А если бы....

Тяжёлое свинцовое небо висело над Петербургом грозовыми тучами, и готово было обрушить на город свой плач. Каждый старался как можно быстрее найти укрытие. Николай Фёдорович не стал исключением, однако он надеялся не только на то, что он успеет спрятаться до начала грозы, но и на то, что она быстро закончиться. Рабочий день только начинался, и если к вечеру погода не установится, домой придётся добирать под дождём. Значит, не исключено, что вернётся он, промокший до нитки. Подходя к своему рабочему месту, он ещё раз поражался его убогости. Обуховская больница. Нет, сама по себе больница была вполне сносной, на персонал и врачей тоже не приходилось жаловаться, только вот атмосфера в этом месте всегда была гнетущей и навевала мысли о безысходности. Высокий старый дом из посеревшего от времени мрамора, с окнами, в которых из-за наморози зимой и мутных следов от дождя летом, никогда ничего не было видно. Окружающий его яблоневый сад, в котором, однако ни одно дерево никогда не цвело и не плодоносило, да высокий чугунный забор с острыми прутьями — вот что она из себя представляла. В свой первый рабочий день подобный внешний вид произвёл на Николая сильное впечатление. На него тут же напало непреодолимое желание сбежать из этого места. Синицын даже писал письмо с просьбой о переводе в другое место, но когда ты вчерашний студент без связей, капитала и опыта работы, выбирать не приходится. «Ах, было бы у меня, чуть больше денег, можно было бы дать взятку, и тогда перевод был бы мне гарантирован». Хотя, если бы они у него были, то он бы не только не приблизился к Обуховской больнице, но и не стал бы работать психиатром вообще, поэтому сейчас, заходя в здание больницы, он мечтал лишь о том, чтобы дождь закончился до окончания рабочего дня. — Ай — яй — яй, — Николай Фёдорович, — опаздываете. — Виктор Михайлович, ну вы и сами прекрасно знаете, что все дороги размыло, ни проехать, ни пройти. Поэтому прийти на работу раньше я никак не мог.  — Ладно, на первый раз прощаю, но впредь рекомендую не опаздывать, если вам не хватает часа на дорогу, то советую на этот час меньше спать. Сегодня, кстати, у вас новый пациент. Да не абы кто, а сам Германн.  — И чем же знаменит этот Германн?  — Ты, что с Луны свалился, раз о нём не слышал? Года два назад он столько шума понаделал. Отец его обрусевший немец. Хоть и немец, а сыну большого наследства не оставил. Вот и жил он поговаривают на одно жалования.  — И что же здесь феноменального? Многие именно так и существуют, — с насмешкой в голосе спросил Николай. — А ещё многие в карты играют. Вот сейчас с его другом как с тобой говорил. Он мне и рассказал, что мол, все мы в карты играть любили. Не сказать, что по — крупному, но играли все и регулярно, только Германн никогда в руки карт не брал. Придём всей компанией к кому-нибудь в гости и игрой в фараона забавляемся. Мы-то играем, а Германн всё сидит и смотрит, да внимательно так, будто прикидывает в уме что-то. А потом познакомил его этот Томский, — живо рассказывал Виктор Михайлович, а на недоумённый взгляд Синицына пояснил — ну, друг Германна, который мне всё это рассказал. Так вот у Томского была бабушка, которая в своё время в Париже проиграла большую сумму, а затем выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей сонника, и она отыгралась совершенно. А Германн, — поговаривают, — смог как-то разузнать эти три карты, хотя ходят слухи, что он узнал не только три карты, но и «Тайну» старой графини. Вот и выигрывал. Ну — это слухи, а вот, что можно сказать точно, так это то, что недавно он проиграл всё своё состояние. Да видимо от этого разумом и тронулся. В общем иди, да сам всё разузнай, кто в конце концов его лечащий врач, а? Я или ты? — Я разумеется. — Ну, так вперёд и с песней в 17 номер. Всю дорогу до кабинета номер 17, Николай никак не мог выкинуть из головы услышанную историю. Ему пришла идея выведать, знает ли этот Германн «Тайну» графини и есть ли возможность самому выпытать её у него. — Добрый день, вы, я так понимаю, наш новый пациент? Ну что ж очень рад с вами познакомиться. Я ваш лечащий врач, Николай Фёдорович Синицын, как прикажите мне вас величать? — Германн. Просто Германн, — задумчиво ответил молодой человек. — Ну, что ж Германн, давайте начнём. Расскажите мне о себе для начала.  — О себе? Хм, я думал обо мне уже всем всё известно.  — Ну, вы правы, про вас люди много интересного рассказывают, но не всему ведь верить.  — Нет, Вы такой же, как и они! — вскочив с кровати, крикнул Германн — Вы хотите узнать тайну. Вы думаете, что это поможет вам выиграть. Я тоже так думал, и что в итоге? Я всё проиграл. Я всё потерял! — Но вы же выиграли! Выиграли 188 тысяч! — Горячо возразил Николай. — Эх, Николай, вы такой же, каким был когда-то я, неужели вы решили, что состояние, построенное на обмане, корысти и лжи, и впрямь может принести счастье? Как бы люди себе не доказывали, что на деньги можно купить всё, и какие бы примеры не приводили, в некоторых случаях деньги не решают ничего. Деньги — это всего лишь растительные волокна, которые люди решили использовать для обмена товарами и услугами и которые впоследствии они поставили выше себя. Эти жалкие бумажки в действительности не имеют никакой ценности. А если возникнет ситуация, где будут важны знания, навыки и личные качества человека, деньги станут не более чем ненужным грузом. Я выиграл состояние, но проиграл жизнь. Повисло молчание, но Синицын понял, если он не узнает тайну сейчас, то Германн не расскажет её никогда — Германн, я ваш лечащий врач, и я должен знать всё, чтобы помочь вам.  — Да… да, вы правы, но… но ведь так нельзя, нет, — рассеянно бормотал Германн. И Николай видел как борются в нём две крайности. С одной стороны желание рассказать, простое человеческое желание поделиться тем, что давно терзает душу, выплакаться, чтобы не давил больше тяжёлый груз молчания невысказанности. А с другой стороны страх. Страх наказания от нарушения негласного правила, не раскрывать никому тайны. Наказания, которое разрушит то небольшое, что осталось, и в конец уничтожит его жизнь, сжигая её дотла, и, не оставляя после себя ничего, кроме пепла воспоминаний, которые будут терзать его до конца дней.  — Да. Знаете, доктор я расскажу вам всё и раскрою тайну, только прошу вас, никогда и никому не рассказывайте её и не используйте, чтобы выиграть. Иначе мы оба погибнем. «Она» уничтожит нас. В тот же вечер, не обращая внимания на дождь, Николай мчался в поместье графа Ф****. Часто у графа останавливались богатые иностранные гости, и что там они играли в азартные игры, ни для кого секретом не было. Как только он до него добрался, тут же поставил три карты. Он выиграл. Выиграл целое состояние. Теперь ему не придётся беспокоиться о деньгах, не нужно будет идти в ненавистную Обуховскую больницу и выслушивать упрёки начальства. Николай был счастлив, но где-то на краю сознания мелькала мысль, что возможно его ждёт наказание. «Но ведь это глупости. Нет, Германн просто не смог правильно распорядиться тем, что получил, потому что был глуп, а я не такой, я смогу сделать все, так как надо. У меня всё получится, я смогу обойти все поставленные условия, и остаться в выигрыше». В эту минуту ему показалось, что пиковая дама, на которую он сделал последнюю ставку, прищурилась и усмехнулась ему. «Глупости» — вновь подумал Николай и поспешил вернуться домой. На следующее утро Николай вновь сидел в 17 номере и занимался лечением Германна. Всю ночь его мучил беспокойный сон, в котором ему виделся Германн.  — Николай Фёдорович, что же вы натворили, вы же обещали, я вам доверился, а теперь, теперь она нас погубит, она не отстанет от нас. Нет, мой дорогой Николай, вам тоже придётся расплатиться. Вначале она придёт за мной, а потом вернётся за вами, будьте в этом уверены.  — Что за чушь вы несёте. Никто не придёт ни за мной, ни за вами. Вот увидите, утром я вновь приду к вам, и мы вместе посмеёмся над этим глупым сном.  — Ах, Николай, если бы. На следующий день снова была гроза. Холодный, пробирающий до костей дождь размывал дороги, делая их абсолютно непроходимыми, и не переставал крупными каплями бить в окно, грозясь его разбить. Сегодня Германн, сколько бы Синицын его не спрашивал, не отвечал ни на какие вопросы. Он сидел на кровати, раскачиваясь вперёд назад, и бормотал необыкновенно скоро: «Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!». А что же Николай? Николай смотрел в окно, силясь разглядеть в нём хоть что-то, и старательно делал вид, что совсем не замечает чуть расплывчатый женский силуэт в чёрном платье, стоящий рядом с Германном. Совсем не замечает…