Тошно

      В этот раз забитые пазухи носа неприятно жгло: мерзкое покалывание пульсировало под глазами и отдавалось в висках резкими толчками, вызывая слёзы и окончательно пробуждая ото сна. Голова раскалывалась. Во рту было вязко и горько. Перед глазами — размытое тёмное пятно на фоне серой плоскости; а на руках, едва способных двигаться, ощущалась отвалившаяся с потолка штукатурка, чуть-чуть не попавшая на лицо пребывавшей в бессознательном состоянии Узумаки Наруто.       Девочка проморгалась, силясь определить свое местоположение, и в попытке насытить организм недостающим кислородом тяжело вдохнула полной грудью, чуть ли ни даваясь спёртым воздухом больничной палаты. В том, что она оказалась именно в госпитале, сомнений не было: небольшое помещение с тремя кроватями у одной стены, зелёные шторки-перегородки, в данный момент отодвинутые куда-то вбок, и запах спирта, как раз и вызывавший неприятное жжение в носу, — Наруто лежала на крайней к окну кровати под палящим солнцем в полном одиночестве и не смела даже дёрнуть онемевшей рукой, в которую с добротой и любезностью болюче вставили катетер.       За дверьми палаты слышались голоса. В ушах звенело, и от звона того Наруто морщилась. Тошнота невольно подступала к раздраженному горлу, со слезившихся глаз скатилась пара солёных капель, а яркие лучи неспешно заходящего солнца подогревали кончик покрасневшего носа, — так плохо, как в ту самую минуту, Наруто себя ещё не чувствовала. Хотелось умереть. Вновь совершить попытку, так грубо пресечённую в последний раз.       — Очнулась, мерзавка? — неожиданно прозвучавший вопрос заставил вздрогнуть. Кое-как боковым зрением девочка зацепилась за фигуру в халате: высокая, светлолицая женщина, чья злоба и ненависть чувствовались даже на таком расстоянии; она кривила губы в презрении и настороженно щурилась, будто страшась маленького побитого и немощного ребёнка, в секунду переменившегося в лице — Наруто не ответила. Только шмыгнула носом, сглотнула очередной тошнотный ком и тихо проскулила с возникшей в груди боли, совсем не вызывая у ирьёнина каких-либо эмоций. — Чтоб завтра же я тебя здесь не видела. Понятно?       Наруто не ответила, хотя и надобности в том не было: высказав своё пожелание, женщина ушла, так и не подойдя к поскуливающему на кровати ребёнку. А девочка и не против. Желая остаться наедине с привычной болью, она прикрыла глаза, отрешаясь от мира, прислушалась к собственным чувствам и попыталась восстановить дыхание, насколько возможно с повреждёнными рёбрами. Зажмурилась, притихла и, закусив губу, не сдержала первый всхлип подошедшей к границе сдержанности истерики, потому что нет больше сил терпеть. Чувствовать прожигающий затылок взгляд, слышать мерзкое перешептывание за спиной и — чего уж там — в лицо, получать в живот ногой от в десять раз превосходящего по силе мужчины (простого гражданского, даже не шиноби) просто устала. Устала настолько, что последняя вылазка из дома, окончившаяся избиением в провонявшей гнильём подворотне, чуть не стала последней для отчаявшегося бороться за жизнь маленького существа, пожелавшего прекратить свои мучения смирительным «пускай» под самые рёбра исхудавшего тельца. Вот только провально.       Всё ещё живая, дрожащая в страхе перед новым днём, девочка собиралась с силами, чтобы добраться до ванной. Слёз не осталось, дышать стало сложнее, а по-прежнему стоящий в горле тошнотный ком заставил вмиг подняться с койки, отчего вставленная в руку игла разодрала и без того хлипкую вену. Но Наруто, будто не замечая скользящей по руке кровавой дорожки, прикрывая другой ладонью рот, из последних сил посеменила к ближайшей раковине, сбивая с ног по стенке шедшего шиноби, так и оставшегося стоять под дверью женской уборной, из которой доносились громкие детские всхлипы.       Наруто вышла минут через десять выжатая и абсолютно не замечающая ничего вокруг. Потускневший взгляд её был направлен в пол, плечи опущены, ноги отяжелевшие — она разом ощутила всю накопившуюся за восемь лет жизни усталость, от которой так и не смогла избавиться решением отдаться в руки озлобленных людей, и, не обращая внимания на окружающую обстановку, не обратила внимание и на преградившего путь молодого человека, вдвое выше её самой. Потому и врезалась, уткнувшись мужчине в живот, и глухо заплакала, как-то по-особенному спокойно воспринимая себя рядом с посторонним человеком.       Взгляд она не поднимала, обхватила его руками и почувствовала на плечах тяжесть горячих рук. Шиноби, что так мягко поглаживал подрагивающие плечи, ответно прижимал к себе, словно всю боль забрать стараясь, выпустить эмоции позволяя; и Наруто выпускала, не отстраняясь. Плакала, сколько могла, и, вконец обессилившая, стала медленно оседать.       — Ну-ну, всё будет хорошо, — снисходительно произнес человек замершей девочке, испуганно сжавшейся в его руках от осознания собственных действий. Она попыталась отстраниться, дрожа уже не от раздиравших внутренности эмоций, но тот, словно предвидя побег малышки, сжал пальцы на плечах чуть сильнее. — Не бойся, я не стану причинять тебе вред. Если б хотел, давно уже что-то сделал и не стал бы дожидаться, когда ты обслюнявишь мне одежду, — произнёс он и рассмеялся так мелодично, красиво, что взглянувшая на его лицо Наруто невольно ахнула. Хотя удивление то было не столько от раздавшегося рядом с ней смеха молодого человека, сколько от жуткой, пропитанной кровью повязки на глазах, немного съехавшей на нос и приоткрывшей густые брови.       Шиноби был лишён зрения.       — П-простите, — пропищала Наруто с толикой разочарования и накрыла чужие руки своими маленькими ладошками, стараясь оторвать от себя их, избавиться от приятных ощущений нужности и заботы, какую не дали б, если б видели, с кем имеют дело. Но их владелец лишь больше рассмеялся, опускаясь на корточки примерно на один уровень с ребёнком.       — Ты же Наруто-чан, да? — Она замерла, поражённо уставившись на окровавленные бинты, а юноша мягко улыбнулся ей, чуть хмурясь. Наруто кивнула, но, спохватившись, гукнула в ответ. — Уж извини, что я так влез в твоё личное пространство. Не хотел пугать или настаивать на своём обществе, но… ты ведь не в порядке, ведь так? — Девочка промолчала, не издав и звука, а юноша, неуютно поведя затёкшим плечом, принял решение добраться до первой попавшейся лавки со сладостями. — Как смотришь на то, чтобы прогуляться вниз и купить нам обоим данго? Знаешь, это немного проблематично… ну… — Шиноби замялся, пытаясь подобрать слова к описанию своего положения, но Наруто, быстро сориентировавшаяся, просто согласилась, не желая отказывать в помощи человеку, которому не совсем плевать на неё, хотя и чувствовала по-прежнему не отступавшее недомогание.       Они отстранились друг от друга, и Наруто, поглядев на расслабленную ладонь юноши и мысленно взвесив все за и против, чтобы взять того за руку, аккуратно сжала его пальцы, но опомнившись, резко остановилась.       — А… Вы… Бинты. Э-э-э… Шиноби-сан, у Вас кровь.       — Меня зовут Шисуи, Наруто-чан, — наконец представился юноша, ещё больше растянув губы в улыбке от ощутимого чувства беспокойства со стороны маленького солнышка, что так горько, с надрывом плакало в одиночестве. — И, хм, как у тебя с перевязкой? Поможешь?       Смутившаяся девочка лишь в очередной раз гукнула и, осторожно помогая Шисуи повернуться в направлении её палаты, повела за собой. Так, усадив его на свободную кровать, сама она метнулась в коридор, выискивая, проверяя каждый оставленный по дороге медицинский столик, и вскоре, найдя необходимый моток бинта, вернулась к повернутому в сторону окна Шисуи, что так печально, кривя губы в теперь уже ироничной улыбке, будто пытался увидеть свет мягких лучей.       — От тебя веет тоской, — произнес он и повернул голову в сторону двери, на пороге которой, прижав к себе ткань, стояла Наруто. — Жизнь так устроена, что человек должен испытывать какие-либо лишения во благо будущего.       — Тогда жизнь очень жестокая. — Дверь девочка плотно закрыла. Помявшись, но всё-таки забравшись на кровать с босыми ногами, Наруто едва ощутимо дотронулась до головы Шисуи, пальцами встречаясь с мягкими слегка вьющимися волосами, — изношенные бинты она разматывала с особой внимательностью и мягкостью. Так, чтобы не причинять и грамма неудобства.       — Не могу не согласиться, конечно. Но так бывает, что однажды лишившись чего-то важного, в будущем человек приобретает нечто во многом то превосходящее.       — А что, если за свою жизнь он и не приобретал ничего?       — Когда человек рождается, Наруто-чан, он уже имеет многое, — с улыбкой протянул Шисуи и самостоятельно стянул последний слой подсохшего бинта, позволяя девочке разглядеть сбившиеся в уголках закрытых глаз мелкие морщинки, говорившие о неподдельной искренности произнесённых слов.       — Ага, разочарование, — фыркнула малышка, надломлено выдыхая остро отозвавшийся в груди воздух, и прокашлялась в кулачок, хватаясь за рёбра. Шисуи только нежно дотронулся до её предплечья, морально поддерживая.       — Почему же сразу разочарование? Разве у тебя нет твоей жизни?       — А она нужна, если кроме неё у тебя ничего нет? — Шисуи понимал, о чём говорила эта маленькая, побитая жизнью девочка, но так или иначе не мог позволить ей думать, что всё в жизни — одна сплошная чёрная полоса, наполненная вечными муками пустого существования. Ведь это не так. Человек — творец своей судьбы, способный даже самую гадкую ситуацию повернуть в выгодную ему сторону, и Шисуи хотел бы, чтобы Наруто думала так же, ведь она — тёплый лучик солнца, каким и должна оставаться до конца своих дней.       — Что тебе мешает приобрести что-то сейчас?       Аккуратно стерев с отечности под глазами подсохшую кровь заранее смоченным кусочком бинта, в ответе Наруто замешкалась. Взяла чистый бинт в руки, отмотала немного и, прикладывая один конец к затылку, методично обмотала Шисуи голову, в отличие от ирьёнинов, закрепив бинт так, чтобы тот ненароком не сполз при ходьбе. Закончив молча, отстранилась. Помогла встать и дойти до двери. Провела до лестницы, не отпуская огрубевших пальцев шиноби, пару раз спасла от падения, и, прошмыгнув мимо невнимательной женщины у стойки, оба вышли на улицу, чтобы в тишине, ахая и кряхтя при каждой возможности, добраться до небольшого магазинчика, расположенного чуть ниже по улице, и купить никому из них двоих ненужную сладость.