"Сумерки: Новалуние" Фильм 2

Я был на девяносто девять процентов уверен, что сплю. Уверенность основывалась, во-первых, на том, что ярко светило солнце. Такого в вечно хмуром, залитом дождями Форксе, куда я недавно переехал, не было никогда. Во-вторых, передо мной стоял дедушка Ю. Он умерл шесть лет назад, и в том, что я сплю, не оставалось ни малейших сомнений. Дедушка не изменился: кожа на лице мягкая, морщинистая, тысячей мелких складочек натянутая на округлый череп. Совсем как печеное яблоко с пышным облаком седых волос. Наши губы одновременно изогнулись в удивленной полуулыбке. Старик явно не ожидал меня увидеть. Вопросов накопилась уйма: что он делает в моем сне? Чем занимался последние шесть лет? Встретился ли с бабушкой? Как он? Дедуля открыл рот одновременно со мной, и я решил: пусть заговорит первим. Но Ю тоже молчал, и мы смущенно улыбнулись друг другу. – Вальт! Позвал меня вовсе не дедулья – мы синхронно обернулись посмотреть, кто к нам присоединился. Вообще-то я мог даже не оборачиваться: этот голос я узнал бы везде, узнал бы и откликнулся и во сне и наяву… наверное, даже после смерти. Ради этого голоса я пошел бы в огонь, воду или, более прозаично, целый день брел бы под мелким холодным дождем. Шу! Вообще-то я всегда радовался, видя его, однако сейчас, даже уверенная, что сплю, я запаниковал, когда Шу двинулся к нам под палящим солнцем. Ведь дедулья не знает, что я люблю вампира; вообще никто не знает. Как же объяснить, что солнце сотней тысяч радуг отражается от кожи Шу, будто его посыпали хрустальной пылью или алмазами? Ну, дедулья, заметил, как переливается мой бойфренд? На солнце так всегда, не беспокойся… Что Шу творит? Он специально обосновался в Форксе, где осадков выпадает больше, чем на всей территории Соединенных Штатов, чтобы выходить на улицу днем, не выдавая семейного секрета. А сейчас шествует ко мне с обворожительной улыбкой, словно на раскаленной площади больше никого нет. Эх, почему на меня не распространяются его удивительные способности, почему мои мысли он не слышит отчетливо, как произнесенные вслух слова? Жаль, что не слышит он и предупреждения, которое я мысленно выкрикиваю. Бросив испуганный взгляд на дедюлью, я понял, что снова опоздал: в глазах Ю тревога. Шу, по-прежнему улыбаясь так, что мое сердце готово разорваться и выпрыгнуть из груди, обнял меня за плечи и посмотрел на старика. Однако Ю, вместо того чтобы ужаснуться, взглянул на меня робко, будто ожидая нагоняя. А поза… одна рука вытянута вперед и обнимает пустое пространство. Можно подумать, он держится за кого-то, кого-то невидимого… Только потом, вблизи, я увидел вокруг дедулью золотую раму и, по-прежнему ничего не понимая, протянул ему навстречу руку. Ю, словно копирува меня, сделал то же самое. Но наши пальцы не встретились, я коснулся холодного стекла. Р-раз – и мой странный сон стал кошмаром. Это не дедулья Ю. В зеркале мое отражение. Это я – древний, увядший, морщинистий. Шу в зеркале не отражался, хотя и стоял рядом, нестерпимо обворожительный и навсегда семнадцатилетний. Красивые холодные губы прижались к моей щеке. – С днем рождения! – прошептал он. Я резко проснулся – глаза распахнулись, будто обладая собственной волей, – и вздохнул с облегчением. За окном вместо ослепительного солнца – до боли знакомый серый свет пасмурного утра. «Это сон, – прошептал я, – просто сон, в какой-то степени пророческий», – и, не успев прийти в себя, чуть не подпрыгнул – зазвонил будильник. Маленький календарь в углу дисплея сообщил: сегодня 21 марта, мой день рождения, мне исполнилось восемнадцать лет. Этого дня я с содроганием ждал несколько месяцев. Целое лето – самое счастливое в моей жизни, самое счастливое во всей истории человечества – унылая дата маячила на горизонте, предвкушая свой эффектный приход. Теперь, когда этот день наконец настал, я чувствовал себя старим. Конечно, я старел ежесекундно, но сегодня старости придали некий официальный характер: мне исполнилось восемнадцать. А вот Шу восемнадцать никогда не будет. Посмотрев в большое зеркало ванной комнаты, я даже удивился, не заметив перемен в лице. Разглядывая оливковую кожу. Это просто сон, напомнил себе я. Просто сон… а еще настоящий кошмар. Чтобы скорее выбраться из дома, я пропустил завтрак. С папой мы все-таки столкнулись, так что целых пятнадцать минут я честно пытался радоваться подаркам, которые просил не дарить, и чуть не плакал, вымучивая улыбку. С трудом взяв себя в руки, поехал в школу. Лицо дедушки – о том, что это я, лучше не думать – не шло из головы. На душе было совсем скверно, пока я, припарковавшись на знакомой стоянке средней школы Форкса, не заметил Шу, застывшего у серебристого «вольво», словно мраморная статуя языческого бога. Так что сон всего лишь отражал реальность. Отчаяние тут же сменилось удивлением. Мы встречались с Шу целый год, а я все никак не мог поверить в свое счастье. Рядом с Шу стоял Луи Широсаги. На самом деле Луи с Шу никакое родство не связывает (в Форксе считают, что их обоих усыновили доктор Широ Куренай и его жена Мирай, оба, вне всякого сомнения, слишком молодые, чтобы иметь детей подросткового возраста), но кожа у них одинаково бледная, в резных глазах, и под ними круги, похожие на багровые синяки. Лица у Шу и Луи пугающе красивые; для посвященных, например для меня, поразительное сходство – отметина, указывающая на их сущность. Увидев Луи – сиренывовие глаза блестят от волнения, руки сжимают маленький серебристый сверток, – я нахмурился. Говорил же: на день рождения не хочу ничего, абсолютно ничего: ни подарков, ни других знаков внимания. Похоже, меня никто не услышал. Захлопнув дверцу старенького пикапа, я направился к Шу. Луи бросился навстречу; его бледное лицо эльфа так и сияло под задорным ежиком светло-голубых волос. – С днем рождения, Вальт! – Тш-ш! – прошипел я, с тревогой оглядываясь по сторонам: не дай бог кто-нибудь услышит. Мне совсем не хотелось отмечать эту черную дату. На мой хмурый вид парень не обратил ни малейшего внимания. – Откроешь подарок прямо сейчас или потом? – беззаботно спросил он, когда мы шли к Шу. – Никаких подарков! – мрачно буркнул я. Похоже, Луи наконец почувствовал, в каком я настроении. – Ну, ладно… Тогда потом. Тебе понравился альбом, что прислала мама, и фотоаппарат от Кенто? Я вздохнул: конечно, Луи знает про мои подарки – в этой семейке удивительные способности не только у Шу. Его друга сразу «увидел» планы моих родителей. – Да, очень! – По-моему, здорово придумано! Восемнадцать бывает только раз в жизни, можешь документально запечатлеть день своего совершеннолетия! – А сколько раз тебе было восемнадцать? – Ну, я другое дело! Шу совсем близко, вот он протянул руку. Я тотчас ее пожал, на мгновение забыв о своем унынии. Его кожа, как всегда, гладкая, упругая и очень холодная. Заглянув в тигриные, цвета жидких топазов глаза, я почувствовал, как судорожно сжалось сердце, а Шу, уловив мой бешеный пульс, снова улыбнулся. Прохладные, как осеннее утро, пальцы очертили контур моих губ. – Значит, я не имею права поздравить тебя с днем рождения? – Ага, точно. – Копировать его безупречно поставленную, с паузами и логическими ударениями речь у меня никогда не получалось. Наверное, такой речи можно было научиться только в прошлом веке. – Решил на всякий случай уточнить. – Куренай взъерошил белою гриву. – Вдруг ты передумал? Людям, как правило, нравятся дни рождения и подарки. Смех Луи напоминал звон серебряного колокольчика. – Брось, Вальт, тебе тоже понравится! Сегодня все будут потакать любому твоему желанию. Что плохого? – В устах парня вопрос звучал как риторический. – Возраст, – все-таки ответил я, и голос предательски дрогнул. Губы Шу превратились в тонкую полоску. – Восемнадцать – это немного, – заметил Луи. – Мне казалось, из-за таких проблем начинают волноваться после двадцати девяти. – Немного, но больше, чем Шу, – пробормотал я. Куренай вздохнул. – Практически только на год, – как можно беззаботнее проговорил я. Вообще-то… будь я уверен в желанном для меня будущем, уверен, что навсегда останусь с Шу, Луи и остальными друзьями , плюс-минус один год особой роли бы не сыграл. Но Шу категорически возражает против любого способного изменить мою сущность будущего, которое уподобит меня ему и сделает бессмертним. Словом, тупик, как он сам часто говорит. Если честно, его позицию я совсем не понимаю. Какие плюсы у смертности? Быть вампиром, по крайней мере таким, как Куренай, совсем неплохо. – Когда будешь дома? – решив сменить тему, поинтересовался Луи. Судя по выражению его лица, он думает о том, чего я искренне надеюсь избежать. – Разве я что-то запланировал? – Да ладно тебе, Вальт! – не выдержал друг Шу. – Неужели испортишь нам все веселье? – Мне казалось, день рождения проходит так, как желает именинник! – Сразу после школы я его заберу, – пообещал Куренай, начисто игнорируя мое присутствие. – У меня ведь работа! – возразил я. – Уже нет, – самодовольно заявил Луи. – Я договорился с миссис Ньютон. Она меняется с тобой сменами и поздравляет с днем рождения. – Н-не м-могу праздновать. – Заикаясь, я спешно придумывал отговорку. – Мне… «Ромео и Джульетту» для литературы нужно посмотреть. – «Ромео и Джульетту» ты знаешь чуть ли не наизусть, – фыркнул парень. – Мистер Берти считает, что нужно обязательно увидеть постановку. Мол, шекспировское произведение задумывалось именно как зрелище. Шу закатил глаза. – Ты уже смотрел фильм! – напомнил Луи. – Да, но современный, а не шестидесятых годов. По мнению мистера Берти, та экранизация – самая лучшая. – Знаешь, милый, не мытьем, так катаньем, но ты… – разозлился парень, мгновенно потеряв всю самоуверенность. – Успокойся, Луи, – прервал гневную тираду Куренай. – Раз Вальт хочет, пусть смотрит фильм, это же его день рождения. – Вот именно, – вставил я. – К семи я его привезу, – продолжал Шу, – так что у тебя будет больше времени все приготовить. – Да, здорово! – снова засмеялся Луи. – До вечера, Вальт! Тебе понравится, вот увидишь! Широко улыбнувшись, парень обнажил ровные блестящие зубы и, прежде чем я успел ответить, чмокнул в щеку и упорхнул на первый урок. – Шу, пожалуйста, – взмолился я, но он прижал к моим губам прохладный палец. – Обсудим позднее, на урок опаздываем! Когда мы заняли свои обычные места на задней парте, никто не обратил на нас ни малейшего внимания, да и встречались мы слишком давно, чтобы быть объектом сплетен. Даже Зеро Ньютон не удостаивал мрачным взглядом, который когда-то внушал мне чувство вины. Теперь он просто улыбался, а я радовался, что парень наконец сможет стать мне другом. За лето Ньютон сильно изменился: вместо детской пухлости заметные скулы, вместо популярной «площадки» длинная светлая грива – этакий тщательно продуманный беспорядок. Нетрудно догадаться, кто был примером для подражания, однако образ Шу так просто не скопируешь. Как же выяснить, что ждет меня вечером в доме Куренаев? Плохо уже то, что придется праздновать, когда на душе настоящий траур, однако самое страшное – подарки и повышенное внимание. От внимания вообще одни неприятности. Когда боишься опозориться, совсем не хочется, чтобы на тебя смотрели во все глаза. Я ведь ясно дала понять, скорее даже приказал: в этом году никаких подарков!.. Увы, похоже, моим желанием пренебрегли не только Кенто с Чихару. С деньгами было не особенно густо, но я не беспокоилась. Чихару вырастила меня на жалованье учительницы начальных классов, да и работа Кенто к роскоши не располагал – он начальник полиции в крошечном Форксе. На личные расходы я зарабатывал, три раза в неделю помогая в магазине спорттоваров. В таком городке, как Форкс, для старшеклассни найти работу – большая удача, и практически каждый цент я откладывал на колледж. Вот у кого денег хоть отбавляй, столько, что и подумать страшно! Как и для всех его семьэ, для Шу они не имели никакого значения. Ничего странного, если у тебя есть друг, обладающий невероятним способностью предсказывать изменения на фондовом рынке. Шу не понимал, почему я не позволяю тратить на себя деньги, почему смущаюсь в самом дорогом ресторане Сиэтла, почему отказываюсь от машины, способной развивать скорость больше девяноста километров в час, или подготовительных курсов. По мнению моего бойфренда, все это – пустые парнышськи капризы. Но как я мог что-то принимать, не имея возможности вернуть? По совершенно непостижимим причине Шу хотелось быть со мной, и все, чем он одаривал меня помимо этого, еще больше нарушало равновесие. На протяжении дня ни Шу, ни Луи о празднике не заговаривали, так что я немного успокоился. Во время ленча мы, как обычно, заняли целый столик, и, как всегда, в нашей компании царило напряженное перемирие. Шу, Луи и я устроились с одной стороны, а поскольку старшие и самые грозные на вид Шу школу закончили, мы были не одни. Мои друзья: Зеро и Джек, Бен и Алек, Ден, Коннер, Юми и Локор – все сидели за тем же столом по другую сторону невидимой демаркационной линии. В редкие солнечные дни, когда Шу с Луи пропускали школу, воображаемая граница исчезала, и завязывался общий разговор, в котором я с удовольствием принимал участие. Шу с Луи переносили этот своеобразный остракизм гораздо лучше, чем я, точнее, почти не замечали. В присутствии их людям становилось неловко, даже страшно, по причине, которую они не могли объяснить. На меня это правило не распространялось. Порой Шу переживал, что мне с ним так хорошо: мол, он представляет опасность для моего здоровья, – а я это категорически отвергал. Вторая половина дня пролетел быстро и незаметно. Уроки закончились, Шу, по обыкновению, проводил меня к пикапу, но почему-то открыл пассажирскую дверь. Наверное, на «вольво» уехал Луи, специально. Сложив на грудь руки, я даже не пошевелился. – Сегодня мой праздник, ты что, и за руль не пустишь? – Как ты и хотел, я делаю вид, что день самый обычный. – Раз самый обычный, зачем ехать к тебе домой? – Ладно, договорились. – Захлопнув пассажирскую дверцу, Куренай открыл для меня водительскую. – С днем рождения! – Тш-ш! – испуганно зашипел я и сел в машину. Ну зачем он обиделся, лучше бы домой отвез! Пока я выезжал со стоянки, Шу крутил ручки радио, неодобрительно качая головой. – Приемник у тебя ужасный! Я нахмурился: терпеть не могу, когда он цепляется к пикапу. Лично я свой транспорт обожаю: у него есть характер! – Хочешь новый приемник – води свою машину! – Настроение – швах, плюс я сильно переживал из-за планов Луи; в общем, мои слова прозвучали резче, чем хотелось. Я так редко взрывался при Шу, что мой сердитый тон вызвал лишь сдавленную улыбку. Мы остановились у дома Кенто, и Куренай нежно прикоснулся ладонями к моему лицу. Умеет он сбить с меня спесь, сделать ранимой. Я чувствовал себя слабим, по крайней мере по сравнению с ним. – Сегодня настроение у тебя должно быть просто замечательным, – прошептал Шу, шелестя свежим дыханием по моей коже. – А если я не хочу? – буквально задыхаясь от страсти, упрямился я. – Очень жаль! – вспыхнули тигриные глаза. Голова закружилась: Куренай притянул меня к себе и наши губы встретились. Поцелуй – словно глоток живительной прохлады; и наверняка в соответствии с его корыстным планом, я мгновенно забыл все проблемы. Боже, да я с трудом вспомнил, что нужно дышать! Холодные как лед губы порхали над моими, пока, обняв Шу за шею, я не впился в него более страстным, требовательным поцелуем. Курений тут же отстранился, осторожно выбравшись из моих объятий. Желая сохранить мне жизнь, он наложил на физическую сторону наших отношений многочисленные табу. Естественно, я понимал: от ядовитых, острых как бритва зубов нужно держаться подальше. Но когда я находился в его объятиях, условности начисто вылетали из головы. – Пожалуйста, будь умницей. – Он еще раз чмокнул меня в губы и, прежде чем отодвинуться, аккуратно положил мои руки на колени. Бешеный пульс эхом отдавался в ушах, и я накрыл сердце ладонью. Боже, как боевой барабан! – Это когда-то изменится? – спросил я, обращаясь в первую очередь к себе. – Сердце перестанет нестись галопом всякий раз, когда ты ко мне прикоснешься? – Надеюсь, нет, – самодовольно отозвался Шу. Я закатил глаза. – Пошли смотреть, как рубятся Монтекки и Капулетти. – Твое желание для меня закон. Пока я вставлял диск и перематывал титры, Шу растянулся на диване, а когда присел на краешек, обнял за талию и притянул к себе. Грудь мускулистая и холодная, словно лед; конечно, не так удобно, как на диванной подушке, но для меня гораздо приятнее. – Знаешь, Ромео мне вообще не нравится, – заявил он, когда начался фильм. – А что с ним не так? – обиделся я. Ромео – мой любимый литературный герой. До встречи с Шу именно о таком и мечтал. – Ну, поначалу он крутит шашни с Розалиной – разве это не признак ветрености? А потом за несколько минут до свадьбы убивает двоюродного брата Джульетты – по-моему, не слишком умный поступок. Парень совершает ошибку за ошибкой; вернее способа разрушить свое счастье не придумаешь. – Хочешь, чтобы я смотрел один? – Я все равно здесь сижу… – Его пальцы чертили на моем предплечье холодные узоры, от которых появилась гусиная кожа. – Плакать будешь? – Если смотреть внимательно, то, скорее всего, да, – признался я. – Обещаю не отвлекать, – проговорил он, а сам легонько чмокнул в макушку – как тут не отвлечься?! В конце концов удалось сосредоточиться на фильме, в основном благодаря Шу, шептавшему мне на ухо реплики Ромео. По сравнению с его серебряным баритоном голос актера казался сущим карканьем. К величайшему удивлению Куренай, я и правда рыдал, когда Джульетта обнаружила своего новоиспеченного супруга мертвым. – Вот здесь я страшно ему завидую, – признался Шу, вытирая мне слезы моим же локоном. – Она очень хорошенький! – Да не из-за девушки! – презрительно фыркнул Шу. – Из-за того, как легко он совершил самоубийство! Вам, смертным, вообще повезло: небольшой порции растительного экстракта достаточно… – Что? – ахнул я. – Ну, однажды я об этом думал, хотя по опыту Широ знал: дело нелегкое. Трудно сказать, сколько раз он пытался покончить с собой после того… после того, как понял, кем стал… – Бархатный голос омрачился, затем вновь просветлел. – А здоровье у него до сих пор отменное. Я обернулся, чтобы заглянуть ему в глаза: – Что ты имеешь в виду? Что значит «однажды об этом думал»? – Прошлой весной, когда тебя… чуть не убили. – Шу глубоко вздохнул, с трудом возвращаясь к привычному насмешливому тону. – Разумеется, я надеялся найти тебя живым, однако в глубине души прикидывался и альтернативный план. Говорю же, для меня это куда сложнее, чем для людей. На долю секунды услужливая память воскресил поездку в Финикс, и сразу стало не по себе. Я все видел с потрясающей четкостью: ослепительное солнце, раскаленный асфальт, по которому я нес, разыскивая вампира, решившего замучить меня до смерти. Джеймс поджидал в зеркальной комнате, якобы удерживая в заложниках маму. Вернее, так думал я, не подозревая: все это – просто уловка, а Джеймс, в свою очередь, не подозревал, что мне на помощь спешит Шу. К счастью, он успел, едва-едва успел… Совершенно бездумно мои пальцы коснулись серповидного шрама на запястье, который всегда был чуть холоднее, чем кожа. Я покачал головой, пытаясь одновременно отрешиться от плохих воспоминаний и разобраться, что задумал Шу. Желудок болезненно сжался. – Что еще за альтернативный план? – Без тебя я жить не собирался, – сказал Куренай спокойно, будто это было прописной истиной. – Только как и что делать, понятия не имел. Само собой, Кен с Фри помогать бы не стали, вот я и подумал: может, направиться в Италию и каким-то образом спровоцировать Вольтури? Даже слушать не хотелось, но красные глаза затуманились и смотрели куда-то вдаль. Боже, да он замыслил самоубийство! Я был в ярости. – Кто такие Вольтури? – Такая семья, – пояснил Куренай, судя по голосу, по-прежнему размышляя о смерти. Я едва сдерживался. – Очень старая и влиятельная семья, подобная нам. Наверное, в мире людей им ближе всего королевская династия. Одно время Широ жил с ними в Италии, до того как перебрался в Америку. Ты помнишь его историю? – Да, конечно. Никогда не забуду, как впервые попал в дом Куренаев – огромный белый особняк в лесной глуши у самой реки – и в комнату, где у Широ, которого Шу по многим причинам считал отцом, была целая стена рисунков, отображающих его личную историю. Самое большое и яркое полотно относилось к его пребыванию в Италии. Конечно, я запомнил четверых мужчин с ангельски спокойными лицами, которые стояли на балконе над пестрой беснующейся толпой. Рисункам несколько веков, а белокурый ангел Широ совершенно не изменился. Трех остальных его старых знакомых я тоже не забыл. Значит, это Вольтури; мистер Куренай фамилию не упоминал, он назвал их Амо, Каем и Марком, ночными ангелами-хранителями науки и искусства… – Так вот, Вольтури раздражать не рекомендуется, – неожиданно прервал мои мысли Шу. – Если, конечно, не хочешь умереть, или что там с нами происходит… – Бархатный голос такой спокойный, будто ему невыносимо скучно. Мой гнев превратился в ужас, и я сжал мраморное лицо в ладонях. – Никогда, никогда больше не говори ни о чем подобном! Что бы ни случилось со мной, ты не имеешь права причинять себе боль! – Тобой я больше рисковать не намерен, так что и спорить не о чем! – Рисковать мной?! Разве мы не договорились, что все беды из-за моей катастрофической невезучести? – С каждым словом я распалялся еще сильнее. – Не смей даже думать о таком! – При мысли о том, что после моей смерти Шу перестанет существовать, становилось невыносимо. – Как бы в такой ситуации поступил ты? – А случись нечто подобное с тобой, – смертельно побледнев, начал я, – ты бы захотел, чтобы я наложил на себя руки? Прекрасное лицо исказила гримаса боли. – Пожалуй, я понимаю… – признал Шу. – Отчасти… Но что мне без тебя делать? – То же самое, что делал, прежде чем появился я и усложнил твое существование. – Можно подумать, все так просто… – вздохнул Куренай. – Так и есть, а я – довольно интересный парень. Шу хотел возразить, но в последний момент передумал. – Спорный вопрос. – Внезапно он сделал постное лицо и пересадил меня на диван, чтобы наши тела не соприкасались. – Кенто? – догадался я. Куренай улыбнулся, и через секунду я услышал, как на подъездную аллею въехала патрульная машина. Я решительно взяла Шу за руку – ничего, папа переживет. Вошел Кенто с большой коробкой пиццы в руках. – Привет, ребята! – бодро прокричал он и хитро подмигнул мне. – Решил, что по случаю дня рождения тебя можно освободить от готовки и мытья посуды. Есть хотите? – Конечно! Спасибо, папа! Явное отсутствие аппетита у Шу отец деликатно оставил без внимания. Он привык, что мой бойфренд пропускает ужин. – Разрешите похитить Вальта на остаток вечера? – спросил Шу, когда мы с папой расправились с пиццей. Я с надеждой взглянул на Кенто. Вдруг он считает день рождения домашним праздником? Мы же впервые вместе отмечаем с тех пор, как мама завела Токо и Нику и перебралась во Флориду, кто знает, какие у него привычки. – Без проблем! Тем более сегодня бейсбол: «Чикаго уайт сокс» принимают «Сиэтл маринерс», – пояснил Кенто, и мои надежды рассыпались прахом. – Боюсь, со мной будет не очень весело. Вот! – Он схватил фотоаппарат, который выбрал по предложению Чихару, и бросил мне. Зря он так: у меня ведь с координацией проблемы. Выскользнув из рук, фотоаппарат полетел на пол. Шу поймал его в каких-то миллиметрах от линолеума. – Отличная реакция! – похвалил Кенто. – Давай, Вальт, как следует развлекись у Куренаев и обязательно сфотографируйся. Ты же знаешь маму: фотографии ей нужны еще раньше, чем ты успеешь их сделать. – Чудесная идея, Кенто! – воскликнул Шу, передавая мне фотоаппарат. Повернув к нему объектив, я щелкнул затвором. – Работает! – Вот и отлично. Передай привет Луи, что-то он давно не заходил, – чуть заметно ухмыльнулся Кенто. – Пап, прошло всего три дня! – Кенто обожает друга Шу. Их «роман» начался весной, когда Луи помогал мне выздоравливать. Отец был страшно благодарен парне за то, что спасл от настоящего ужаса: необходимости купать почти взрослую сына. – Не беспокойся, передам. – Ладно, ребята, веселитесь хорошенько! – Ясно, папе не терпится от нас отделаться, да он уже к гостиной пятится. Конечно, там же телевизор… Торжествующе улыбнувшись, Шу повел меня с кухни. У пикапа он снова открыл пассажирскую дверь, и на этот раз я не спорил: чуть заметный поворот к дому Куренаев в темноте мне ни за что не найти. Шу погнал на север, не скрывая досады на то, что доисторический «шевроле» не позволял развить приличную скорость. Чуть больше шестидесяти километров в час, и двигатель начинал обреченно стучать. – Да хватит! – возмутился я. – Знаешь, что тебе подойдет? Маленький «ауди-купе»! Быстрый, бесшумный, надёжный. – У меня отличный пикап, а что касается баснословно дорогих излишеств, не помню, чтобы ты тратился на подарки родственникам! – Верно, ни цента! – подтвердил щедрый Шу. – Вот так-то! – Можешь кое-что для меня сделать? – Смотря что. Куренай вздохнул, и самое любимое на свете лицо посерьезнело. – Вальт, в нашей семье последний настоящий день рождения отмечал Кен аж в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Так что будь любезен, не капризничай! Они так старались… Когда Шу выгораживал семью, мне почему-то становилось немного страшно. – Хорошо, буду паинькой. – Наверное, стоит тебя предупредить… – Да уж, пожалуйста. – Они все очень волнуются… Все! – Все? – сдавленно переспросил я. – А разве Кен с Дайго не в Африке? – Жители Форкса думают, что Кен с Дайго уехали в Дартмуртский колледж, но я-то знаю правду. – Кен очень хотелось присутствовать. – А… Дайго? – Ну, ты же понимаешь… Не волнуйся, он умеет держать себя в руках! Я не ответил. Как не волноваться? В отличие от Луи, второй «друг» Шу, черноволосый Дайго, не особенно меня жаловал. «Не жаловал» сказано довольно мягко; для изящного Дайго я был незваный гостем, без спросу проникшей в их тайный мир. Я очень переживал, подозревая, что виноват в затянувшемся отсутствии родственников Шу. Не могу сказать, что мне не хватало надменный Дайго, а вот по Кену, игровому медведю-гризли, я действительно скучаю. Мне всегда хотелось иметь старшего брата, ну, возможно, не такого устрашающего на вид. Шу решил сменить тему: – Раз на «ауди» ты не согласен, какой подарок примешь? – Ты знаешь, что мне хочется, – чуть слышно прошептал я. Мраморный лоб прорезали глубокие морщины: Куренай пожалел, что сменил тему. Да, видимо, спорам сегодня не будет конца… – Только не в такой день, Вальт, пожалуйста! – Ну, может, Луи уговорю. Шу зарычал. – Это не последний твой день рождения! – поклялся он. – И где справедливость? Неужели я слышал, как клацнули зубы? Мы подъезжали к дому Куренаев. В окнах первых двух этажей горел яркий свет. У крыльца с карнизов свисали японские фонарики. Надо же, целая гирлянда, красноватыми отблесками играющая на стволах исполинских кедров. У парадной двери – цветы в больших вазах. Синие розы… Я застонал. Пытаясь успокоиться, Шу набрал в грудь побольше воздуха. – Это вечеринка, – напомнил он. – Расслабься. – Хорошо, – пробормотал я. Выбравшись из машины, Куренай протянул мне руку. – Можно вопрос? Шу настороженно ждал. – Когда проявят пленку, – начал я, крутя в руках фотоаппарат, – ты на снимке будешь? Он расхохотался, помог мне выйти, затащил на крыльцо и, продолжая веселиться, подтолкнул к двери. Куренаи ждали в просторной белой гостиной и, увидев меня, проскандировали: «С днем рождения, Вальт!», а я, зардевшись, опустил глаза. Казалось, каждый квадратный сантиметр пола Луи заставил розовыми свечами и хрустальными вазами чуть ли не с сотней роз. Рядом с роялем Шу – застланный белой скатертью стол, а на нем именинный пирог с малиновой глазурью, еще розы, высокая стопка тарелок и небольшая горка подарков в серебристой упаковочной бумаге. Да, все в тысячу раз хуже, чем я предполагал. Почувствовав мое настроение, Шу обнял меня и чмокнул в макушку. Широ и Мирай – неправдоподобно молодые и обаятельные родители четверых детей – стояли ближе всех к двери. Мирай осторожно коснулась моего запястья, а когда целовала в лоб, белого цвета волосы скрыли нас от остальных шелковистым облаком. Через секунду на плечо легла твердая ладонь Широ. – Прости, Вальт, – прошептал доктор Широ, – Луи невозможно было остановить. Рядом с родителями поджидали Кен с Дайго. Парень, конечно, не улыбнулся, но и свирепым взглядом не обожгла. Крупный рот Кена растянулся в широкой ухмылке. Мы не виделись несколько месяцев, и я подзабыл, как обворожительный Дайго, глаз не отвести. А Кен… Неужели он такой… здоровяк? – Ты совсем не повзрослел! – с поддельным упреком воскликнул Кен. – Я-то надеялся заметить разительные перемены, а ты, как всегда, растрепанный и покрасневшыц. – Спасибо, Кен, – пробормотал я, краснея еще гуще. Старший друг Шу хохотнул. – Я выйду буквально на секунду, – объявил он и заговорщически подмигнул Луи. – Пока меня нет, не делай ничего смешного, ладно? – Постараюсь. Высокий жовтоволосый Фри остался у лестницы. За проведенные в Финиксе дни он так и не преодолел неприязнь ко мне и старался меня избегать – естественно, когда был не его очередь дежурить. Понятно, ничего личного, обычная предосторожность, и расстраиваться не стоит. К диете Куренаев парень приспосабливался с большим трудом, чем остальные. Запах человеческой крови преследовал Фри повсюду… да, вегетарианского опыта у него меньше! – Пора открывать подарки, – объявил Луи, ледяной ладошкой взяла меня за локоть и повел к столу с тортом и блестящими свертками. – Слушай, я ведь просил… – А я пропустила мимо ушей! Открывай! – Забрав фотоаппарат, он вручил мне квадратную коробочку в серебристой упаковке. Такая легкая, можно подумать, пустая… Судя по нарядной этикетке, подарок от Кена, Дайго и Фри. Смущаясь, я порвал бумагу и бездумно уставилась на картонную коробку. Название какой-то фирмы и множество цифр… Так, похоже на электронный прибор. Надеясь увидеть сверкающий дисплей, я приподнял крышку. Под ней… ничего! – М-м-м, спасибо… Надменные губы Дайго изогнулись в улыбке. – Автомагнитола! – прыснул Фри. – А Кен ее сейчас устанавливает, чтобы отрезать тебе пути к отступлению. Наверняка идея Луи! – Фри, Дайго, спасибо огромное! – Я вспомнил нелестные комментарии Шу в адрес моего приемника. Теперь понимаю, он нарочно меня распалял. – Спасибо, Кен! – громко прокричал я. С улицы послышалось что-то напоминающее раскаты грома: «друг» веселился вовсю. – Теперь наш с Шу!.. От восторга голос Луи стал похож на птичий клекот. В руках парнья был маленький квадратный сверток. – Ты же обещал! – гневно взглянув на Шу, прошипел я. Не дав младшему брату ответить, в гостиную с шумом ворвался Кен. – Я как раз вовремя! – Он встал за Фри, который подошел ближе, чтобы как следует рассмотреть подарок. – И доллара не потратил! – убирая с моего лица прядь, поклялся Шу. От прикосновения его пальцев по коже будто прошел электрический разряд. Глубоко вздохнув, я повернулась к Луи: – Ладно, давай! Кен аж закудахтал от удовольствия. Я взял сверточек и, сделав большие глаза, дернула за ленту. – Черт! – пробормотал я, когда бумага царапнула кожу. Из крошечного пореза вытекла капелька крови. Дальше все произошло очень быстро. – Не-ет! – прорычал Шу и бросился на меня, толкнув на красиво сервированный стол. Стол опрокинулся, цветы с тарелками полетели на пол. Я упал на крошево битого хрусталя. Из груди белокурого вампира вырвался звук, похожий на утробное ворчание, и Фри протиснулся мимо моего бойфренда, клацнув зубами в каких-то сантиметрах от его лица. В следующую секунду на Фри набросился Кен, сжал в стальных объятиях; тот отчаянно сопротивлялся, буравя меня глазами. Кроме потрясения и ужаса, я чувствовал обжигающую боль. Казалось, в запястье впились тысячи голодных ос. Сбитая с толку и перепуганная, я смотрел на алую кровь, что хлестала из руки, а подняв голову, увидел лихорадочные глаза шести внезапно проголодавшихся вампиров.