных протоколов и бланков. За неделю, предшествующую Валентинову дню, Андерс получил не меньше десятка розовых и красных сердечек с бессмысленными текстами и номерами телефонов мелким почерком. Все от клиенток: давних и новых, симпатичных и не очень, использующих эти валентинки в качестве забавной шутки или имеющих вполне серьёзные намерения. Некоторые из них были замужем, у кого-то имелись дети. Ну не чушь ли: дарить вот эту розовую жопу своему консультирующему психологу?       Он работал в психологическом консультировании несколько лет: вначале под руководством одного из своих преподавателей, затем арендовал небольшое помещение ближе к центру города и начал набирать собственную клиентуру. Казалось бы, можно было привыкнуть: ближе к четырнадцатому числу февраля всех охватывает какое-то нелепое сумасшествие. Как будто подыскать себе пару жизненно необходимо именно к этой дате. Как будто для комфортной жизни вообще нужна пара. Как будто это обязательно должны быть женщина для мужчины и мужчина для женщины.       Чушь какая. Сколько глупых комплиментов он слышал от своих клиенток, от однокурсниц, от случайных знакомых. «Андерс, у тебя такие добрые карие глаза… я бы в них утонула». «Ты похож на брошенного котёнка, Андерс. Такой, знаешь, светло-рыжий, маленький и несчастный. Таких хочется спасать». «Ты не пробовал податься в театр, Андерс? Готова поспорить, таких грустных глаз они никогда ещё не видели». Он не знал, что такого замечательного они видели в его карих глазах и светло-русых волосах, стянутых в хвост на затылке, но точно понимал: ему это не нужно. Не так. Не от них. Не с женщиной. А отношения между консультантом и клиентом вообще запрещены этическим кодексом психолога! И всё равно это не мешало вдохновлённым девицам и состоявшимся дамам после сессий оставлять на столе свои нелепые сердечки.       Андерс выкинул все открытки в мусорное ведро, не пожелав даже рассмотреть их. За окном его скромного кабинета, арендованного на предпоследнем этаже огромного небоскрёба, изображающего деловой центр, давно стемнело. Хватит сидеть в почти пустом здании и размышлять о любви, которую так и не удалось отыскать. Пора отправиться домой, чтобы обнять котов, сварить себе кофе с ликёром и счастливо проспать половину следующего дня — если и было хоть что-то хорошее в нелепом празднике влюблённых, так это возможность объявить его выходным.       Он без разбора побросал свои вещи в сумку, натянул на уши тёплую шапку, снял с вешалки пальто. Глянув на начавшийся за окном снегопад, обмотался сверху ещё и шарфом. Нью-Йорк в этом году демонстрировал поистине зимние морозы. Закрыв на ключ дверь кабинета, Андерс поспешил к лифтам. Едва он вышел на улицу, порыв ледяного ветра заставил его поплотнее укутаться в шарф и спрятать нос в мягкой шерсти шарфа. Не глядя по сторонам, Андерс поспешил в направлении дома. Сорок минут прогулки по заметённым — и он будет в тепле и уюте. Надо бы купить котам нового корма…       И несмотря на всё нежелание обращать взор на что-либо, помимо засыпанной свежим снегом дорожки под ногами, Андерс не смог не заметить сероватый комок на обочине неподалёку от круглосуточной аптеки. Собака? Машина её сбила, что ли? Проклиная свою собственную неспособность оставаться равнодушным к животным, попавшим в беду, Андерс сделал несколько шагов в направлении неподвижного чёрно-серого комка, который успело замести снегом. И ахнул, изумлённый, когда вдруг понял, что это вовсе не собака.       Скорчившийся тощий человек лежал на обочине дороги. Спутанные волосы пепельного цвета, почти сливаясь с падающим снегом, закрывали его лицо. Колени были подтянуты к груди, точно он надеялся согреться таким незамысловатым способом. На нём не было ни шапки, ни куртки. Лишь чёрный кожаный комбинезон, сквозь прорези в котором виднелась смуглая кожа. Ноги и вовсе оказались босыми, и… что это? Склонившись над человеком, Андерс заметил кровь на его ступнях. И на ладонях, и на шее… От него не пахло алкоголем или экскрементами. Лишь кровью. Всё внутри скрутило от стылого ужаса, что накрыл Андерса большой волной. Чувствуя, как сильно бьётся, едва не выпрыгивая из его груди, сердце, Андерс присел перед парнем на корточки — это точно был парень, несмотря на его хрупкое, почти как у девочки-подростка, телосложение. Схватил его за запястье, пытаясь нащупать пульс. Затаил дыхание. Парень был ещё тёплым, но сколько он пролежал в снегу на обочине, прежде чем Андерс его нашёл? Ему было плохо… Возможно, он надеялся добрести до аптеки, но так и не сумел. Что с ним случилось? Что вообще должно произойти в жизни человека, чтобы он выбежал из дома в одном комбинезоне и без обуви? Андерс стоял перед ним на коленях, чувствуя захлёстывающее его отчаяние. Пульса не было. Он прикрыл глаза, болезненно искривив лицо. Ну и что теперь делать? Так и оставить его? В «скорую» позвонить? А что толку-то… И вдруг ледяные пальцы сжались на его запястье. Ногти впились в кожу. Андерс распахнул глаза и уставился на замёрзшего насмерть паренька.       Тот глядел на него изумрудно-зелёными глазами — единственным ярким пятном на побелевшей от холода оливковой коже. Зрачки были неестественно расширены. Он часто, судорожно дышал. Возможно, Андерс выдернул его из мучительного, бессильного сна, который буквально через десяток минут завершился бы тихой смертью.       — Эй… — дрожа от холода и страха, Андерс осторожно разжал его пальцы, обхватил парня за плечи. — На ноги встать сможешь? Нужно отвести тебя в тёплое место и там уже «скорую вызвать».       Казалось, что парень вообще его не слышал, но едва слово «скорая» сорвалось с губ Андерса, беловолосый незнакомец отпрянул.       — Нет! — с трудом шевеля побелевшими губами, прохрипел он. — Не надо. Он найдёт меня…       — Хорошо, хорошо, — мгновенно сдался Андерс, со страхом поглядывая на паренька.       Господи, что же с ним стряслось? От кого он бежал? Или он просто бредит? Но теперь Андерс точно не мог бросить его. Он поднялся на ноги, потянув парня за собой. Тот был лёгким, маленьким, точно ребёнок. И всё же черты лица выдавали в нём человека лет двадцати — двадцати пяти. На ногах он стоял с большим трудом, судорожно вцепившись в плечо Андерса. Тот быстро сбросил с себя тёплую одежду, напялил на паренька своё пальто и шапку, обмотал его шарфом, искренне надеясь, что это хотя бы немного поможет.       — Идём, — стараясь держаться со всей возможной мягкостью и осторожностью, произнёс он. — Тут совсем недалеко. Держись за меня, и… мы как-нибудь дойдём.       Андерс понятия не имел, куда вести умирающего парня, который, ко всему прочему, умоляет не вызывать «скорую», а потому потащился вместе с ним обратно в деловой центр. В его кабинете найдётся аптечка. Но одной аптечки тут явно будет недостаточно… Что делать с обмороженными конечностями? Андерс мысленно обматерил самого себя за то, что в своё время прогуливал пары по оказанию первой медицинской помощи. Нет, не надо сейчас об этом думать. Сейчас надо приволочь его в тепло, пока он не умер прямо у Андерса на руках.       Никогда ещё столь короткий путь до стеклянных дверей небоскрёба не казался Андерсу таким долгим. Парень без конца падал, его замёрзшие ноги не гнулись, в руках было недостаточно сил, чтобы держаться за своего случайного спасителя. Плюнув на всё, Андерс под слабый возмущённый ропот подхватил парня на руки. Несмотря на то, что и сам Андерс не отличался мускулистым телосложением, держать паренька на руках было нетрудно. Он был ненамного тяжелее какой-нибудь миниатюрной девчушки, каких немало встречалось на психфаке. Рефлекторно обхватил шею Андерса, прижался к нему. Андерс зашагал в направлении огромного здания так быстро, как только мог, учитывая свою ношу и мешанину снега под ногами. Ветер обдувал его голую шею. Шерстяной свитер мало чем мог помочь против настоящего февральского мороза.       Андерс опустил парня на ноги только тогда, когда они достигли лифта. Благо, все работники давно разошлись по домам, а охранники сидели у себя в коморке и наверняка залипали на какую-нибудь романтическую комедию. Не хотелось бы никому объяснять, что вообще происходит, потому что… Андерс сам не понимал.       — Что это? — прохрипел парень, когда Андерс втащил его в лифтовую кабину и вдавил кнопку предпоследнего этажа.       — Теперь, в лучших традициях фанфиков про попаданчество, я должен объяснить тебе, что такое лифт? — округлил глаза Андерс. — Парень, ты из какого времени вообще?       — Я знаю, что такое лифт! — рявкнул он в ответ. Впрочем, это больше походило на слабый хрип. — Что это за место?       — Деловой центр. Я тут работаю, — растерянно объяснил Андерс.       — Здесь есть полиция? — со страхом уточнил парень. Андерс воззрился на него с ещё большим удивлением. Господи, во что он впутался, зачем он вообще заметил это несчастное создание на обочине дороги…       — Здесь нет полиции, — очень мягко ответил Андерс. — Сейчас здесь вообще пусто. Если ты боишься, что тебя узнают, — вряд ли на камерах получится что-то разглядеть, шапка всё лицо закрывает.       Парень кивнул с явным облегчением. Лифт тихо звякнул, раздвинув перед ними свои створки. Андерс поднырнул под его локоть, вновь вынудив парня опереться на себя. Оставалось пройти совсем немного.       — У тебя хоть имя есть? — поинтересовался он, волоча парня к пародирующей дерево пластиковой двери своего кабинета. Попытался нащупать ключи. Понял, что они в кармане пальто. С трудом достал их едва гнущимися от холода пальцами.       — Фен… Фенрис, — прохрипел парень.       Андерс кивнул. Странное имя, но всё лучше, чем обращаться к нему «эй, ты». Распахнув дверь, он с трудом довёл Фенриса до узкого диванчика в углу. Тот повалился на него сразу же: Андерс едва успел подставить руку, чтобы он не расшиб себе голову о жёсткий подлокотник. Изумрудно-зелёные глаза закрылись. Не зная толком, что делать, Андерс подложил ему под голову диванную подушку, укрыл сверху с трудом вытянутым из-под него пальто. И замер в нерешительности, глядя на уснувшего парня, которого он зачем-то притащил в свой кабинет. Дальше-то что? Всё разумное в Андерсе призывало просто позвонить в «скорую», но ведь Фенрис так просил не делать этого…       С трудом вытянув из узкого кармана джинсов побитый со всех углов смартфон, Андерс выбрал совсем другой контакт. Сердце билось часто-часто, пока он вслушивался в монотонные гудки. Наконец, до него донёсся крайне недовольный женский голос:       — Андерс, ты в своём уме? Не знаю, как ты, а нормальные люди спать пытаются!       — Хоук, подожди, не сбрасывай! — взмолился Андерс. — Это важно!       — Ну? — всё так же недовольно отозвалась Мариан Хоук, университетская подруга Андерса.       — Какой должна быть первая помощь при переохлаждении и обморожении? — выпалил он. И почти воочию увидел, как округляются глаза Мариан на другом конце линии сотовой связи.       — Что случилось? — с тревогой в голосе уточнила она. Градус недовольства заметно снизился.       — Тут парень почти насмерть замёрз, — сбивчиво объяснил Андерс. — Я притащил его в свой офис, но что дальше делать — не знаю.       — Ты теперь не только потерявшихся котят подбираешь, но и незнакомых парней? — послышался обречённый вздох. — Так… ни в коём случае не вливай в него алкоголь. И не согревай слишком резко: сосуды могут полопаться… Есть тёплое что-нибудь? Обмотай его конечности, а сверху плёнкой какой-нибудь, для теплоизоляции. И… Андерс, чёрт возьми, просто вызови медиков.       — Он просил не вызывать, — слабо возразил Андерс. — Спасибо, Мариан. Я в долгу и всё такое.       — Когда немного отогреется, начинай постепенно разминать ему обмороженные участки тела. И чаем напои, — пробурчала Хоук, прежде чем завершить звонок.       Андерс бросился выполнять её указания. Подруге он безоговорочно доверял: уж она-то пары не пропускала. И была куда разумнее его, чтобы не подбирать непонятно кого на дороге. Но всё же, как посмеивалась сама Хоук, Андерс не был бы Андерсом, если бы не пытался спасти каждого котика на своём пути. Фенрис, правда, на кота походил мало, но что-то странное, свернувшееся болезненным клубком посреди груди, не позволяло ему просто бросить бедолагу на произвол судьбы.       Фенрис очнулся спустя где-то час, когда Андерс старательно обматывал бинтами его израненные ступни. От пощипывания медицинского спирта он, кстати, даже не вздрогнул. Терпеть боль этому парню было не впервой. Быстро отведя взгляд от его изумрудных глаз, Андерс не смог заставить себя перестать гадать: что же с ним случилось? Фенрис слабо пошевелился под грудой кофт, шарфов и пледов — всё, что Андерсу удалось отыскать в закромах своего кабинета. Едва слышимо прохрипел:       — Спасибо… Я думал, сдохну там.       — Ты был очень близок к этому, — нахмурился Андерс. — Зачем вообще было выходить из дома без одежды и идти по снегу босиком?       Фенрис вполне ожидаемо не ответил. Андерс глянул в окно: на улице окончательно стемнело. Время близилось к полуночи. Он невольно чертыхнулся себе под нос: совсем скоро деловой центр закроют, это же всё-таки не приют для бездомных. Нужно было ехать домой, где, ко всему прочему, ждали некормленые коты.       — Я должен уйти? — тотчас смекнул Фенрис. Даже попытался подняться с дивана, хотя тут же откинулся обратно, заскрипев зубами от боли.       — А тебе есть куда идти?       Вопрос был почти риторическим. Он видел это в двух огромных изумрудах глаз, что казались такими яркими на фоне смуглой кожи и растрёпанных серебристых волос. Он весь был странным, ненормальным, неестественным. Пока Андерс укутывал его руки и ноги, он заметил причудливую татуировку, что тянулась белым узором по всему телу Фенриса: ровные линии и завитки струились по его конечностям, скрываясь под одеждой, оплетали шею и касались даже подбородка. Никаких надписей или символов, просто белые, слегка отдающие голубым линии. Как же, наверное, больно было делать такую… Но главное, зачем? И несмотря на то, что такое тату стоило, должно быть, кучу денег, Андерс видел: странному парню некуда податься. Что бы там ни случилось в его прошлом, Фенрис от него старательно бежал.       — Вызову такси, — сообщил Андерс, вновь взявшись за смартфон. — Отвезу тебя к себе — у меня квартирка ближе к окраине города. Ты уверен, что тебе нельзя в больницу?       — Уверен, — мгновенно ответил Фенрис. Его лицо вновь напряглось. Интересное лицо: чёрные брови, широкие скулы, прямой нос, узкий подбородок. Длинная белая чёлка падала на лоб, закрывая глаза. Судя по неровным прядям, он подстригал себя сам.       — Ну хорошо, — вздохнул Андерс, набирая номер такси. — Только учти: я живу практически в подвале и у меня два кота. Надеюсь, у тебя нет аллергии на шерсть.       — Спасибо, Андерс. Я ценю, — услышал он, когда отвернулся к окну. И откуда узнал его имя? Неужели, едва не теряя сознание от холода и слабости, разглядел табличку на двери?       Прежде чем покинуть кабинет, Андерс укутал своего странного знакомого во все тёплые вещи, которые только нашёл. Мысленно поблагодарил самого себя за нелюбовь к уборке: в шкафу обнаружились даже старые ботинки, которые он всё забывал выкинуть. Фенрису они были велики, но это, по крайней мере, казалось лучшей перспективой, нежели брести по снегу босиком. Сам Андерс остался в свитере, рассудив, что с ним-то за краткое время пребывания на февральской стуже ничего не случится. Обратный путь до подъездной дорожки оказался намного проще: Фенрис немного пришёл в себя и лишь изредка цеплялся за плечо Андерса. Он явно пытался скрыть свою личность, так что натянул шапку до самого носа.       Оставалось только порадоваться равнодушию таксиста: его интересовал разве что адрес, всё остальное не имело значения. Они доехали быстро, промчавшись по ночному Нью-Йорку практически без пробок. Фенрис выкарабкался из салона с трудом.       — Сюда, — Андерс кивнул на неприметную металлическую дверь новостройки.       Фенрис безропотно позволил завести себя в подвальное помещение, освещённое тусклым светом мигающих люминесцентных ламп. Он даже не смотрел по сторонам, пока Андерс возился с дверным замком. Вероятно, то место, откуда он сбежал, было намного хуже любого подозрительного подвала, куда его притащил почти незнакомый человек. Едва открыв дверь, Андерс услышал привычное требовательное мяуканье. Осторожно отпихнул питомцев ногой: сейчас было не до них. Провернув ключ в замке, дабы создать ощущение безопасности для Фенриса, Андерс осознал, что его гость неспособен самостоятельно раздеться: руки всё ещё плохо слушались его. И Андерс принялся снимать с него одну тёплую вещь за другой, пока не дошёл до чёрного кожаного комбинезона. Едва он потянулся к «молнии», рука Фенриса слабо дёрнулась, чтобы остановить его. Андерс и не настаивал. Как жутко, наверное, чувствовать себя настолько беспомощным… В груди то и дело поднималась незнакомая ему прежде щемящая боль. Даже когда он держал на руках умирающую кошку, было… не так.       — Меня можешь не бояться, — осторожно произнёс он, окинув Фенриса беглым взглядом. — Я не врач, но постараюсь помочь тебе.       — Почему? — только и выдавил Фенрис. Вопрос, очевидно, относился не к выбору профессионального пути.       — Потому что я не могу пройти мимо, когда кому-то плохо, — слабо улыбнулся Андерс. — Так… что она там сказала? Не давать слишком много тепла сразу. Эм… Фенрис? Ты сможешь снять свой комбинезон и забраться в ванну?       Сэр Царапка и сэр Ланцелап упрямо путались под ногами, пытаясь привлечь к себе внимание. Один был поджарый чёрный котяра с разодранным левым ухом, слегка прихрамывающий на заднюю лапу. Второй — совсем молодой, ему было меньше года. Рыжий, пушистый, переживший несколько операций, но, тем не менее, очень наглый кот-подросток. Они оба с любопытством косились на Фенриса, хотя подходить к нему пока не решались. Андерс, растолкав их, прошёл в ванную, включил тёплую воду. Фенрис тем временем сумел избавиться от своего пропахшего кровью комбинезона и стоял в одних трусах. Андерс накинул на него мягкий плед, но прежде, чем тот скрыл обнажённую кожу Фенриса, успел подтвердить свою догадку: серебристая татуировка и правда тянулась по всему его телу, задевая даже живот и бёдра.       «Что я делаю?» — этот вопрос не покидал его сознание всё то время, пока он носился вокруг Фенриса, постепенно увеличивая температуру воды. Андерс искренне хотел помочь, но всё-таки обмывать и перевязывать какого-нибудь зверька — это одно, а вот заботиться о взрослом человеке, которого, к тому же, очень боишься ранить или напугать, — нечто совершенно иное. Вода слегка порозовела, коснувшись ступней Фенриса, разодранного предплечья, испещрённых мелкими ссадинами ладоней. На шее виднелся совсем свежий порез, но руки, спину и живот пересекала жутковатая сеть из старых рубцов и шрамов. Андерс начал считать, но сбился после дюжины. Что же, чёрт возьми, с ним произошло? Может… он сбежал из тюрьмы? Может, это вообще опасный преступник, а Андерс его в свой дом пустил и в ванну уложил? Однако он быстро отбросил эту мысль. В глубине изумрудно-зелёных глаз плескалась невысказанная, невыплаканная боль. Вряд ли опасные преступники могут так смотреть.       Время близилось к двум часам ночи, когда он вывел перебинтованного и укутанного в огромный махровый халат Фенриса из ванной. Тот, вроде бы, немного ожил. Легонько тронул потянувшегося к нему носом рыжего кота, тихо фыркнул. Андерс завозился на крошечной кухоньке. Как и наставляла Хоук, заварил для Фенриса горячий сладкий чай. В свой же без раздумий плеснул ликёра: слишком странные события происходили в его жизни. Его невесёлые размышления над стопкой валентинок, имевшие место лишь несколько часов назад, показались ему далёким, почти забытым сном.       Фенрис, так и не согревшийся до конца, набросил на плечи плед и устроился на диванчике в гостиной — ну, если у однокомнатной квартирки вообще может быть гостиная. Сэр Ланцелап тёрся рыжей головой о его ногу. Второй кот предпочитал поглядывать на незнакомца издалека.       — Спасибо, что помогаешь мне, — повторил Фенрис, подняв на него глаза. После горячей ванны его щёки слегка порозовели, и он напоминал оживший труп намного меньше. В его резких, с трудом сочетающихся чертах Андерсу даже увиделось нечто… привлекательное? Нет, что за чушь. Он ведь помочь ему хотел, а не… А не.       — Слушай, Фенрис… — осторожно начал он. — Я не прошу от тебя платы или вроде того, но ты мог бы рассказать мне, что с тобой случилось.       — Это цена за твою заботу? — слабо улыбнулся Фенрис. Подумать только, он умеет улыбаться.       Андерс кивнул, поглядывая на него с тревогой: не знал, какая реакция последует на его слова. Лучше уж он останется без невероятной и наверняка печальной истории, чем этот чудак рванёт от него прочь — прямо на улицу, за это время едва ли ставшую теплее. Но Фенрис не побежал. Он закусил губу, надолго замолчал. Андерс устроился рядом с ним, протянув ему чашку с чаем. Поправил сползший с его плеча плед. Никогда прежде в его квартирке не было кого-то, к кому он испытывал бы такую странную смесь невыразимых чувств. Сделав несколько крупных глотков, Фенрис заговорил. Его взгляд плутал по простенькому стеллажу, полному научной литературы по психологии.       — Я вышел без тёплой одежды, потому что только так мог успеть. Была резня. Наркоторговцы… мафиози… не знаю, кто ещё. Это был мой единственный шанс сбежать. Я вылетел из дома, запрыгнул в первую попавшуюся машину, спрятался. Потом незаметно выскочил. Была ночь. Залёг в каком-то подвале. Утром нашёл автобус Атланта — Ричмонд. Денег у меня никогда не было. Прокрался, спрятался… Водитель вышвырнул на подъезде к Ричмонду. Кое-как дошёл до автостанции, залез в другой. Тот водитель… он знал, что я прячусь под сиденьем. Высадил где-то в Нью-Йорке. Я думал снова куда-нибудь ехать, но началась метель, было холодно, машина отбросила на обочину, и… Не знаю, как я выжил. Хотел только одного: сбежать подальше от хозяина.       Фенрис умолк, переводя дыхание. Он говорил кратко, быстро, почти без эмоций. Андерс же слушал, внутренне содрогаясь от каждой новой подробности. Парень бежит с самой Атланты… Это часов пятнадцать, не меньше. Но больше всего его напряжённое внимание зацепила последняя фраза Фенриса.       — От… хозяина? — медленно, тихо повторил Андерс. — В Америке же… нет рабства. Не в крупном городе, не у всех на виду.       — Продолжай в это верить, если тебе так легче, — равнодушно отозвался Фенрис. Он вновь замкнулся. Андерс почувствовал, что спугнул несчастного раненого зверька.       — Фенрис, эй… — растерянно позвал он. — Прости. Я не хотел сказать, что я тебе не верю. Просто это звучит… слишком жутко. Но я хочу тебя выслушать, — добавил он, прежде чем Фенрис успел ответить.       — Потому что ты мозгоправ? — он слегка наклонил голову, пронизывая Андерса недоверчивым взглядом изумрудно-зелёных глаз.       — Потому что я хочу помочь тебе, — со всей теплотой, на которую только был способен, ответил Андерс. — Тебе очень больно, я вижу. Поделись этой болью со мной. Я… я не наврежу тебе, обещаю.       По упрямо сомкнутым губам, по болезненной усмешке на лице Андерс видел: он не хочет говорить. И в то же время… не может не говорить.       Фенрис сделал ещё несколько глотков чая, почти осушив чашку. Едва ли не до крови прикусил губу. Андерс спонтанно, не успев подумать, обнял его за плечи, легонько прижал к себе. Фенрис не сопротивлялся. Когда он заговорил, его голос был очень тихий, надломленный. Андерс бездумно коснулся пальцами его серебристых волос. Слегка подсохшие, они больше не пахли кровью и почти сияли в приглушённом свете лампы. Что должно было произойти с молодым парнем, чтобы он полностью поседел?       — Данариус, он… я буквально выращен им. Он был всегда — я не помню жизни до него. Вообще ничего не помню, если честно. Боль… страх… покорность. Больше ничего. Наверное, он из какой-нибудь мафии. У него огромная власть, деньги… Полиция никогда не трогала его. Однажды я уже сбегал. И полицейские, старательно отводя взгляды, вернули меня к Данариусу. Тогда появилось вот это. — Фенрис, приподняв одеяло и полу халата, коснулся пальцем самого страшного шрама, идущего от живота через всё бедро. — Я всегда был его… игрушкой. Делал со мной всё, что хотел. В смысле… абсолютно всё.       Струйка крови побежала из прокушенной губы. Андерс осторожно стёр её пальцем, прижал к себе Фенриса ещё сильнее, пытаясь без слов передать: «Я рядом, я с тобой».       — Были и другие… игрушки. Он заставлял меня мучить их. Одна девочка… кажется, я убил её. Потому что он так хотел. Не подчиниться значило стать бесполезным. Надоевшей игрушкой. А таких выбрасывают… предварительно содрав кожу живьём. До этой девочки не было даже мысли о том, чтобы сопротивляться. Жизнь всегда была такой — я не представлял, что можно иначе. Но пока я резал её тело… она говорила. Кричала, плакала, но говорила о том, что есть другая жизнь. Что я должен сбежать и прожить её, что она не винит меня, просто хочет… чтобы хоть кто-то из нас смог. Я убивал её, а Данариус смотрел. Ему нравилось. Он наслаждался этой болью, этой властью. Татуировка — это тоже от него. Символ того, что я — его. Как клеймо на животном. Когда он не заставлял меня мучить других — он мучил меня. Наверное, я был его самой любимой игрушкой.       — И ты… не помнишь, что было до этого? — шепнул Андерс. Он чувствовал, что Фенрис дрожит в его объятиях, и вряд ли это было из-за холода.       — Нет. Может, ничего и не было. В том и дело: Данариус не сломал меня. Он меня сделал. Вылепил так, как ему хотелось. Поэтому и не было мысли о побеге, пока эта девочка не…       Фенрис тихо всхлипнул. Андерс на миг отстранился, чтобы повернуть его к себе, а затем вновь прижал, позволяя уткнуться носом в свою шею. Гладил по мягким немного влажным волосам, по напряжённой спине, по сжатым в кулаки ладоням. Касался так бережно, как никого в своей жизни не касался. Фенрис не плакал — только тихо, судорожно всхлипывал. Лишь спустя несколько минут его руки вдруг обхватили шею Андерса, и он затрясся в рыданиях. Возможно, впервые в жизни он позволял кому-либо увидеть свою боль.       — Я с тобой, — шептал Андерс. — Я не отдам тебя ему, слышишь? Мы найдём способ отправить его за решётку. Медленно и осторожно — но мы уничтожим его. Здесь безопасно. Тебе не нужно никуда уходить. Я позабочусь о тебе.       — Прежде чем сбежать, я… забрал у него пару безделушек… — слабо бормотал Фенрис сквозь всхлипы. — Одна — подвеска с алмазами. Наверное, дорогая. Забери, продай где-нибудь… Ты и так слишком много сделал для меня.       — Тебе не нужно ничем платить, — шепнул Андерс и коснулся губами его горячего лба. — Просто… не уходи. Не потому что я тебя держу — потому что здесь ты в безопасности.       Фенрис постепенно затихал в его объятиях. Осторожно глянув на него спустя какое-то время, Андерс понял, что он уснул, так и не разжав обхвативших его шею рук, — усталость от всего пережитого окончательно сморила его. Андерс медленно отстранился, чтобы подхватить Фенриса на руки и отнести его на узкую кровать у стены. Теперь его малый вес и хрупкое телосложение не вызывали большого удивления. Вряд ли ему удавалось поесть досыта в том рабстве, где его держали, судя по всему, большую часть жизни.       Фенрис, вымотанный как физически, так и эмоционально, даже не проснулся во время всех его махинаций с подушками и одеялом. Андерс же выключил свет, зашёл на кухню и, прикрыв за собой дверь, нервно выкурил почти десяток сигарет, хотя обычно курил крайне редко. Он мерил крохотную комнатушку шагами до самого рассвета, мучительно размышляя над тем, что же ему делать. После рассказа Фенриса ощущение того, что он прикасается к раненому и едва ли не умирающему зверьку, лишь усилилось. Он, психолог с пятью годами качественного образования и почти столькими же частной практики, не знал, что говорить, чтобы не навредить ещё сильнее. Он пытался вспоминать практические занятия с учёбы, всякие кейсы, истории преподавателей, свои собственные случаи… ничего не помогало. Андерс всеми силами хотел помочь, но не знал, как сделать это правильно. Как не сломать нечто настолько хрупкое? Он сталкивался со сложными ситуациями в своей работе: скандальные разводы, конфликты в семье, утрата близкого человека, тяжёлая болезнь, психические расстройства… Но рабство? Он даже подумать не мог, что такая история может произойти в современном мире, в прогрессивной, чёрт возьми, стране. То, что Фенрису удалось не сломаться намного раньше, не наложить на себя руки — это настоящее чудо. Но именно теперь, когда непосредственная угроза прошла, он подвергался наибольшему риску. Разбитая в хлам психика могла толкнуть его на любые действия: как агрессивные, так и аутодеструктивные.       Бесконечно коря себя за собственное бессилие, Андерс уснул на диванчике уже после рассвета. А проснувшись спустя всего пару часов беспокойного, полного кошмарами сна, с облегчением увидел, что Фенрис всё так же мирно спит на его кровати. Он слегка постанывал, однако не пробуждался. Андерс подцепил пальцами телефон и вновь закрылся на кухне.       — Андерс, ты издеваешься? Я готовлю романтический сюрприз, мне откровенно не до тебя, — послышался возмущённый голос Хоук спустя пару гудков. Услышав его скомканные извинения, она спросила чуть более миролюбиво: — Ну что стряслось? Чего там с твоим замёрзшим пареньком?       — Мариан, ты же лучшая студентка курса, посоветуй мне что-нибудь, — негромко, боясь разбудить своего гостя, попросил Андерс. — Психотерапия при… не знаю… ПТСР? Хотя тут намного больше. Физическое насилие… сексуальное насилие. Наверное, глубокая депрессия по шкале Бека. Высокий суицидальный риск.       — Притормози, — удивлённо ахнула Мариан. — Что с ним случилось?       Андерс обрисовал ей ситуацию вкратце, не вдаваясь в жуткие подробности. Он и за сам факт звонка подруге чувствовал себя предателем перед Фенрисом, но понимал, что не справится без посторонней помощи. Когда Хоук надолго умолкла, переваривая услышанное, он добавил едва слышимо:       — Просто приезжай ко мне, а? Я знаю, у тебя своих дел хватает, но… Ты всегда была лучшей, ты найдёшь к нему подход, а я… я просто не знаю, что делать.       — Андерс, — вкрадчиво начала подруга, — я не приеду. Не потому, что отказываюсь тебе помочь — потому, что он доверяет тебе, а не мне. Ты нашёл его, ты выслушал, ты помог. Думаешь, приятно ему будет, если к нему ворвётся кто-нибудь чужой? Сейчас он только тебе верит. Я попрошу Авелин аккуратно поискать информацию об этом Данариусе. Со временем что-нибудь нароем, сможем возбудить уголовное дело. Но сейчас ему просто нужна твоя поддержка, понимаешь? Не обязательно подбирать правильные слова по учебникам. Иногда лучшее, что ты можешь, — это просто быть рядом.       Он шумно выдохнул, раздосадованный, но вместе с тем прекрасно понимающий, что она права.       — Андерс, выключи психолога, — напоследок посоветовала Мариан. — Включи человека.       Андерс искренне попытался, хотя за годы практики и весьма уединённой жизни профессия, казалось, успела прочно прирасти к его личности. Ну и что же ему подсказывал сидящий где-то в глубине, под всеми академическими познаниями простой человек? Что у Фенриса завораживающе красивые глаза… и что он ничего не ел, вероятно, более суток. «Вот это сообразительность», — насмешливо похвалил он сам себя и принялся рыться с холодильнике. Выудил колбасу и сыр, отправил незамысловатые бутерброды разогреваться в микроволновку. В процессе насыпал из почти опустевшей пачки порцию корма для котов, что без устали тёрлись о его ноги, навязчиво напоминая о том, что им, вообще-то, тоже нужна забота. Андерс как раз доставал скромный завтрак из микроволновки, когда на его плечо едва ощутимо легла чужая ладонь. Привыкший жить один, он вздрогнул, едва не уронив тарелку.       — Прости, — тихо промолвил Фенрис. Он так и не снял светло-голубой махровый халат, предложенный ему Андерсом. Серебристые волосы были слегка взлохмачены после сна. — Не хотел пугать.       — Я просто не привык к тому, что рядом есть кто-то, помимо котов, — смущённо отозвался Андерс. Интересно, как давно он проснулся? Слышал ли его разговор с Мариан?       — Как зовут этих пушистых созданий? — вполне дружелюбно полюбопытствовал Фенрис. Мелкому коту он определённо полюбился.       — Чёрный — сэр Царапка, рыжик — сэр Ланцелап, — с усмешкой поведал Андерс. — Царапка со мной больше десяти лет, мы с ним вместе из Техаса приехали. А Ланцелап совсем недавно завёлся. Под машину попал, бедняга.       — Хотел бы я видеть, как ты посвящаешь их в рыцари… — короткий смешок вырвался из груди Фенриса. — Значит, ты и правда спасаешь каждого на своём пути? — его тёмные брови слегка нахмурились. Затем он заговорил с ощутимой печалью в голосе: — Андерс, меня не нужно спасать. Я не хочу стать тебе обузой. Не хочу подвергать тебя риску. Мне лучше просто уйти и… не лезть в твою жизнь.       Он старательно отводил взгляд. Андерс, впрочем, тоже боялся вновь посмотреть ему в глаза. «Выключи психолога, включи человека». Но что делать, если этот самый человек сбежал из родного дома, потому что родители отказывались смириться с его сексуальными предпочтениями, и за десять лет жизни на новом месте так и не смог перестать наивно надеяться на то, что кто-нибудь поймёт его и примет таким, какой он есть?       Злосчастная тарелка выскользнула из его рук. Быстрое движение, промелькнувшие перед глазами серебристые волосы… Фенрис ловко подхватил едва не погубленный завтрак. Поставил тарелку на столешницу, чтобы затем снова повернуться к Андерсу. Очень близко, очень интимно, почти так же, как вчера, когда он незаметно рассматривал его хрупкое, изувеченное шрамами и нежеланной татуировкой, но всё равно красивое тело.       Нет, нет, нет!       Он пережил столько боли, он только что сумел сбежать от насилия — физического, психологического, сексуального. Андерс не может просто взять и…       Зато Фенрис мог. Пока Андерс, совсем забыв отвести говорящий слишком многое взгляд, растерянно стоял перед ним, Фенрис подался вперёд, почти невесомо коснулся его пальцев своими. Прижался губами к его губам в лёгком, нежном, осторожном поцелуе. И Андерс сдался, позволив наконец-то «включиться» той личности, что давно дремала, никем не понятая, в глубине его сознания. Он прильнул к тёплым губам Фенриса, бережно обнял его за талию, зарылся пальцами в его мягкие волосы. В том, чтобы слегка приподнять его, усадить на кухонную тумбу и целовать вот так, чувствуя, как бёдра Фенриса сжимают его собственные, было нечто особенно приятное. Без большого труда Андерс распахнул махровый халат, коснулся горячими ладонями напряжённого живота, провёл пальцами по выпирающим рёбрам, не успев остановить самого себя. Фенрис вздрогнул, невольно отпрянул, но затем вдруг сам подался навстречу бережным прикосновениям. И тихо застонал, не прерывая поцелуя. Легонько прикусил губу Андерса, жадно проник языком в его рот, заставив застонать уже самого Андерса.       Когда они отстранились друг от друга, Андерсу хотелось отвернуться, спрятаться, а лучше вообще сбежать, но Фенрис мягко удержал его за подбородок. Произнёс чуть хрипловато, глядя прямо ему в глаза, точно отвечал на незаданный вопрос:       — Нет, это не плата за твою заботу, Андерс. Это то, как я хочу. То, как я чувствую.       Андерс не мог знать, как Фенрис чувствует, однако верил в искренность его порыва. Может быть, за спонтанным проявлением эмоций стояла обострившаяся после всего произошедшего восприимчивость, или сыграло свою роль безмерно сильное доверие к Андерсу, как к первому, кто проявил к нему заботу и захотел выслушать... И всё-таки эти факторы не были причиной усомниться в искренности Фенриса. Разве что проявить максимальную осторожность и быть готовым остановиться в любой момент, по первой же — пусть даже неозвученной — просьбе Фенриса.       Когда они, спустя несколько минут смущённого молчания и тихого смеха, уселись на диван, Андерс притянул Фенриса в свои объятия с ощутимо большей уверенностью. Пока он, попивая кофе, с улыбкой наблюдал за тем, как Фенрис уплетает бутерброды, обрывок недавнего телефонного разговора вдруг всплыл в его голове. «Готовлю романтический сюрприз»…       — Точно, — Андерс хлопнул себя ладонью по лбу. Фенрис устремил на него недоумённый взгляд изумрудно-зелёных глаз. — Наверное, ты не знаешь, но… сегодня же четырнадцатое февраля. День Святого Валентина. Никогда прежде не понимал, зачем это вообще нужно, но…       Не придумав ничего лучше, Андерс обмакнул указательный палец в свой кофе, пододвинул к себе лист из внушительной стопки на столе и нарисовал на нём совершенно банальное и немного кривое сердечко.       Фенрис мягко рассмеялся, рассматривая самую незамысловатую валентинку из всех возможных. А затем, проведя потеплевшими пальцами по щеке Андерса, запечатлел поцелуй в уголке его губ.       — День всех влюблённых? Да… знаешь, никогда прежде я не чувствовал себя настолько влюблённым. Несмотря ни на что.       Смешное кофейное сердечко лежало перед ними, а они вновь прильнули друг к другу. Андерс целовал мягкие губы Фенриса, касался пальцами его порозовевших щёк и мимолётно думал о том, что случайно брошенный на раненого зверька на обочине дороги взгляд изменит всю его жизнь. Он прекрасно понимал: это реальный мир, а не какая-нибудь волшебная сказка, а значит, справиться с проблемами будет совсем нелегко. И преодолеть множество психологических травм, и уберечь от возможных аутодеструктивных действий, и научить жить без страха и ненависти к себе и окружающим… Да и самому Андерсу многому предстояло научиться. Так что он не знал, что именно будет дальше, однако был уверен в одном: он хочет быть рядом и пройти этот путь вместе с Фенрисом. Несмотря ни на что.