отдай тепло. его ей надо немного, ей надо не все
Холод. Что вы знаете о нем? Что для вас он? Минус пятнадцать по Цельсию? Не греющее пальто, быстро остывающий кофе из автомата. Или минус четыре по Фаренгейту? Покрасневшая под капроновыми колготками кожа, обветренные губы. А может для вас холод — это человек? Сигарета в дрожащих отнюдь не от ветра пальцах, холодный взгляд любимоненавистных глаз, сдержанный кашель от глотка абсента. Для нее холод — это жизнь, как бы банально это ни звучало. Сама гребаная возможность существовать, способность дышать, ходить, тратить фамильное состояние, обхватывать ледяными пальцами древко палочки. Способность пить горячий какао и не чувствовать ожогов, которые окрасили язык в ярко-красный. Способность тянуться к нему, кутаясь в десятый плед, сидя у камина, но не чувствовать. Я сказала «способность»? Простите, имела в виду «проклятие». — Паркинсон! Каре ровно обрезанных черных волос очертило дугу. Болотные глаза смотрели с вечным вызовом и иллюзией огня. Огня, которого в ее жизни чертовски не хватало, но фантомом которого она окружала себя каждый раз. А вы чего ожидали, что она распустит сопли и будет ждать, пока прекрасный принц с бузиной палочкой прилетит на новом нимбусе и спасет? Ха, это не в правилах наследниц одной из священных двадцати восьми. Фамилия дана не для того, чтобы ее писали на важных документах. А чтобы несли ее достойно по гроб жизни. Пускай прочувствовать ее сполна Пэнси и не могла. — Чего тебе, Забини? — девушка выгнула угольно-черную бровь, и та скрылась за низкой челкой. Мулат стрельнул глазами влево, а Паркинсон даже не пришлось долго гадать из-за чего переполох, достаточно взглянуть на продавленное, но никем не занятое место возле Блейза и оставленный пустой стакан, который, наверняка, допили залпом. Поднявшись, она двинулась в сторону расширявшегося круга в центре Выручай-комнаты. — Моя бабушка сыграла бы лучше, Поттер. Такое родное сквозившее в этих словах отчаяние, которое кроме нее и Блейза, почему-то, никто не слышал. Кто-то пихнул Пэнси в бок в попытке также пробиться к самому интересному столкновению на этой вечеринке. К столкновению, которое оставит шрамы на душе двоих. Слизеринка легким взмахом палочки оттолкнула от себя зазнавшегося пацаненка и левой рукой отодвинула в сторону Гойла, что закрыл ей проход. — Какая? Очередная твоя родственница, гниющая в Азкабане? — А ты что навел уже на всех сводки? — Пэнси насмешливо взглянула на явно перебравшего и злого Поттера, остановившись по правую руку от не более трезвого Драко. — Ну да, удобненько, когда есть свой агент буквально внутри. Как там твой крестный? Очкастый поморщился, и Пэнси почувствовала, как вздрогнул от этой реплики сам Драко. Ему было больно. Возможно, если бы не добрая половина Хогвартса, находившаяся в комнате, он бы позволил дать себе слабину и притянуть Гарри к себе, огораживая его от этой боли, показывая, что он не один, что он был нужен. Ему чертовски нужен. Но сейчас он не мог, и единственное, на что сейчас была способна Паркинсон, — вырвать нож из рук Малфоя и самой нанести очередные раны на сердце Избранного. Дать тем самым им призрачную надежду на будущее. Построить очередную иллюзию для них двоих. Салазар, как она была в этом хороша. — Он отлично поживает и готовится к апелляционному суду, на котором его оправдают, — Грейнджер, словно зеркаля ее, появилась правее от своего Золотого Мальчика, положив руку на его плечо. — Спасибо, что поинтересовалась, Паркинсон, — Пэнси ответила кривоватой улыбочкой, а Гермиона, закатив глаза, как делала всегда, потянула друга назад. — Пошли, Гарри, надо найти Рона, пока он… …вновь не начал подкатывать к Блейзу. Слизеринка не слышала этого, но готова была поклясться, что такой конец прозвучал не только в ее голове. Это было так забавно и грустно одновременно, но времени порассуждать над этим у нее не было. — Малфой, идем, — она потянула друга, что был не в силах оторвать взгляда от утонувшей в толпе спины в бордовой рубашке, в сторону образовавшейся двери в стене. Их единственного спасения в подобных ситуациях. — Зачем ты снова к нему прицепился? — протолкнув внутрь блондина, Пэнси захлопнула дверь в небольшую кладовку, наложив на комнату заглушающее. — Чтобы он хоть на секунду оторвался от этой нищебродки Уизли, — рыкнул Драко, развернувшись, и с вызовом посмотрел в болотные глаза. Давай же, осуди меня за это. Но она не собиралась осуждать. Кто бы знал, насколько многое она готова была отдать, чтобы поддержать его, как делала всегда. — Так ты делаешь только хуже, — она скрестила руки на груди, а блондин сквозь зубы сматерился, отворачиваясь от нее, а потом повернулся вновь. Он не находил себе места в тесной комнатке, а щеки его горели от выпитого алкоголя, и на секунду Пэнси позавидовала ему — такому живому и горячему. Он дрожал от жара. По его венам бежала горячая кровь, а сердце билось быстрее от одного присутствия Поттера рядом, от чувств, что рождались где-то в его покалеченном мозгу и сердце, чувств, что делали его живым. Таким безумным, ревнивым, любящим и любимым. Глубоко несчастным и радостным от одного только существования в этой вселенной худощавого парня со шрамом на лбу. Она же была живым трупом. Лишь иллюзией. Обманом себя и других. Красивой, но безвкусной конфетой. — Причем не только себе, но и ему. Малфой вздохнул и привалился к стене, больше не глядя на однокурсницу. Она была права — он это знал, а еще знал все то, что она скажет дальше, ведь это был их не первый разговор. А Пэнси знала, что он не был последним. — Люциус скорее убьет тебя, чем позволит быть с ним. Ну или использует тебя как спермодонора, найдет девушку и родит себе наследника, чтобы род Малфоев не прервался, — Драко скривился, но не стал опровергать. Слишком правдиво и похоже на его отца это звучало. — Ты же сам понимаешь, что не можешь обречь род Малфоев на вымирание из-за жара в паху и стоящего члена. — Тебе легко говорить, ты же этого никогда не почувствуешь. Тебе проще идти по тому, что «надо», — огрызнулся блондин. Пэнси поджала губы, оборонительно сложив руки на груди. — Если бы я могла выбирать между вечным холодом и возможностью иметь лишь одного ребенка на поколение, поверь, я бы выбрала последнее, не раздумывая, — она сделала несколько шагов вперед и оказалась прямо перед Малфоем. До его пьяного мозга только дошел смысл сказанных им слов, поэтому серые глаза кружили по всей комнате, лишь бы не задерживаться на обрамленном черными волосами лице. — Так же как и ты выбрал бросить Поттера просто потому, что не видел тогда иного выхода. Она помнила этот день слишком хорошо, хотя он был несколько месяцев назад, а память у Пэнси всегда была не очень. Ведь тогда она вновь увидела ставшее для многих непривычным — драку двух влюбленных и злых идиотов. Идиотов, чей союз сплотил Хогвартс после победы на Волан-де-Мортом, когда слизеринцев чуть ли не выживали из замка, но чьи отношения не выдержали гнета древней магии. Ведь Малфоям непременно нужен был наследник, а Поттер, сколько бы зельев не выпил, родить его не сможет. Девушка взяла Драко за плечи, заставив поднять взгляд, и, резко дернув на себя, оторвала его спину от стены. Тот совершенно не сопротивлялся, полностью подсознательно доверяя подруге детства. — И раз ты такой большой мальчик, что решил за вас двоих, — она надавила на его плечи, заставляя их распрямиться. — То будь, черт возьми, им до конца, — тыльной стороной ладони хлопнула его по рубашке в районе живота и почувствовала, как пресс под ней напрягся, — и принимай последствия своих решений с поднятой головой, — аккуратные женские пальцы с коротким черным маникюром подтолкнули чужой подбородок вверх. — Распустил тут себя. Я буду делать нам двоим больно, потому что я не могу разрушить родовое проклятие, — передразнила Пэнси и, резко посерьезнев, ткнула его пальцем в грудь. — Мы все прокляты, Драко. Все двадцать восемь, — она едва не рычала это сквозь стиснутые челюсти, сопровождая каждое слово новым тычком. — Это плата за чистую кровь. За состояние. За статус, — и за свинство наших предков, из-за чего нас и прокляли. Девушка выдохнула и, поправив воротник рубашки напротив, отошла назад на несколько шагов. — Не мы это сделали и не нам менять. Остается лишь подчиниться. — Что ты и делаешь с большой охотой, — беззлобно бросил блондин, покидая комнату, а Пэнси лишь вздохнула и потерла пальцами переносицу, оставшись одна. На выходе она врезалась в спину Грейнджер, что с видом самого замученного на свете человека, смотрела куда-то в противоположный конец комнаты. Встряхнувшись и избавившись от своих невеселых мыслей, Паркинсон проследила за ее взглядом. Рыжий, усадив свою задницу на бильярдный стол, слишком живо разговаривал с Блейзом, сидевшим в кресле, которое, слизеринка точно помнила, раньше было повернуто в противоположную сторону. Лица друга она не могла видеть, но воображение быстро нарисовало знакомую полуулыбку-полуухмылку, давно оставшуюся в детстве, но всплываемую в моменты их разговоров с Уизли. Пэнси едва сдержала разочарованный стон. — Их надо держать дальше друг от друга, ты же в курсе, — брюнетка выхватила из рук какого-то слизеринца коктейль, не обращая внимания на писк неодобрения шестикурсника, и, опрокинув в себя половину, протянула его Грейнджер. — В курсе, — та мимолетно взглянула на стакан и качнула головой. — Но попробуй углядеть сразу за двумя. — Вспомни, кому жалуешься, — фыркнула Пэнси, обводя взглядом толпу в поиске платиновых волос. — Той, кто тоже не особо справляется. Слизеринка резко обернулась, готовая парировать, но встретилась с совершенно беззлобными, возможно, даже немного стеклянными карими уставшими глазами. Они были в одной лодке. По разные концы, причем в части Грейнджер к грузу двух влюбленных сердец прибавлялась течь в виде возможной смерти одного из них — чертов род Забини и их проклятие Черной вдовы, из-за которого ее собственный друг был обречен на вечные похороны, — но все еще одной лодки. И на дно они пойдут тоже вместе. — Удачи, Паркинсон, — гриффиндорка первая отвела взгляд и, сделав шаг вперед, была сметена потоком толпы, который отнес ее куда-то в сторону импровизированного бара, где Нотт намешивал коктейли. Пэнси решила, что ей тоже жизненно необходимо обновить напиток, которого в ее стакане была еще ровно половина, и двинулась в ту же сторону.***
— Ты знала, что они решили попробовать? Брюнетка остановилась напротив Гермионы, уперев руки в гриффиндорский стол. Грейнджер вздохнула и подняла на нее глаза цвета шоколада, выражавшие странную смесь отчаянного смирения и усиленной мозговой деятельности. — Да, — ровно и спокойно ответила она. — Да? — зашипела Паркинсон, от нервов ставшая похожей на символ своего факультета. Еще чуть-чуть и она готова будет укусить кого-нибудь. — Вообще-то твое место… — подала голос Джинни. — Я знаю, где мое место, рыжая, а еще то, что место твоего брата отнюдь не на члене моего друга, однако он там, так что будь добра заткнуться и не лезть в разговоры старших, — она говорила тихо, но тяжесть этих слов могла придавить к земле нескольких великанов, поэтому Уизли решила замолчать. — Отлично, — яростный взгляд вернулся на Гермиону. — Что ты собираешься с этим делать? — Думаешь, если бы я могла что-то с этим сделать, то оставила бы все так? — гриффиндорка сжала пальцы на стакане с соком. — Да, видимо, ты не совсем понимаешь масштаб проблемы, — Пэнси еще ниже склонилась над столом. — Проклятия работают без осечек, всегда и везде. Сколько бы малышка Уизли не стремилась разбогатеть и не пользовалась противозачаточными зельями, ее бедная лачуга в любом случае будет ломиться от детей, — рядом сидевшая Джинни провела языком по зубам с яростным желанием плюнуть в лицо слизеринке. — И даже отряд колдомедиков не спасет умирающую сразу после рождения сына миссис Нотт. — Хватит, — Гермиона резко поднялась со своего места, подавшись вперед, и замерла в десяти сантиметрах от Пэнси. — Я понимаю масштаб проблемы и то, что лазеек нет, — зло выдохнула она ей в лицо. Пэнси была не готова к столь бурной реакции и резкому перемещению, что не сразу заметила перемены в собственных ощущениях. А когда осознала, это привело ее в дикий восторг и неописуемый ужас одновременно. По ее телу бежали мурашки. Самые настоящие мурашки, которые были физиологической реакцией организма на холод или резкую смену температур. Реакцию организмов всех людей, кроме прямых наследников Паркинсонов. Ведь с трех лет они ощущали лишь одну температуру — предельно низкую, а физическая память о тех трех теплых годах зарождала внутри них вечное стремление отыскать тепло вновь. Это было похоже на обман. Очередную ею созданную иллюзию. А потом Гермиона вновь заговорила, и ее теплое дыхание обдало чужую шею, заставив Пэнси вздрогнуть. — И в отличие от тебя, я понимаю, что держать их на расстоянии будет намного сложнее, чем найти лазейку в ваших чертовых семейных проклятиях, — ее глаза горели. Пэнси видела, как в них таял шоколад, начинал бурлить, становясь на пару оттенков темнее. Щеки были красные от злости на скрытый упрек Паркинсон в том, что было ей все равно. Брюнетке захотелось приложить свою ледяную ладонь к ее коже, чтобы ощутить этот жар, чтобы он передался ей и подобно яду потек по венам, поражая и согревая ее изнутри. Это, должно быть, восхитительное чувство. Рука Пэнси уже дернулась вверх, но Грейнджер резко выпрямилась, обдавая ее потоком холодного воздуха и не позволяя себя коснуться. Рука с черными ногтями опустилась обратно на стол, а ее владелица легонько тряхнула головой, давая этому движению унести последние остатки теплого дыхания, запутавшегося в черных коротких волосах. — Поэтому пока ты с усердием будешь стараться добиться первого, я пойду в библиотеку и нарою что-нибудь на второе, — Гермиона вскинула подбородок и подхватила за лямку свою сумку с красной эмблемой посередине. — Я с тобой, — выпалила хрипло Пэнси, прежде чем успела себя одернуть. Гриффиндорка удивленно замерла на месте. Такой же немного ошалелый взгляд появился на лице младшей Уизли, и это зрелище привело слизеринку в себя. Она кашлянула и повторила уже уверенно и холодно. — Я с тобой. В любом случае тебе нужна будет литература из запретной секции, а одной ее достать будет гораздо сложнее и дольше, чем вдвоем. Грейнджер какое-то время с сомнением смотрела на Паркинсон. Та закатила глаза. — Если твой рыжий друг сдохнет от проклятия, мой нерыжий друг будет ненавидеть себя целую вечность, так понятнее? Гермиона фыркнула и, махнув ей рукой в сторону выхода из Большого зала, сама немедленно двинулась туда. Пэнси оттолкнулась от стола и растерянно убрала прядь волос за ухо. Все еще теплую прядь. Дрожь пронзила ее тело, заставив двигаться вперед, за той, что могла согреть, но неумолимо уходила все дальше.***
Это было похоже на безумие. Настоящее безумие, пахнувшее домашним печеньем, которое ей приносили эльфы прямо в библиотеку, трансгрессируя в тайне от миссис Пинс, шоколадом, постоянно лежавшим где-то между увесистыми томами и благодаря каким-то чарам никогда не таявшим, и вишней. Пэнси никак не могла понять, откуда вишня. Они проводили в библиотеке все свободное время. Закапывались в доступных им книгах, выписывали малейшие зацепки и намеки. Она мило бормотала себе под нос слова, когда не могла понять прочитанное и водила взглядом по одному и тому же абзацу уже в пятый раз. А Паркинсон наблюдала. Она знала все эти книги наизусть, ведь проштудировала их еще в прошлом году, когда отношения Поттера и Драко только начинали зарождаться, а Блейз впервые назвал Уизли не «нищебродом», а «рыжиком». Конечно, до нормальных хотя бы разговоров последних было еще полгода, но уже тогда девушка увидела неизбежное и всеми силами старалась это предотвратить. Но везде было пусто. Но Грейнджер не знала об этом. Она с маниакальным усердием проглатывала книгу за книгой, запивая их кофе, поданным ледяной рукой, и записывая что-то в свой блокнот. А Пэнси успокаивала себя тем, что могла что-то упустить, отказываясь признавать, что все это было ради мимолетного соприкосновения пальцев при передаче кружки и мурашек от ее тепла по всему телу. Потому что она не верила, что у нее тоже была своя «лазейка», как выражалась Грейнджер. Только не у нее. — Какое у тебя проклятие? Пэнси нахмурилась. — Что? Гермиона опустила книгу и с настороженным интересом взглянула на слизеринку. Она ей, конечно, не доверяла, вражду между их факультетами, да еще и длившуюся несколько лет, так быстро не забыть, но раз они оказались зависимы друг от друга, приходилось делать кое-какие шаги навстречу. В виде принесенного эльфами печенья в размере двух порций, а не одной и вот таких вот разговоров «не в тему». — Ты говорила, что на каждой чистокровной семье проклятие, — напомнила Гермиона. — Да, за столько-то веков скопилось предостаточно, — медленно кивнула Паркинсон, закинув ноги на подлокотник соседнего кресла, тем самым развернувшись к шатенке полубоком. — А какое на твоей? — Грейнджер понимала, что ступала на зыбкую территорию с пометкой «личное», но интерес к этой девушке, что в коридоре вместе со всеми слизеринцами шесть лет подряд окидывала ее презрительными взглядами, а теперь, приходя в библиотеку, левитировала за собой несколько кружек кофе, хотя сама к ним не прикасалась, оказался выше нее. — Много всяких, — Пэнси запрокинула голову и заправила пряди у лица за уши. Ее челка неровно распределилась на две стороны. — И с крыльями рождались пару поколений, и сквибы. Как-то лет пятьсот назад три поколения подряд умирали по разными причинам в двадцатый день рождения, — она вернула голову в изначальное положение и посмотрела на Гермиону. — Но они все были слабенькими и хватало максимум на пару веков. — А постоянное, как у Малфоев и Забини, есть? Паркинсон долгое время смотрела ей в глаза. Зрачки на фоне болотно-зеленой радужки то расширялись, то сужались в зависимости от того, какие мысли крутились в голове их хозяйки. Гермиона, как завороженная, наблюдала за этим причудливым танцем, пока девушка напротив наконец не закрыла глаза, отводя взгляд. Гриффиндорка сама проморгалась, прежде чем смогла сфокусировать зрение на чем-то другом. — Есть. С трех лет рожденным Паркинсонами постоянно холодно, — Грейнджер нахмурилась и вновь вернула к ней взгляд. — Да, ты все правильно расслышала. После третьего дня рождения наша кожа не ощущает перемену температуры, — Пэнси вздохнула и провела рукой по волосам, расчесывая. — Для меня одинаково холодно в рождественскую метель и днем в пустыне. Горячий шоколад меня не согревает изнутри, также как и алкоголь. Чувство опьянения есть, но обещанного жара — нет. Она посмотрела на Гермиону и встретила в шоколадных глазах лишь вопрос. Гриффиндорская всезнайка представить себе не могла, как такое могло быть. Пэнси захотелось рассмеяться и похлопать ее по плечу, приговаривая «не расстраивайся». — Хорошо, — брюнетка скинула свои ноги с подлокотника и полностью повернулась к девушке. — Представь себя в одной ночнушке зимой на улице, — Гермиона кивнула, подавшись чуть вперед. — А теперь запомни это чувство и умножь на всю жизнь. То есть, — Паркинсон взмахнула руками. — На тебе пять свитеров, штаны с начесом, несколько десятков согревающих чар, ты сидишь чуть ли не в камине, но это чувство никуда не пропадает, — Пэнси перевела взгляд на свои руки и закусила щеку с внутренней стороны. Вечно бледные и вечно холодные. Вечно странная и вечно по-настоящему одна. — И не пропадет никогда, — тихо, но не дрогнув голосом закончила она. — Но чем больше примесей другой крови, тем слабее проклятие? — с надеждой произнесла Гермиона. — Не совсем, — вздохнула Пэнси, опять поднимая глаза на Грейнджер. — Проклятия существуют разной силы. Эта сила влияет на возможность передаваться по наследству и на подавление других. К примеру, — она поднялась, потянувшись, и вздохнула, припоминая все то, что слышала с детства за семейными ужинами, когда решалось ее будущее. — Вдовство Забини может быть задавленно Малфоевским рождением единственного наследника. Ну, а с бедностью и многодетностью Уизли справится разве что проклятие Блэков, — задумчиво проговорила она. — Блэков? — Гермиона вскинула брови, не отрывая глаз от собеседницы. — Их же там тоже много. — Это скорее не проклятие, а повышенное либидо и длинный чек в Гринготтсе, — фыркнула слизеринка. — А проклятие тогда в чем? — Безумие, — поджала губы Пэнси. — Передается по женской линии, одной девушке в поколение. Повисла неловкая тишина. Гермиона знала одну безумную Блэк, и знакомство с ней было отнюдь не радостным и приятным. Волосы на руках встали дыбом от одного ее имени, всплывшего в сознании, подумай она о ней чуть дольше, и каждая клеточка тела наполнилась бы неистовым ужасом. — А твое что может подавить? — прочистив горло, решила перевести тему Гермиона, наблюдая за медленно расхаживавшей Пэнси. Брюнетка бросила на нее быстрый взгляд. — Бесплодие по женской линии Розье, что-то вроде магловской шизофрении Пруэттов, — быстро отчеканила она, давно заученные слова. И совершенно бесполезные. — Другими словами, кандидаты тебе в мужья? — Гермиона устроила подбородок на кулачке. Пэнси усмехнулась. — Паркинсоны, как Малфои, очень немногочисленны именно потому, что прекратили подбирать себе пару, которая могла бы нейтрализовать проклятие, — брюнетка остановилась напротив сокращенной версии «Справочника чистокровных волшебников». У нее дома была такая полная версия — охранялась как золотое драконье яйцо. — В моей семье из поколения в поколение останавливаются после рождения мальчика, и считается горем, если первой родилась девочка, — она провела пальцем по вдавленным буквам названия, вспоминая предупреждающие слова матери. — Нас берут замуж только из цели подавить более слабое и болезненное проклятие, чтобы поправить упадок в делах или по простому незнанию, — буквы перед глазами обвивались ветками и листьями, вырастая в ее сознании в генеалогическое дерево Паркинсонов, которое она знала наизусть до семнадцатого колена. — Но в моем роду давно не было девочек. Около десяти поколений. Брюнетка подняла взгляд на притихшую Гермиону. Та заворожено следила за движениями ее пальцев на обложке книги, подперев двумя руками подбородок. Но как только она поняла, что Пэнси остановилась, подняла на нее слегка влажные и покрасневшие глаза. Наверняка, она просто увлеклась рассказом и забыла периодически моргать — другого объяснения обе девушки не видели и молча решили принять за правду это. — Быть урожденной Паркинсон своего рода еще одно проклятие, — произнесла тихо Гермиона, быстро мограя и пряча взгляд. Пэнси усмехнулась и вновь посмотрела на вдавленные буквы. — Типа того. Через неделю им удалось пробраться в запретную секцию, до которой у Пэнси не дошли руки в прошлый раз. Несколько бессонных ночей, десятки обновлений дезиллюминационных чар и около пятнадцати кружек кофе в сутки не принесли никаких ощутимых результатов. Проклятие Забини уходило корнями в Древний Рим, их родословная даже не была описана в «Священных двадцати восьми», поскольку они были переселенцами, в чистокровности всего рода уверенности не было. — Может проклятие не распространяется на однополые отношения, — потерев пальцами глаза, пробормотала Грейнджер в очередной вечер в заброшенном классе. Изучать незаконно добытые книги в библиотеке было слишком опасно, а в гостиные приглашать представителей других факультетов было запрещено, поэтому девушкам приходилось ютиться в старом пыльном кабинете недалеко от Башни Когтеврана. — Может быть, — вздохнула Пэнси и, присев на стол около книги, что читала гриффиндорка, протянула ей очередную кружку кофе, подогретого заклинанием. Гермиона благодарно кивнула и обхватила дрожащими пальцами чашку. Ей было холодно — от недосыпа или температуры в классе Пэнси определить не могла. Но разум подсказывал, что и от того, и от другого. — Но прежде чем рисковать и каждый день гадать, проснется ли твой друг, не упадет ли с метлы на очередном матче и не удавится ли слишком большим куском пирога, лучше проверить все возможные ресурсы. Гермиона что-то промычала, приложив губы к чашке и прикрывая глаза. Пэнси наблюдала, как с каждым глотком ее щеки возвращали себе легкий румянец, ресницы слегка подрагивали, бросая тень на синяки под глазами и делая их более заметными. Но даже такой уставшей и медлительной, Грейнджер оставалась живой. Она горела изнутри, Пэнси видела это также отчетливо, как отчаяние во взгляде Драко и точно такое же в каждом слове Поттера. Это было что-то невероятно личное, но девушку никогда не беспокоило то, что она могла видеть слишком многое. Она выносила внутреннюю борьбу Малфоя и примиряла две его стороны, поэтому считала, что имела право видеть плоды своих трудов. Вот только плоды были совсем не такие, какими их ждали. Яблочки вышли отравленными. Но в огне Грейнджер, полыхающем так ярко, что мог согреть даже ее, заслуги Пэнси не было. И это было удивительно и так невозможно, что слизеринка долго и упорно пыталась убедить себя, что ей показалось. Пока вновь они не оказывались слишком близко, и теплое дыхание не щекотало ее скулу или шею. Пэнси чувствовала это. Она чувствовала себя. — Кажется, мы изучили все, что было в зоне нашей досягаемости и за ее пределами тоже, — Гермиона отставила кружку и кивнула за добрый десяток фолиантов на соседнем столе. От резкого движения одна прядь упала ей на лицо. Пэнси неосознанно аккуратно поддела ее пальцами и, чуть накрутив, заправила за ухо. По ее телу волной прокатилось тепло — такое опьяняющее и успокаивающее. Тепло со вкусом вишни и ненавистным ароматом кофе. Тепло, высушивающее сырые от влажности и недостатка солнца в подземельях поленья ее души, дающее ей надежду на настоящий костер в далеком будущем. Призрачную, но такую ощутимую сейчас надежду. Ледяные пальцы дольше положенного держали прядь волос, едва касаясь чужой кожи за ухом. Гермиона вздрогнула от неожиданного прикосновения и подняла глаза вверх, встречаясь с болотом в чужих — таким же затягивающим и холодным, как рука возле ее лица. Она рвано выдохнула, обдавая чужое запястье теплым воздухом. Пэнси прикрыла глаза и большим пальцем осторожно очертила дугу на чужой скуле. Гермиона задержала дыхание, боясь шелохнуться, продолжая смотреть снизу вверх на умиротворенное лицо. Что-то было в ней завораживающее. Слизеринцев всегда считали «темными лошадками», но, по мнению Гермионы, Пэнси была самой темной из них. Невероятно красивой, но слишком холодной. Причем не наигранно — это часто было заметно у Малфоя, особенно в последнее время, когда он старался выглядеть остывшим к Гарри, — а всерьез. Она была как открытая книга, написанная черными чернилами, но не в попытке привлечь к себе внимание, а из-за отсутствия нужды скрываться. Грейнджер всегда явно видела этот холод, удивляясь слепоте других. Внезапно веки, покрытые сиреневыми тенями, дрогнули, и вот на Гермиону снова смотрели два зеленоватых болотца. — Тепло, — прошептала Пэнси. От ее голоса по шее пошли мурашки. Гриффиндорка прижалась щекой к ее ладони, не обращая внимания на холод. — Да, — рвано выдохнула она. Они могли просидеть так еще очень долго, смотря друг другу в глаза, если бы из стены не выплыл Почти Безголовый Ник, извещавший девушек каждый вечер, что наступало время отбоя. Паркинсон неловко убрала ладонь с чужой щеки, смущенно кашлянув, а Гермиона поняла, что в комнате ей было слишком жарко без ледяной руки, остужавшей ее кожу.***
Пэнси замерла на пороге кабинета Зельеварения, не успев сделать и шага внутрь. — Что за запах? — напряженно спросил остановившийся рядом Драко. Но Паркинсон не слышала его, ее взгляд был устремлен в противоположную часть кабинета, где, закрыв глаза и держась руками за стол, стояла Грейнджер. Потому что пахло именно ею. Ее теплом. — Прошлая пара здесь была у шестикурсников, — хрипло сказал кто-то из уже прибывших и расположившихся у парт гриффиндорцев. — Они готовили амортенцию. Видимо, кто-то разлил. Пэнси рвано выдохнула, когда Гермиона открыла глаза и посмотрела прямо на нее. Брюнетка была готова поставить сто галеонов на то, что температура в комнате поднялась на несколько градусов. Даже для нее. Ученики не могли сдвинуться с мест, глупо таращась перед собой. Первой шаг вперед сделала Паркинсон, заставив Гермиону сильнее сжать пальцы — еще чуть-чуть и край стола готов был раскрошиться в них. Пэнси остановилась, позволяя легким наполниться ароматом вишни, а языку скользнуть по губе, слизывая фантомный красный сок. Грейнджер резко втянула через нос воздух, наблюдая за этим медленным движением, и ощутила на собственном языке горький привкус жженого пергамента, сырой травы и металла. — Думаю, пару следует перенести, — с платком у лица в кабинете появился Слизнорт. — Я договорюсь с профессором Макгонагалл, и она проведет у вас сейчас Трансфигурацию, а после обеда мы тогда встретимся с вами здесь, в проветренном кабинете, — ткань съедала половину букв, но и без этого вряд ли студенты с первого раза поняли бы смысл его слов. Они были слишком увлечены запахами и совсем не детскими картинами, что те вызывали в их сознаниях. — Всем покинуть помещение! — приставив палочку к горлу, приказал профессор. И только спустя пять секунд к выходу медленно двинулся первый гриффиндорец. Пэнси силой заставила себя развернуться под тяжелым взглядом шоколадных глаз и вылететь из кабинета.***
— Все пока идет ровно. — Не сглазь. Паркинсон удивленно вскинула брови, что те исчезли под челкой, посмотрела на гриффиндорку. — В каком смысле? — Так говорят маглы, — пожала плечами Гермиона, не отрывая взгляда от доски, на которой Флитвик выводил руну для нового заклинания. Брюнетка, поджав губы а-ля «конечно, я поняла, спасибо за разъяснения», отвернулась, но через какое-то время тяжких размышлений не выдержала. — А что это значит? — резко повернув голову, спросила она. Гермиона фыркнула и перевела на нее насмешливый взгляд шоколадных глаз. — Тебе интересна традиция маглов? В первый раз Пэнси подсела к ней на следующий день после разлитой в кабинете Зелий амортенции. Это была пара по Защите от Темных Искусств, Малфой задерживался на «внеплановой индивидуальной тренировке» с Поттером, а Блейз уже занял место слева от рыжего и, нагло усмехаясь, предложил ей сесть к Грейнджер. Слизеринка изначально не собиралась этого делать, но, проходя мимо нее, зачем-то закинула свою сумку на соседний стул. Эта брошенная сумка запустила некий процесс, который обе девушки не видели смысл, а может были не в силах остановить, каждый день на общих парах деля одну парту под вопросительными взглядами однокурсников. — Нет, просто не нравится, когда я чего-то не понимаю, — Пэнси скривила губы и также резко отвернулась, мазнув волосами по чужой щеке. А потом услышала это. Ее смех. Словно тысячи чашек легонько начали ударяться друг о друга, создавая тихий перезвон, приглушаемый выливающимся за края горячим кофе и шипением от его попадания на кожу. А потом теплая ладонь легла поверх ее, призывая повернуться, и мир, кажется, остановился. Для нее уж точно. — Ты как ребенок, честное слово, — Пэнси посмотрела на Гермиону, заставив себя удивленно выгнуть бровь. Но единственное, чего она реально хотела в тот момент, это взять эту ладонь и приклеить к своей заклинанием лет так на сто. — С какой это стати? — выдавила Паркинсон. — Чуть что, сразу обижаешься, — Грейнджер улыбнулась, а после убрала руку и взяла в нее перо, повернувшись обратно к профессору. — Это значит «не навлеки беду». Но Пэнси было уже все равно на значение какой-то дурацкой маггловской фразы, на самом деле, она даже забыла, о чем спрашивала. Да и вообще о каких магглах можно было думать, когда с кровью по телу разносились остатки тепла от ее прикосновения. Какой же она была чертовски горячей.***
Дерьмовый день, дерьмовая игра, дерьмовое пойло. Что-то могло спасти этот вечер? Вряд ли. Пэнси стояла у одной из стен Выручай-комнаты, окидывая взглядом эту толпу пьяных тел с накинутыми на плечи красно-золотыми шарфами. Львы сегодня ликовали, боготворя своего Поттера, который, наверное, все еще трахался с Малфоем в Ванной Старост. Паркинсон, когда услышала об этом от Блейза, даже не пыталась подавить разочарованный полустон-полувой. Эти двое рушили все каноны расставшейся пары, периодически зажимая друг друга в темных углах, а потом набивая морды за невозможность держаться подальше друг от друга. Идиоты. — Паркинсон, чего раскисла? От звука ее голоса по коже прошла фантомная волна тепла. Очередная иллюзия, напомнила себе Пэнси. Слишком сладкая и пускающая заряды по всему телу, но лишь иллюзия. — Слишком много довольных гриффиндорцев на квадратный метр, — усмехнулась слизеринка, отлипая от стены и делая два шага вперед. Гермиона стояла напротив, прислонившись к спинке развернутого кресла, и, склонив голову, фыркнула в ответ на ее реплику. — Что ж, теперь еще больше довольных гриффиндорцев на твой квадратный метр, — она сделала шаг к ней и встала почти вплотную, приподняв правый уголок губ. — Против этой гриффиндорки я ничего не имею, — Пэнси подмигнула ей, облизнув губы, чем вызвала смех у девушки напротив. Опустив взгляд ниже, Паркинсон заметила полупустой стакан — больше известный как причина такого расслабленного поведения и двусмысленных фраз Грейнджер. — Ты бы аккуратнее с этим, — Гермиона непонимающе нахмурилась, а брюнетка постучала пальцем по стеклу в ее руках. — Нотт сегодня не в духе, может налить лишнего. На это замечание девушка лишь фыркнула. — А я о чем, — по-матерински произнесла Пэнси, закатив глаза, и вырвала спиртное из рук Грейнджер. — Если отбираешь, то пей, — поставила условие совершенно неогорченная Гермиона и скрестила руки на груди, вызывающе задрав подбородок. Такая чисто по-гриффиндорски дерзкая. Такая чисто не скрывающая этого Грейнджер. — Я жду. — Ты хочешь споить меня? — удивилась Пэнси, дрязняще медленно поднося стакан ко рту. Она не знала, что за игру вела Гермиона, но отказаться от нее, значит отказаться от возможности лишний раз ее коснуться, а для этого слизеринка была недостаточно трезва. — Может быть, — полуулыбнувшись, произнесла Грейнджер и пальцами подтолкнула донышко стакана вверх, не сводя карих глаз с болотных. Паркинсон, не прерывая зрительного контакта, запрокинула голову и залпом допила красно-розовую жидкость. Горло на секунду сжалось от крепости напитка, но потом, видимо, вспомнило, что принадлежало Пэнси Паркинсон, и спокойно позволило проскользнуть алкоголю в пищевод. Брюнетка отняла стакан от губ, чувствуя, как немилосердно градусы ударяли в голову, и провела языком по нижней губе, слизывая несколько попавших не туда капель. Гермиона опустила глаза и проследила за этим движением, задержав дыхание. — Грейнджер, — одними губами произнесла Пэнси, сглатывая. Каштановые волосы были собраны в высокий хвост, но несколько прядей уже успело выбиться и упасть на лицо. Она была такой красивой с покрасневшими щеками и прикрытыми веками, намазанными какими-то блестками, что дышать не хотелось, дабы случайно не разрушить эту красоту. Она была такой удивительной, такой ненастоящей. Не могла быть настоящей. Очередная иллюзия. Наверняка, очередная иллюзия. — Да? — Пэнси не слышала этого, а ощутила теплым выдохом на чуть влажных губах. Что стояла слишком близко, Гермиона поняла, только вдохнув запах жженого пергамента, исходивший от черных коротких волос, словно Паркинсон часами сидела у камина, бросая в огонь все бумаги, что находила в гостиной факультета. Она могла живо представить это в своем сознании, а также добавить по левую руку от брюнетки себя, лежавшую у Пэнси на бедре и гревшейся от пламени. Болотные глаза тогда приобрели бы золотистый оттенок, и, возможно, даже чуть покраснела бы кожа на щеках от жара. — Мы ведь с тобой взрослые люди? — тихо прошептала Паркинсон, скользя ледяными пальцами по чужим рукам все выше и выше. Они потеряли из виду момент, когда стакан упал к их ногам, что в общем-то было не важно. Единственно важным стал жар ее кожи и чертов запах вишни, источник которого она так и не определила. — Более чем, — прохрипела Гермиона, чуть сильнее приоткрыв губы. Дорожки, прокладываемые ее пальцами на горячей коже, пульсировали и, кажется, горели синим пламенем, поджигая нервные окончания. Потому что по-другому объяснить фейерверк в своей груди гриффиндорка никак не могла. — И нам не нужны месяцы для признания сначала самим себе, а потом окружающим, так? — Пэнси достигла кончиков длинных волос, от пышности рассыпавшихся по плечам, даже будучи в хвосте, и накрутила одну прядь на палец. Даже она была теплой, едва не обжигающей. — К черту окружающих, — дыхание Гермионы сбилось, а колени слегка подкашивались от нетерпения. Чужие руки двигались слишком медленно в то время, как пальцы самой девушки неуверенно скользили вверх по бедрам напротив, обтянутым короткой кожаной юбкой с широким поясом. Какой она была… — Гермиона резко выдохнула, наткнувшись на петельку для ремня и просунула в нее пальцы, прижимая ладони к чужой талии, — …потрясающей. — Верно, мы же не спермотоксикозные мальчики с затянувшимся пубертатом, — аккуратно сдвинув каштановые волосы на спину, Пэнси закинула руки на плечи Гермионе, сцепляя их в замок за ее головой. — Может ты уже поцелуешь меня? — Грейнджер сжала руки на ее талии и на выдохе резко притянула к себе. Обе синхронно подняли головы, чуть отклонив назад, чтобы избежать болезненного столкновения. Пэнси, подавшись вперед, лизнула уголок чужих, но таких горячих и слегка горьких от алкоголя губ и нежно оттянула зубами нижнюю. — Гриффиндорская заучка не может подождать? — Гермиона, прикрыв глаза, лишь шире распахнула рот, чувствуя, как острые зубы медленно соскальзывали с ее губы. — На Гриффиндоре в последнюю очередь учат терпению, — Грейнджер вновь опустила голову. Их лбы соприкоснулись, разделяемые лишь черной жесткой челкой, а две пары горящих глаз встретились вовсе без преград. — К слову, это вторая вещь на твоем факультете, которая мне нравится, — Пэнси впервые на памяти Гермионы по-настоящему широко улыбнулась. В жарком поцелуе утонул вопрос «а что же было первой?». Там же где-то затерялся ответ «ты».***
— Говоришь, вас прокляла маглорожденная ведьма? — Гермиона закинула голову наверх, для этого чуть сместившись. Камин разгорался все сильнее, с каждым новым брошенным в него бессмысленным письмом от родителей Пэнси, которая лениво в это время перебирала волосы Гермионы, устроившей свою голову у нее на бедре. — Да. Мои предки отказались ее пустить переночевать в бурю, боясь запятнать свою репутацию благосклонностью к грязнокровкам, — брюнетка закатила глаза и подкинула еще одно письмо в огонь. — Вот она и замерзла насмерть у нас на пороге, перед этим прокляв род Паркинсон на века вечные, — девушка дернула бровью и перевела взгляд на тихо о чем-то размышлявшую Гермиону. — А что? — Просто мне кажется, мы нашли лазейку твоего проклятия, — гриффиндорка перевернулась, растянувшись на ковре, и легла щекой на живот Пэнси. — Тебя согрела любовь к маглорожденной. К такой же, что когда-то вас прокляла. Паркинсон улыбнулась, убирая с счастливого от решения очередной загадки лица упавшую прядь. Сейчас это было так неважно. Сейчас, когда по ее венам бежала горячая кровь, когда сердце билось быстрее от взгляда этих темно-карих глаз, когда ее собственные глаза становились зеленее с каждым днем, наполняясь теплым пигментом, а чтобы почувствовать опьянение, было достаточно получить легкий поцелуй в нос, все остальное, не касавшееся их двоих, было слишком элементарным и низменным, бессовестно маленьким и глупым, чтобы над этим задумываться. После пятнадцати лет антарктики она нашла ту, что готова была отдать все имевшееся тепло, чтобы согреть ее, и ту, у которой она не взяла бы и на джоуль больше необходимого. Кто-то реально предполагал, что ее отныне могло волновать что-то, кроме благополучия этого теплого, пахнущего вишней и печеньем комочка счастья? Идиот. Что вы знаете о холоде? Пэнси — ничего.