Утро после

Броня Хосэна. Снежный налет. Ледяная корка. Ослепительно белые стены дышат холодом. Вчера крыша здания была переполнена людьми моего брата. Несмотря на то, что тело еще не кремировали, ОНИ уже провожали бывшего генерала в последний путь со всеми изобретенными почестями. ЗДЕСЬ. Несвоевременно. Но ИХ захлестывало отчаяние. Которое, к сожалению, не сплотило нас. ЕГО смерть ничего не изменила. Удар. Глухой. Тяжелый. Свист. Хриплый влажный выдох. Радостный хруст костей. Жалобный всхлип. Перехватывает дыхание. Кровь пенится на губах. Кровь душит горячим нескончаемым потоком. Вдох-выдох. Жесткий. Болезненный. Тело будто на крючке. Конвульсирующее в одном открытом переломе. Тело – наживка для боли. Кровавое месиво. Вдох-выдох. Под прессом тяжелой и грязной подошвы остатки тактильных клеток развороченного лица исследуют пол. Грязный кафель, обросший с заскорузлой блевотиной. Щедро сдабривается очередной порцией свежих физиологических выделений. Негнущиеся пальцы скребут плитку. Промежность темная от влаги. Прицельным ударом в область паха мне хочется разорвать мочевой пузырь. Чтобы наблюдать за медленной смертью ЭТОГО УБЛЮДКА. Я согласен видеть его в ночных кошмарах до конца своих дней. Такая незначительная жертва… Сдавленные всхлипы. Голос, которого я почти не слышу. Слова, которых не могу разобрать. Но интуиция подсказывает, что наверняка ЭТА СУКА пытается попрощаться с белым светом. Счастливого пути! Счастливого пути!.. Подо мной распростерто безвольное тело. Сознание абстрагировано. Тишина. Темнота. Бесконечность. Спокойствие. Вдох-выдох. Невесомость. Легкость. Дзэн. Не вижу, что происходит вокруг. Но слышу. Каждый звук. Движение рук вдоль складок одежд. Шорох ладоней в карманах куртки. Ладони ищут зажигалку. Сигареты. Сотовый. Голос. Такой знакомый. Знакомый… Вызывает полицию и скорую. Руки. Такие чужие. Чужие… Хватают за плечи. Сбивают с ног. В недоумении смотрю, как шевелятся губы Наруми. Произносят... Что?.. Просят остановиться?.. Но зачем? Зачем, когда я уже так близок к цели?.. Я заметил издалека, с какой трогательной трепетностью Таига положил цветок лотоса на алтарь из пивных банок. Скорбное выражение его лица показалось вполне искренним. Настолько, что я почти поверил. «Почти» всегда возникало между нами непреодолимой пропастью. И я не ощущал себя одним из НИХ, уже присягнувших Наруми на верность. Своим присутствием на пафосных проводах я лишь формально засвидетельствовал новому боссу неискреннее почтение. Макио. МОЙ БРАТ. Его друг. Таига никогда не понимал этой элементарной разницы. Клетка со львом, запертым среди диких тигров. Спустя час утомительного ожидания в обезьяннике я узнаю о том, что мне удалось отправить Каваниси в реанимацию. Если ЭТА СУКА выживет, то будет осуждена за убийство моего брата. ЭТА СУКА выжила. Сердце билось. Но я не слышал его. Не чувствовал слез, медленно скользящих по щекам. И боли, сжимая в кулаке осколки стекла. Крови, струящейся по пальцам. Ничего. Я не чувствовал ничего, кроме опустошающего одиночества. ЕГО ДРУГ. Мой брат. На губах Наруми – обветренная горечь утраты, перемешанная с терпким привкусом пива и сигарет. В его глазах – оцепеневшее отражение пустоты, которая тягучим эхом заполняет меня. Бьется под коркой, словно раненая птица… Уверен, Таига принял меня в «клан» из жалости – и я тихо возненавидел его за непрошеное великодушие. Ушел, не прощаясь. Оставляя шлейф алых клякс, тянувшийся следом за моей кровоточащей ладонью. Мне не хватило дурости раскроить бутылкой череп Наруми. Я разбил ее о металлический поручень, забрызгав одежду красным вином... Вчера было первое утро без тебя, брат. Пустое. Холодное. Серое. Промозглое. Пронзительно тихое. Сегодня пустынная крыша Хосэна усыпана лепестками цветов. И обрывками бумаги. Ветер треплет останки чужих пожеланий. Дождь размывает черную тушь, которой они написаны. Превращая в слова бесформенные пятна. Все так. Время безжалостно стирает любые драмы. Белоснежный лотос. Будто горсть снега посреди пепелища.