За стеной

Человеческая жизнь крайне однообразна при всей грандиозности замыслов и стремлений, составляющих ее. Это легко доказуемо с помощью элементарной диспропорции: 10% из всех поступков совершается людьми согласно скрупулезно продуманному плану, 20% - по наитию и 70% - благодаря выработанным привычкам. Привычки – ничего нового! И я – не исключение. Некоторые из моих юношеских обыкновений сохраняются до сих пор. Они имеют вполне хрестоматийное происхождение, описанное еще Эвагрием Понтийским пару тысяч лет назад. Не моргнув глазом, я могу признаться в том, что перманентно совершаю четыре смертных греха из семи существующих. Итого, имеем: гордыня, зависть, гнев и уныние. Первыми двумя можно объяснить патологическую жажду конкуренции и вместе с тем – ее полное отрицание. А последней парой – охарактеризовать проявление взаимосвязанных крайностей возможных последствий. Некоторые из моего окружения убеждены в том, будто я не в состоянии испытывать аффективные эмоции. Это фактическое заблуждение: мне, как человеку, присущи те же психические функции и вегетативные реакции, что и другим людям. Социальное положение в данном случае способствует формированию стереотипа восприятия меня как «бесчувственного эгоиста». Разумеется, L не может быть другим, иначе в его компетентности усомнятся и вынесут заслуженную резолюцию порицания. Тс-с-с… 21 сентября, 2002 год. Завершается девятнадцатидневный судебный процесс по делу «Los Angeles BB Murder Case», где ВВ инициалы преступника – Beyond Birthday. Он приговаривается к пожизненному заключению без права на досрочное освобождение. ВВ надлежит отбывать срок в переполненной тюрьме Ланкастера, округа Лос-Анджелес. Его надежды на краткосрочное пребывание в печально знаменитом Сан-Квентине не оправдываются и вожделенная «процедура 770» остается несбыточной мечтой, т.к. коллегия присяжных заседателей не может достичь консенсуса по вынесению вердикта о смертном приговоре. Больше половины из них принимает во внимание факт неудавшейся попытки самоубийства ВВ, полагая ее за стремление злоумышленника избежать наказания. Повеление совести присяжных оказывается сильнее требований закона, что давно не является нонсенсом в системе американского правосудия. Судебно-психиатрическая экспертиза подтверждает вменяемость несостоявшегося суицидента. Это означает, что ВВ понесет ответственность за совершенные убийства в полном объеме. Ноябрь, 2003 год. В последний раз я видел ВВ в приюте Вамми-хауса несколько лет назад. Мы знали друг друга достаточно давно и проводили много времени вместе, но друзьями так и не стали. Возможно, ВВ полагал иначе. Но я всегда верил в то, что пропасть идеологических противоречий, простиравшаяся между нами, навсегда останется непреодолимой. И относился к нему с тем вниманием, какое предусматривал обычный светский этикет: выдерживая дистанцию, я помогал себе сохранять необходимое спокойствие… ВВ оказывал на меня странное влияние. Когда я находился рядом с ним, то неосознанно начинал погружаться в собственное одиночество. И будто бы все плохое, что было сосредоточено во мне, закипало и разом всплывало на поверхность. Я царапал ногтями стены, не в состоянии смириться с всепоглощающим отвращением к самому себе... Позже природа этого явления прояснилась. Исключительное умение ВВ быть совершенно свободным вызывало во мне непередаваемую зависть. Его талант воспринимался чем-то сверхъестественным – ведь я оказывался связанным массой обязательств и был задавлен огромной ответственностью, которую накладывала на меня текущая деятельность. Как ВВ мог оставаться таким беззаботным?! Будто бы весь мир принадлежал ему одному, а я лишь арендовал в нем маленькую грязную клетку... Через некоторое время ВВ исчез, оставив на память пару изощренно оформленных трупов и разбитые зеркала в холле главного корпуса приюта. В непрерывной последовательности событий я увидел метафорическое послание-«многоточие». И, внезапно ощутив себя косвенно причастным к этому трагифарсу, не стал преследовать ВВ... Декабрь, 2004 год. Прошло два года с момента начала исполнения приговора. За это время я ни разу не приходил поговорить с ВВ, хотя визиты к заключенному не запрещались. Мне чрезвычайно хотелось увидеть его после нескольких лет безвестности, но всякий раз я находил этот повод недостаточным основанием для того, чтобы лишний раз светиться на публике. Через информаторов я регулярно получал сведения об образе жизни ВВ и узнавал об ужасном отношении сокамерников к нему. Последним инцидентом стало принудительное ослепление ВВ в тюремной столовой: за десять минут четверо человек успели избить его до полусмерти и ложкой выковырять глаза… После этого известия продолжать играть роль циника мне стало невыносимо тяжело. В течение последующих восьми часов я не отвечал на звонки, не принимал участия в онлайн-конференциях и даже не разговаривал с Ватари. Тот лишь усмехнулся в своей добродушно-снисходительной манере – и с его молчаливого согласия L временно превратился во впечатлительного тинейджера, наматывавшего сопли на кулак. «Лос-Анжелесский BB-серийный убийца», как и некоторые другие его интеллектуально-многоэпизодные коллеги, отличался особой организованностью. Он не сделал ни единой осечки, дозировано снабжая ФБР тонкими намеками на счет собственных планов. ВВ оказался типичным честным «миссионером», но чтобы понять язык, на котором он разговаривал, необходимо было думать также как он. Чем отличается серийный убийца от агента ФБР, инспектора уголовного розыска или частного детектива? На первый взгляд, у них не может быть ничего общего. Хотя, на самом деле, разница невелика. Исключая цели и мотивы, перечисленные социальные роли представляют собой ипостаси «охотника», выслеживающего «жертву» по определенному набору признаков. История насчитывает немало сыщиков, которые, злоупотребляя должностными полномочиями или пренебрегая профессиональной этикой, удовлетворяли собственные кровожадные потребности. …Иными словами, мне достаточно будет изменить целевую аудиторию и методы охоты, чтобы превратиться в идеального убийцу. Существенным бонусом к новому имиджу окажутся имеющиеся знания процессуальных регламентов следственных служб, судопроизводства, недоработок в уголовном законодательстве, миллион способов не оставить улик на месте преступления и т.д. Регулярное изучение поведенческого анализа позволит мне избежать повторения действий известных криминалистике преступников. Отсутствие стереотипа значительно осложнит формирование гипотезы. Это даст мне необходимую фору – я сыграю иную роль, такую, которую будет невозможно идентифицировать с L. И если бы мне вдруг захотелось получить имя в истории, то для этого оказалось бы достаточно простой явки с повинной. Я бы не стал переживать из-за перспектив угодить за решетку к тем, кого посадил туда собственными руками. За преступления против человечества (а меня бы интересовал именно такой масштаб) я буду приговорен к расстрелу. Сочли бы L после этого сумасшедшим? – L ни на что не претендует. Разве что… Стать немного популярнее Джека Потрошителя, Фрица Хармана, Теда Банди, Гарольда Шипмана или Зодиака. С детства многие грезят о таких достойных и социально полезных специальностях как дантист, архитектор, летчик-испытатель, актер и т.п. Но прежде чем мечта реализуется, человеку предстоит пройти тернистым путем жизненных испытаний. Но кто сказал, что убийца – не профессия, о которой также возможно мечтать с детского сада и стремиться к цели по известному алгоритму «теория-практика-повышение квалификации»? Разве убийство – не является подвидом искусства и возможностью создавать шедевры на века? В моем же случае, опыт расследования уголовных преступлений является той самой «практикой», необходимой для перехода на более сложный уровень. И у меня есть возможность выбора, которого в виду воспитания, особенностей характера, внешней среды и т.п. лишены «доморощенные маньяки». Смерть является одним из критериев оценки значимости человеческого вклада в развитие общества. Если умрет L-детектив, то об этом никто не узнает. Лишь представители некоторых служб выскажут прискорбное «жаль, как много он для нас сделал» над его могилой. Но если умрет L-убийца – о нем станут вспоминать не одно десятилетие. История – не религия – предпочитает канонизировать злодеев. Не станет ли глобальная демонстрация того, с какой легкостью можно вывернуть закон наизнанку, одним из способов вынудить мировое сообщество пересмотреть современную систему правосудия? Но… Вероятно, я чрезмерно «правильный» либо излишне прагматичный для того, чтобы стать истинным гедонистом на поприще криминальных дел. Или же – слишком добр-труслив-эмоционален для «идеального убийцы». Нет. Все гораздо проще. Путь убийцы – «live fast, die young» – и я не готов ограничить себя одной единственной вехой в биографии, зная, что «нет предела совершенству». 21 января, 2005 год. Мне стало известно о смерти ВВ. И на этот раз я не испытал ни боли, ни сожаления, ни чувства вины. И даже позволил себе улыбнуться, глядя в чистое небо… Размышляя о нашей взаимной зависти, я пришел к выводу, что каждый из нас достиг того, к чему стремился. Я должен признать, что недооценивал его – он сумел разрушить мою «клетку», заставив осознать, что L свободен в своем выборе в той же степени, что и ВВ. Причин для конкуренции больше не осталось. За это я ему искренне благодарен...