Нерассказанные истории

— Что же ты сделал?.. Мягкий голос в котором хорошо слышилась укоризна заставил чуть напрячься. Фугаку не раз в прошлом слышал его. Минато таким серьёзным был только тогда, когда их ожидала непростая, даже опасная операция. Жизнь шиноби — это в первую очередь смерть. Смерть противника. Собственная смерть в бою или от нелепой случайности. Как сложатся обстоятельства. Фугаку не любил, когда в обычно мягкий, мелодичный голос Минато закрадывались отрицательные оттенки, когда красивое лицо искажалось в гримасе злости или отчаяния. Нет, Минато был хорош таким, каким он был обычно: весёлым и понимающим. Только таким Фугаку любил видеть лучшего друга. Сейчас Минато стоял напротив, и смотрел печально. Фугаку о стольком хотелось рассказать! Стольким поделиться! Но нет, вышколенный с детства, и прошедший суровую школу жизни шиноби, нанюхавшийся пороху, Фугаку как всегда промолчал, сдержал всё в себе, сохранил маску безразличия и холодный тон. Но Минато всегда умел заставить раскрыться ему, поддержать, поэтому в глазах предательски засверкал шаринган, выставляя все истинные чувства владельца наружу. Именно шаринган был слабостью многих Учих: безразличие — идеальная защита. Но ты уже не кажешься идеалом, когда твои глубокие тёмные глаза приобретают агрессивно-алый оттенок. Сейчас Фугаку не желал контролировать цвет своих глаз, несмотря на небольшое недовольство. В этот момент Фугаку пытался погасить бурю, которая рвала и метала всё внутри, словно взрыв-печать дальнего действия, которая заставляла всё внутри клокотать от жара, гнева и обиды. Что он сделал? Он?! К нему ещё есть подобные вопросы?! Не в силах сдержать эмоции, Фугаку прищурился, и проговорил, чеканя каждое слово: — Я защищал свой клан. Я держал свою клятву. — Мышцы напряглись, взор застилала алая пелена ярости. Хотелось выплеснуть её. На кого угодно, но выплеснуть. — Уж ты должен был меня понять. Я делал всё ради будущего своих подчинённых. Свои сыновей! — Фугаку… — Нет, ты послушай меня. Минато, после твоей смерти Учих стали ещё больше третировать. Недоверие и ярость за все проблемы народ постоянно срывал на моём клане. Не на Хьюго, не на других кланах… Козлами отпущения всегда становились мы! Потому что мы сильны! Потому что имели гордость! Мы делали всё для защиты Конохи многие годы, но чем нам отплатили? Маленьким кварталом на краю деревни? Постоянным наблюдением за нашей жизнью? Вербовкой моего сына в АНБУ для того, чтобы иметь возможность нас контролировать?! Правда в том, что в нас всегда видели лишь мощнейшее оружие. А что делают с оружием которое становится опасным? Фугаку замолчал, сверля взглядом Минато. Тот продолжал молча стоять, смотря прямо. Фугаку знал, что Минато хотел бы отвести взгляд, но не мог. Знал, что чувствует себя виноватым, хотя его вины в произошедшем в общем-то и не было. Они оба это знали, но не могли перестать винить его во всём. Светлая поляна на которой они стояли видоизменилась: небо потемнело, трава пожухла, а спокойные до этого пышные кроны деревьев стал шевелить набирающий силу ветер, обрывая листья. Природа в этом месте, судя по всему, подстраивалась под настроение окружающих. Наконец, Минато тяжело вздохнул, и твёрдо, как истинный хокаге, отрезал: — Его ликвидируют. Было видно, что Минато было противно говорить подобные вещи, но правда… нет, истина, была известна всем. Такая простая, но не менее тяжёлая от этого. Алый шариган Фугаку сделался на несколько тонов темнее, и пламя желания возмездия разгорелось с новой силой, кулаки резко сжались до такой степени, что костяшки побелели, а ногти стали врезаться в ладони, а глаза так и вовсе превратились в две щёлки. Это были не просто слова. Не предположения, ведь в итоге всё так и получилось. Учиха всегда были оружием деревни. Великим оружием. Но это же оружие по мнению старейшин стало слишком опасным. И его ликвидировали самым подлым образом — руками члена клана, члена семьи. И кто там дал старейшинам право вершить чужие судьбы? — Прости, — нарушил его мысленный процесс Минато. — Моя смерть, ситуация с Девятихвостым… они стали спусковым крючком. Я не старался достаточно, чтобы обезопасить клан Учиха от подобной участи, мало делал для того, чтобы вас приняли в деревне. Мне жаль, что всё так получилось. Ты должен знать: я ни в чём не виню тебя, Фугаку. Я понимаю, что на крайние меры пойти тебя вынудили обстоятельства. Он промолчал, ничего не сказал, но шаринган, ещё раз сверкнув, исчез, поляна над которой уже откровенно бушевала непогода, стала приходить в спокойное состояние. Бешеный ветер до того больно хлеставший по лицу, превратился в мягкий ветерок, ласкающий, поющий незатейливую мелодию. Лицо Фугаку посветлело, и он приподнял уголки гул в сдержанной улыбке. Минато улыбнулся в ответ. То, что произошло с Учиха — ужасная трагедия, но уметь прощать было важно. Фугаку никогда не простит старейшин за судьбоносный приказ, Третьего хокаге за то, что упустил ситуацию тогда, когда ещё можно было что-то исправить. Но он уже простил явно страдающего сейчас сына и Минато. Лучшего друга, который не сумел помочь, но смог поддержать тогда, когда это было необходимо.