𖠄 𖠄 𖠄
у безымянного мальчишки всё лицо в шрамах и грязных, видно очень уж старых пластырях, и татуировка какая-то глупая под глазом на непонятном китэку языке. китайский какой-нибудь, возможно. они бегут долго и в неизвестном направлении, остановившись лишь когда людские вопли позади наконец стихли. мальчишка опускается на лежащую плашмя стену новостройки. — ты как, в порядке? - китэк выдавливает из себя слова еле-еле, пытаясь отдышаться, упираясь ладонями в коленки. — всё норм, дядь, - пацанёнок шмыгает носом и измученно улыбается. дядь. китэк только вздыхает на это, предпочитая игнорировать. ну, раз язвит так, то, значит, точно в порядке. китэк почему-то в этом слишком сильно уверен. но не уверен в том, зачем и почему вообще его спас, отчаянно тянув за практически оторвавшийся капюшон от этих блядских монстров. и почему в груди как-то противно разливается давно неведомое спокойствие. за себя или за него? — я усон. ветер зимний, морозный, застревает у него в светлых волосах. пшеничных практически — залитые светом утреннего, рыжеющего солнца колосья. — китэк, - он протягивает свою раскрасневшуюся на холоде руку. усон улыбается и довольно так, по-детски выдаёт «дядя китэк, значит». и китэк, возможно, чуточку этого усона ненавидит. слегка, пока гром застланное белым небо рассекает. пока бог не наиграется людскими жизнями. пока монстры пожирают останки какого-нибудь человека, сыто выплёвывая груду костей. но, конечно, вовсе не жалеет, что этого усона спас. и руки у него, даже сейчас, аномальной зимой, тёплые слишком. горячие. и кучные облака испуганно таят, пока февральское солнце всё ещё светит. пока оно ещё на землю не успело рухнуть.𖠄 𖠄 𖠄
в лагере сыро и грязно, и солёное море истошно бьется волнами о рубленные скалы. усон всматривается в чёрное дно и пытается разглядеть там хоть что-нибудь кроме бесчувственной пустоты. выходит так себе. где-то сзади воншик-хён разводит костёр, и пусанская сырость вмиг сменяется на треск гнилых досок. воншик-хён представляется сухо и коротко, но усон может его понять — не часто здесь спасают людей, и не факт, что этим самым спасённым вообще можно доверять. китэк уходит в непонятном направлении практически сразу, как они приходят в лагерь, и возвращается спустя долгих пятнадцать минут с аптечкой и бутылкой воды в руках. ночной ветер хищными когтями скребёт лицо и кожу жжёт под новыми пластырями. усон недовольно фыркает всё время и взглядом буравит стены удивительным образом уцелевшего склада за китэком. но он, почему-то, не хён. и китэк, почему-то, совсем не против. у него в груди щемит, и глаза колким взглядом скользят по тощему телу пацана. не ест чтоли совсем? глупое волнение — взявшееся из ниоткуда. китэк хмурится, пока лепит последний пластырь куда-то под подбородок, и в воздухе чувствует ужасный запах рыбы. полуразрушенный пусанский порт неприветливо прогоняет порывы восточного ветра, и где-то там, в таинственной глубине, прячется их счастливое, иллюзорное завтра. китэк и не помнит уже, как мечты его и желания всякие сменились на обыкновенную, жалкую надежду выжить. проснуться ранним утром и спокойно заснуть уже поздно ночью; найти еды в разрушенном городе, что погребён под белёсым снегом. воншик говорит закругляться; солнце почти остывшее трусливо прячется за городские развалины под аккомпанемент из пронзительного вопля бедных людей. смертных. киты снова с плохими вестями — в небе ядовито раздаётся гром; где-то далеко каменные монстры от очередного человека откусывают голову. китэк нервно ведёт плечами. — воншик-хён сейчас убьёт нас, не думаешь? - усон забавно хмурится, оглядываясь назад и провожая парня вязким, усталым взглядом — воншик заходит на склад, оставляя большую железную дверь открытой. намекает. плохие новости таящими снежинками смывают кровь с асфальта, утягивая ручьями обратно в море. — пойдём уже, а то и правда убьёт. китэк хмыкает; забирает аптечку, вставая с коробок, и протягивает руку усону. внутри тепло и сухо, и кажется, будто снаружи за стенами вовсе не ад. будто они вернулись на пару лет назад, в свою привычную жизнь. прошлую — так старательно забываемую все это время.𖠄 𖠄 𖠄
— ищешь что-то? - голос у воншик-хёна тяжелый и грубый; словно наждаком проходится по спине и режет ножом твёрдый воздух. усон вздрагивает, отрываясь от изучения каких-то бумажек в самом конце склада — никакой полезной информации. он оборачивается, ловя глазами чужой морозящий взгляд. и нервно сглатывает. — не. просто интересно стало, - усон выпрямляется, пожимая плечами, и подходит к воншику, — сложно выжить в мире, о котором ничего не знаешь, да? воншик неохотно кивает. настороженно так, недоверчиво. ещё бы. и усон торопится уйти уже, выйти на улицу к холодному ветру и чёрному до невозможности морю, как хён хватает его с силой за локоть, останавливая. ей воншик обделён не был. — тебе стоит как можно скорее убраться отсюда, щенок, - кивает сначала на документы за спиной, а потом на усоновы бинты где-то в районе плеча. кровоточат, — мне плевать, что или кого ты там ищешь, но если попытаешься вытворить какую-нибудь хуйню, то будешь потом ночевать с теми псинами на улице. ты меня понял? мальчишка выдёргивает руку из железной хватки, и в мыслях бегло проскальзывает, что «тех псин» воншик мог бы убить одной только своей рукой, и то, не особо сильно напрягаясь. усон скорее выходит, с трудом открывая огромные двери, и взгляд его ударяется о чужую спину. китэк курит, разглядывая таящий в воде снег, и совсем не замечает, как пацан к нему подходит. у усона в груди кашель застревает полудохлыми птицами без крыльев, что не могут улететь — он болезненно хрипит, с неохотой отрываясь от чужого профиля. китэк хмурится. — можно? - тыкает пальцем в пачку сигарет, которую тот зажал во второй руке, сминая. внутри осталось семь. — воншик не такой мудак на самом деле. к чему-то говорит китэк. он затягивается и взгляд потом переводит с морской глади на пластыри на его лице. усон чиркает своей зажигалкой и дым ядовитый безжалостно душит птиц где-то внутри. добивает наконец. и если китэк курит, то усон, скорее, просто держит тлеющую сигарету в руке. жестокость собственная; он склоняет голову набок, ожидая, пока китэк продолжит. — он столько пережил, знаешь. псины жрут не только каких-то незнакомцев, богу интересно играть со всеми. я встретил его уже после всего, и сам знаю не особо много, но... - китэк поджимает губы, весь погружённый в ужасные воспоминания, и машинально достаёт из пачки сигарет ещё одну. теперь их всего шесть, — минхван по его рассказам был потрясающим человеком. усон смотрит на воду внизу немигающим взглядом; сигарета в руке обжигает больно и без того горячие пальцы, пока птицы громко разрезают воздух крыльями где-то над их головами. они — живые. слова китэка не желают перевариваться. усон хмурится, в испуге и напряжении сжимая железные перила до белеющих костяшек. — и я верю ему. верю сильнее, чем кому-либо, понимаешь? так что будь аккуратнее. пожалуйста, не стань минхваном для меня. в пачке осталось пять сигарет.𖠄 𖠄 𖠄
мальчишка совсем не помнит, как оказался зажатым между холодной стеной, контейнерами с тухлой рыбой и китэком. не помнит, как начал бродить своими горячими руками под чужой рубашкой, как сдавленно дышал ему в шею, как усмехался, довольно так, пока разглядывал краснеющие пятна на чужом плече. усон совсем, совсем этого не помнит. но зато помнит, как жадно рылся в вещах воншик-хёна после его ухода на патруль окрестностей. помнит ту полезную информацию, что нашёл и помнит, как глупо был пойман китэком. но вот как его отвлекал после — совсем нет. — я не расскажу ему, - почему-то говорит китэк. усон его абсолютно не понимает. он закуривает прямо внутри склада, уперевшись взмокшей спиной о холодную стену. пацан только поправляет мятую футболку и прячет важные бумажки в карман куртки. не греет она, не спасает от здешних морозов. усон и сам — не спасается. ни от морозов, ни от обозлённых монстров, псин каменных, ни от хрипящих в предсмертном вздохе чувств своих. не вовремя. — кажется, мне нужно уже идти. спасибо за всё, - под рукавами всё ещё кровоточащие бинты, и раны, скрытые пластырями, не зажили совсем, — вы... ты мне очень помог, китэк... хён. усон смотрит непонятно, словно за одной маской скрывается ещё тысяча других, совсем разных. китэк пожимает плечами — тоже неоднозначно. он стряхивает пепел сбоку от себя, не поднимаясь с пола, и только пару раз кивает. знает будто всё; у него тоже наверняка масок куча. но боги не ждут, не терпят опозданий — усон всего лишь пешка в игре больших фигур. он последний раз бросает на китэка грустный, надежды полный взгляд, и письмо, отданное ещё вчера вечером, до сих пор торчит у того из кармана штанов. огромные двери склада в пусанском порту тяжело закрываются, отрезая путь назад. это — одна только капля в чернеющем с каждым днём море. ветер подгоняет усона к заоблачным небесам. и он — всё ещё пешка, что будет истреблена сразу после сделанного хода. волки каменных лесов подкрадываются сзади, хищно скаля клыки свои. важные бумажки отправляются богу прямиком в руки, а усоново худощавое тело — псинам в пасть. и киты снова виднеются в небе, птицами скользя по облакам: над портом раздаётся гром, и воздух морской утаскивает за собой дым последней сигареты из пачки. китэк не решается открыть письмо, ведь и так знает — киты снова принесли плохие вести.