Тусклое золото

Золото больше не сияет. Оно тусклое. Оно не греет, любовью громовержца. Оно холодное и тяжелое. Оплетает изящную фигуру Геры, как кандалы, которые она не в силах снять.       Верховный бог все метит золотом. Будь то убранства дворца, колесница, жена или любовницы…       Иногда верховной богине кажется, что золото он любит больше, чем её и всех красавиц-любовниц разом.       Черноволосая богиня прогоняет служанок и сама зажигает свечи лучиной, она любит порой, что-то сделать сама. Садится за зеркало в искусно отлитой золотой, раме, и снимает тяжелую корону, методично расчесывая золотым гребнем ониксовые локоны. Золото везде.       Порой её кажется, что она уже пропитана золотом, оно в крови и даже её легкие в мельчайшей позолоте. Эти побрякушки пустой звук. Они ей не нужны. А Зевс не понимает. И каждый раз, когда царица застает громовержца за изменой. Он дарит её это чертово золото, думая, что так он получил прощение.       Но нет, это очередное напоминание о предательстве. Богиня вздыхает и снимает тяжелые серьги и холодное ожерелье. Как же она его любила много столетий назад, они были молоды, увлечены и Счастливы. А сейчас… У него очередное недельное увлечение.       Гера берет корону, осторожно, проводит пальцем по рубину в центре. — Взойди на трон и правь со мной, Гера Именно это он шептал, когда надевал на неё корону сплетенную из золотых цветов. — Пойдем со мной. Я буду любить тебя вечность Так он клялся, кружа её на руках посреди поля цветущих нарциссов. — Я обряжу тебя в шелка и золото. Ни на Олимпе, ни на Земле не будет женщины счастливее тебя! Так он говорил, каждую тайную встречу в лесу.       Гера его любила, и её любовь была огненно-страстной, ей не нужны были его подарки, лишь его любовь. Она думала, что золото красиво оттеняет цвет её волос, а Зевс уже тогда ковал её золотую клетку. Гера смеялась и кружилась. В сотый раз, отвечая возлюбленному «Да» Богиня откладывает, шепчущую корону голосом Зевса о любви.       Гера любила его — даже когда изменял. И сотни побрякушек в её шкатулке, словно змеи, вторят имена каждой любовницы. Диметра — шепчет золотая сетка для волос. У Диметры красивые золотистые кудри, вспоминает богиня. Та золотая лилия была почти не видна в её волосах. Если бы не солнце Гера не узнала бы. Латона — царица достает перстень с изумрудом. У той девчушки были изумрудные глаза. Как бы Гера не старалась, Латона все же родила, и её дети стали одними из любимых отпрысков Громоверждца. Ио — Следом идут золотые браслеты. Несчастная дочь речного бога, стала героиней. А царица прослыла жестокой. Европа — серьги с алмазами. Гера знала о детях Зевса и Европы. Но принести младенца на пир, не таясь, было наглостью. Однако спустя время Гера зажгла огонь в очаге Европы. Селена — золотое ожерелье с россыпью лунного камня… Гера прикрыла ореховые глаза и покачала головой, отбрасывая тяжелое ожерелье.       Царица устала улыбаться каждой богине, каждой нимфе, каждой смертной, что посмела побывать в постели её мужа. Устала лить бессмысленные слезы, когда у громовержца рождался очередной бастард.       Гера сняла золотые кольца с тонких белых пальцев. Пламя свечей дрогнуло, где-то на земле смертная, родила от царя олимпа очередного героя. Гера встала и направилась на балкон, подышать вечерним воздухом.       Ласковые лучи скрывающегося за западными водами Гелиоса, дарили приятное, тепло. Дыхание Эвр, едва заметно развивали черные локоны царицы. Богиня услышала молитву несчастной земной девушки. Устало вздохнув, Гера щелкнула изящными пальцами, разжигая пламя в очаге оставленной любовницы своего благоверного.       Она в очередной раз вздыхает, слыша позади себя шаги. Нимфа Дафна утром рассказала о признание царя в любви Фетиде. На том самом нарциссовом поле… Она ждет, когда же Зевс обрубит её жизнь окончательно, сказав, что у него теперь новая царица. Но его слов не следует. Некогда любимый муж подходит и нежно поглаживает её молочную кожу на обнаженном плече, зарывается лицом в её темные локоны, целует в висок. А Гере хочется плакать. Он принес, лилии. Белые. Она неспешно поворачивается, Громовержец утирает одну слезу все же скатившуюся из её глаз. И сам заплетает ей косу, вставляя золотые розы в волосы жены. — Однажды ты сказал, что ни на Олимпе, ни на Земле не будет женщины счастливее меня. — Да. — Но я не счастлива…       Лучи Гелиоса зажгли настоящий пожар на небосводе, окрашивая все в золотисто-алый. Но золото в волосах Геры не сияет. Оно тусклое.