Силикат неизвестного города

джунхи и сэюн любят. тёплые ночи, снова сэюновский балкон с тонкими стёклами, будто можно выйти на улицу прямо сквозь него. дыхание нежное полночи. и всё равно, что завтра пары. кофе из автомата по привычке сразу на двоих. прогулки под серым небом всеми заброшенного и уже никому не нужного города. да поцелуи в туалете универа. шёпот на ушко сэюну, да и вообще безудержная любовь джуна к пирсингованным ушкам старшего. целая семья кактусов — каждый обязательно со своим именем — в квартире юна. и завтра джун ещё одного принесёт, быстро тараторя о том, что у него дома ему одному на подоконнике грустно. одна постель на двоих, хоть и редко — вечные заботы, проблемы да подработка. и тогда — позволяются касания везде, куда руки дотянутся, поцелуи чувственные, жадные и взгляды интимные, совсем не дневные. но дальше — никогда. сэюн ядовито-зелёными глазами прожигает и аккуратно цепкие руки джуна с себя снимает. садится на кровати, обнимая так, будто извиняется. джун не совсем понимает, ближе прижимается и пытается залезть в душу старшему, но не выходит. — не нужно извиняться за это, лучше просто люби меня, — тёмные и немного усталые глаза джунхи смотрят с немой просьбой, не отрываясь. тишина немного давит, но мягкие объятия и горячее дыхание расслабляют. — я люблю тебя, — тихо-тихо. сэюн редко о чувствах говорит, но всегда — в точку, вовремя, как надо. — а я тебя, — ответом сразу же. и вроде всё утихает. джун прекрасный, он заботится, любит, уважает, всегда трепетно относится. и целует джунхи на вдохе — упоеннно и искренне. дарит любовь. но трахает сэюна донхун. джун с донхуном хорошо знают друг друга, ведь все трое в одной группе учатся, даже у сэ в квартире пару раз вместе были. джун делает вид, что ничего не понимает. или правда не понимает? нет, нельзя не заметить горящий тёмным взгляд хуна, смотрящий внутрь сэюна и пожирающий изнутри. донхун приходит всегда поздно, когда ночь уже во всю цветёт. сэюн спал до сих пор, уложившись спать в обед после ночной смены. разбудил звонок. пришлось включить свет и встать с кровати. забытые на ночь линзы неприятно сушат глаза, но, проморгавшись, становится легче. — хун? я не думал, что ты придёшь. тшш, хун, блять, больно, — старший моментально захлопывает за собой дверь и вжимает в неё ещё не до конца проснувшегося юна. — я так хочу тебя, — донхун жарко дышит в шею и мокро целует, переходя на линию челюсти. — это вместо «привет, прости, что разбудил и не предупредил, что приду»? — можно и так сказать возмущаться сэюну не дают, нагло целуя и буквально размазывая по входной двери. в тёмном коридоре ничегошеньки не видно, но когда они, собирая все углы по пути, доходят до спальни, донхун замечает. ярко-зелёные глаза. слишком неправильно, напоминанием о джунхи. — юн, линзы? ты забыл снять перед сном? — а, да, — договорить не выходит, хун перебивает юна острым укусом выступающей ключицы. — сними их, прошу. блять, я смотрю как будто не в тебя, — увидев чуть сдвинутые брови и сморщенный нос напротив, хун добавляет, — пожалуйста, юни. сэюн прикрывает глаза, пока старший целует, высасывая душу. — ну вот, сам попросил, а снимать не даёшь, — сэюн разворачивается в сильных руках, благо, зеркало есть здесь, на столике, и в ванную идти не придётся. хун, обвивающий сзади, вообще не помогает, а даже наоборот. старший задирает футболку сэюна почти до лопаток и проводит языком по линии позвоночника, крепко держа за бока. юн от неожиданности вздрагивает и выгибается под лаской. — и как я должен снимать линзы? — упрёком, и донхун буквально чувствует, как младший слегка закатывает глаза от раздражения. ответом сэюну — нечленораздельное «муррмряу» вместе с горячими ладонями на теле. сэюн оборачивается, оставляя зеркало, и буравит хуна осуждающим взглядом одного медового, а второго — всё ещё зелёного глаза. — ладно, ладно, всё. только давай быстрее, пожалуйста, — глаза старшего же от возбуждения мутные и ещё более тёмные, чем обычно. наверное, цвет глаз хуна был настолько тёмно-шоколадным специально, чтобы юн тонул в них. вторая линза снималась кажется целую бесконечность, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. хун лениво целовал косточки позвонков и шею сэюна, привалившись сверху, и, кажется, только замедлял процесс. но как только сэ закрывает контейнер для линз и убирает всё в ящик тумбочки, снова разворачиваясь, старший сменяет медленно-ленивые ласки на более резкие и горячие движения. донхун заглядывает в родные карие глаза и притягивает ближе для поцелуя — мокрого, страстного и сильного. он сминает губы младшего, стараясь доминировать. в ответ сэ совсем не сдаётся под напором, а даже наоборот — резко подаётся вперёд, поглощая полностью и иногда прикусывая хуна за нижнюю губу. донхун валит их обоих на кровать, попутно снимая толстовку с себя и футболку с юна. горячими ладонями по любимому телу — прохлада отдаётся резким контрастом. и руки у сэюна тоже холодные — ведёт льдом пальцев по спине к лопаткам. прикосновения такие вызывают дрожь у старшего, он руки юна в свои берёт, грея и растирая. вместо слов — они, пожалуй, совсем не нужны — взгляды, понятные только им. затуманенный тёмный донхуна и тёплый медовый сэюна. юн от пронзающей и пробирающейся под кожу темноты отворачивается, подставляя шею и ключицы. а хун, пользуясь случаем, горячо касается мягкой кожи, немного прикусывая и засасывая. — нет, хун, без засосов, ты же знаешь. — я помню. но иногда так хочется, — донхун, хоть и немного разочарованно, но понимающе, смотрит в глаза младшему. в ответ сэюн чмокает в щёку, переходя на скулы, а потом и на шею поцелуями-извинениями. большие ладони ложатся юну на пояс свободных домашних штанов, быстро стягивая вниз вместе с боксерами. юн не любит, когда хун в одежде остаётся, и хватается за ремень старшего. расстёгивает на ощупь, потому что донхун упоённо целует в губы, закрывая телом обзор. поцелуй прерывается сдержанным стоном хуна — сэюн касается головки и проводит по возбуждённому стволу. хун помогает, полностью стягивая последнюю одежду и отбрасывая её в сторону. ждать долго не хочется, и тёплые ладони хуна ложатся на пресс младшего, а затем и ниже. тёмные глаза рассматривают тело под собой как в первый раз, ведь соскучились же. по мягким линиям бёдер и очерченному прессу, по холодным рукам и аккуратному члену. старший открывает тумбочку и размазывает холодную жидкость. отвлекает поцелуями на руках, плечах, пальцах и растягивает аккуратно и медленно. тихие стоны перемешиваются с шорохом простыни, хлюпающим звуком и завыванием ветра — форточка открыта, и, кажется, скоро начнётся дождь. впрочем, в этом городе плохая погода неудивительна. донхун плавно переворачивает сэюна, поглаживая бока. он входит мучительно медленно, успокаивающе целует линию позвоночника и лопатки вздрогнувшего сэюна — они достаточно давно не проводили ночи вместе. слишком много повседневности и забот универских, а у сэюна — джунхи. и хун бы поставил того на место, но понимает — нельзя. это он тут тот, кого надо ставить на место. а пока сэюн доверяется ему, пока он хуна домой пускает и разрешает быть рядом — большего и не нужно. и только уже несдержанные и высокие стоны сэюна наполняют пустое пространство. руки дрожат и он опускается вниз, давая возможность войти под немного другим углом. донхун гладит плечи и проводит по бокам, слегка надавливая, и двигается размеренно и быстро, в их темпе. выбивает резкие стоны. разрядка не заставляет себя ждать. сначала донхун пачкает спину юна, а после пары движений кончает и младший. занавес ночи приподнимается. светает. донхун заглядывается на неестественно-жёлтое небо. да, почему-то из окна спальни сэюна именно такое небо, кажется, будто ядовитое. и обитает оно только напротив сэюновского окна, обжигая цифрой в 4 утра. затем оно уходит, уступая место утру. хун лениво обнимает младшего, запуская длинные пальцы в его почти сожжённые волосы. сэ спит долго, уткнувшись холодным носом в плечо донхуну. идиллию лишь звонок будильника нарушает — уже пора вставать. — юни, в универ пора, вставай. — мм, да. давай вставать. донхун, ничего не дожидаясь, подхватывает младшего на руки и тащит в ванну, попутно целуя мягкие губы. — не тяжело? — совсем нет. тишину лишь звуки воды рассекают и лёгкие выдохи. хун тянется выше, целуя в лоб. — люблю. — меня? или это утро? — нас. воду надо бы закрыть, всё-таки денег стоит, но руки старшего настойчиво лезут под футболку, оглаживая бока. — кто-то вроде говорил, что нам пора? — да. но мы ещё не опаздываем, и я... — тогда закрой воду. в универ первым уходит хун, оставляя дверь едва прикрытой. сэюн оставляет квартиру в одиночестве минут через пятнадцать и спешит следом. а на паре они вновь встречаются, и джун звонким голосом рассказывает в чём-то интересном, приобнимая за плечи сэюна. вскоре донхун снова придёт, возможно, снова не предупредив. и сэюн откроет, утопая в объятиях старшего. и снова они втроём вместе с джунхи будут проводить время в универе. и снова сэюн дождливым вечером будет целовать мягко джуна, а на ночь они сварят кофе и будут смотреть в свинцовое непроглядное небо. и снова сэюн смотреть через две призмы будет, мёд с кислотой пытаясь смешать. а хун и джунхи — они не враги, друзья лучшие, лишь стекло сэюна между ними. а зависть никогда не мешала дружить. не борьба это. и борьбой никогда не было. они привыкли так жить. они давно привыкли к этой жизни в совершенно продрогшем хмуром городе, в котором единственными фонарями горят ядовитые линзы сэюна.