Не опять, а снова

— Доктор Пак, — в кабинет влетает запыхавшийся медбрат, — привезли господина Чона, пулевое ранение в область бедра. — Никогда не было, и вот опять, — голос доктора уставший. — Готовьте третью операционную. — Уже, — отрапортовывает медбрат, и также быстро, как появился, исчезает из кабинета. Пак Чимин — молодой, но талантливый хирург. Он практикует уже порядка пяти лет и слывет одним из лучших хирургов страны. К нему огромная очередь из пациентов, которые видят в миловидном докторе свой последний шанс. Сам он происходит из довольно обеспеченной семьи и не нуждается в средствах, поэтому работает, так сказать, для себя. Чимин влюблен в свою работу — он готов находиться в больнице сутками, но один настырный парень все же вытаскивает трудягу-доктора домой и постоянно его ругает за наплевательское отношения к собственному здоровью. Если бы не он, Чимин бы уже давно поселился в собственном кабинете (или в операционной — здесь опционально). Так уж вышло, что молодой, талантливый, красивый и весьма скромный хирург Пак Чимин встречается и живет вместе с криминальным авторитетом Чон Чонгуком. Чонгук руководит небольшим, но очень перспективным мафиозным кланом Кореи, его основная деятельность — торговля оружием. Как бы иронично не звучало, но именно от своего товара чаще всего страдает Чон. Каким-то чудом он умудряется каждый месяц встревать в неприятности и получать пули в самые разные места. Иногда Пак думает, что это вовсе не случайность, просто Чонгук хочет почаще видеть своего любимого парня, а так как тот, в свою очередь, постоянно пропадает на работе, значит, самый действенный способ обратить на себя внимание — стать его работой. Способ для безмозглых, думает Чимин, но внутри все равно чувствует приятное томление. В пору спросить, как так вышло, что человек, который людей спасает (в большинстве случаев), встречается с человеком, который людей калечит (чаще всего) и убивает (очень редко)? Честно говоря, Чимин тоже задается этим вопросом. Когда Чонгук только появился на горизонте со своим «хочу, не могу, будешь моим», Чимин брезгливо воротил свой очаровательный носик и просил Чона скрыться обратно в Ад. Чонгук обратно в Ад не скрылся, более того — кажется, затащил туда Чимина. Не то, чтобы доктор Пак был чрезвычайно отягощен высокой моралью, но даже для него мафиозная деятельность (читай — убийства) — это слишком. Чимину нравилось быть своего рода ангелом-хранителем на земле, он чувствовал себя властелином, когда вырывал очередную жизнь из костлявых лап Смерти. Пак знал ценность жизни, поэтому всегда стоял на позиции, что убийство — это самый страшный грех. Стоял до тех пор, пока в его жизни не появился настойчивый Чон Чонгук. Однажды он сказал одну фразу, которая заставила Чимина задуматься и несколько изменить свою позицию. — Чимин, ты говоришь, что убийство — вмешательство в судьбу, но ты ведь тоже в неё вмешиваешься. Ты спасаешь людей, которые без твоей помощи погибли бы за считанные месяцы или дни. Может, это их судьба — им отведено именно это время и ни на минуту больше, но ты лезешь со своим скальпелем и шлешь Смерть нахуй. Тогда он многое еще сказал — что он не убивает без причины, не палит по случайным прохожим, что, если ситуация вынуждает, чаще всего целится в ноги или плечи, что каждый мафиози знает правила игры и готов по ним играть. Чимин хорошо запомнил этот разговор и в особо тяжелые для него минуты прокручивал его в голове. Чонгук был во многом прав, и Чимину пришлось это признать. Пак знал, что Чонгук не был каким-то сумасшедшим идиотом, который стрелял направо и налево — он играл по правилам (может, поэтому до сих пор не гниет под землей). То ли Чимин вконец спятил, то ли Чонгук был слишком влюблен и надоедлив, но Пак постепенно убрал свои колючки и подпустил Чона настолько близко, что теперь они уже третий год живут вместе и, кажется, любят друг друга. Чимин больше не загоняется по поводу работы Чонгука, а просто каждый день просит кого-то свыше, чтобы шальная пуля обошла любимого стороной. Видимо, его просьбы доходят с опозданием, либо кто-то свыше над ним издевается, но шальная пуля находит Чонгука с поразительной частотой (и с поразительной неточностью). Чон стабильно раз в месяц лежит в операционной Пака и признается ему в безграничной любви. Чимин стабильно раз в месяц борется с желанием использовать скальпель не по назначению. Ей богу, тут никаких нервных клеток не хватит. Кажется, даже месяц не прошел с того момента, когда Чонгук в очередной раз словил пулю в плечо и, кстати говоря, до сих пор не восстановился. И вот снова здравствуйте — лежит сейчас в третьей операционной с опасным ранением в бедро и готовит самое душещипательное признание в любви. Оно должно быть настолько душещипательным, чтобы Чимин не претворил в жизнь свою последнюю угрозу и не лишил Чонгука секса на целый месяц. Он еще не знает, что с таким ранением в бедро никакие признания, будь они хоть трижды душещипательными, не помогут. Чимин вплывает в операционную и сразу же кидает испепеляющий взгляд на своего любимого, но очевидно немного неповоротливого парня. Тот сразу забывает все заготовленные речи и думает, что лучше бы он потерял сознание, тогда не пришлось бы встречаться глазами с Чимином, с очень злым Чимином. — Любимый, это вышло как-то случайно, я…., — все же Чонгук пытается оправдаться, хотя заранее знает — затея провальная. — Завались, — грубо перебивает Пак и переводит взгляд на анестезиолога, — почему безмозглый пациент до сих пор разговаривает, а не скачет во сне по голубой радуге? Замершие на время короткого диалога врачи снова засуетились. Все вокруг уже давно привыкли к таким необычным, во всех смыслах, операциям. Доктор Пак был, в общем-то, душкой и большим профессионалом в операционной, всегда вежливым и внимательным к своим коллегам, и работать под его началом было приятно. За исключением тех случаев, когда на столе оказывался Чон Чонгук. Доктор Пак из милой булочки вмиг превращался в злющую фурию, и лучше было в эти моменты не попадаться под его горячую руку. В этот раз ранение действительно тяжелое — повреждено сухожилие. — Ебись оно конем, — Чимин особо не сдерживается, — что за мастер по стрельбе в тебя попал, а, Чон Чонгук? Чонгук, ожидаемо, не отвечает, а коллеги, ожидаемо, притворяются глухими и немыми. С Чимином сейчас говорить — себе дороже, можно ненароком и работы лишиться. Все, находящиеся в операционной, знают, кто такой Чон Чонгук. Несколько лет назад мафия взяла клинику под свое крыло, и часть персонала была осведомлена об этом — именно им приходилось чуть ли не каждый божий день латать сильных и опасных мира сего. За такую помощь мафиози не жадничали и отстегивали приличные суммы как отдельным лицам, так и клинике в целом. Именно поэтому никто здесь не хотел терять тепленькое местечко, за которое так хорошо платят. Операция шла почти час, Чимин яростно матерился каждую минуту, но свою работу делал безукоризненно. Пак Чимин не был бы лучшим хирургом этого города, если бы позволил своему любимому человеку остаться на всю жизнь хромым. Еще никогда он так ювелирно не сшивал мышцу и сухожилие. Пак был уверен — ничего не стянется, и Чонгук будет бегать еще резвее, чем раньше. Умение уносить ноги ему явно еще пригодится, потому что злость на Чона никуда не делась — Чимин отложил её до времен, когда можно безболезненно втащить Чонгуку, при этом, не боясь, что он останется калекой. Что-то внутри подсказывало, что такое время никогда не настанет, учитывая способность мужчины попадать под пули с завидной регулярностью. Всё самое сложное позади, осталось только зашить надрез. Чимин легким наклоном головы отпускает коллег, благодаря их за работу и говоря, что закончит сам. Никто не возникает и через минуту в операционной остается только доктор Пак и его любимый, но нежеланный здесь, пациент. — Сегодня мне удалось избежать последствий, но я не всесильный, Чонгук, — тихо произносит Чимин, аккуратно накладывая швы, — я боюсь однажды просто не успеть. Грудь лежащего мужчины размеренно поднимается и опускается, он, понятно дело, ничего не слышит и ответить не может, но Чимин ответа и не ждет, он нарочно говорит эти слова спящему Чонгуку, потому что сказать глаза в глаза — не хватает душевных сил. Пока. Чонгука переводят в палату тем же вечером. Чимин, от греха подальше, к нему не заходит, чтобы к ранению в бедро не добавилось какое-нибудь еще. Тем более, в перестрелку в этот день попадает не только «господин Чон», но и еще парочка «господинов» с ранениями разной степени тяжести. Чимин пропадает в операционной, снова. Несмотря на то, что его дежурство закончилось добрые шесть часов назад, он все равно торчит в больнице и помогает своим коллегам. Те просят его пойти домой и отдохнуть, Пак лишь отмахивается, говоря, что тяжелых случаев слишком много, и лишние руки не помешают. На самом деле, ему возвращаться в пустую квартиру не хочется, спать одному в их постели не хочется, бесцельно смотреть на телефон с глупой надеждой тоже не хочется. Дом Пак Чимина сейчас лежит в 514 палате, и если куда-то возвращаться, то только туда, к нему. Но не сейчас, слишком живы эмоции. Ближе к утру очаровательная медсестра сообщает доктору Паку, что пациент Чон Чонгук проснулся и требует своего врача. Благо, к утру Чимин настолько вымотанный, что от былой злости остался только пепел. Честно говоря, после двух бессонных ночей единственное желание Чимина — это сон и мягкая кроватка, но отказать себе в удовольствии лицезреть виноватый взгляд Чонгука практически невозможно (как и от шанса вздремнуть в любимых объятьях). Пак решительно идет к палате, на ходу кивая всем подряд. Он как танк, не замечая преград, стремится к своей цели из последних сил. Стоит ему войти в палату, как взгляд любимых глаз пригвождает к полу. — Когда ты последний раз спал? — голос Чонгука звучит хрипло после сна, придавая ему больше властности. Чимин по привычке закатывает глаза. Этот вопрос по популярности соревнуется с такими, как «Когда ты последний раз ел?» и «Когда ты последний раз дышал свежим воздухом?». Но Пак слукавит, если скажет, что ему такое внимание и забота неприятны. — Когда ты последний раз заключал сделку без ранений? — парирует Пак. Его немного бесит, что Чонгук только проснулся, а уже включил строгого папочку, хотя всё должно быть, вообще-то, наоборот. Это Чимин должен возмущаться, злиться и кричать, а Чон — виновато опускать глазки, но Чонгук, в свою очередь, и бровью не ведет. Честно говоря, и ожидаемого виноватого взгляда не наблюдается. Чон смотрит остро и немного хмуро, Чимину даже на миг подумалось, что виноватый здесь он. — Прекрати на меня так смотреть, — не выдерживает Чимин, — ты хоть представляешь, чего мне стоило вытащить ту чертову пулю и не оставить тебя инвалидом на всю жизнь?! Кажется, даже усталость не смогла до конца угомонить злость (или страх) доктора Пака. Стоило ему увидеть перебинтованную ногу, провода на руках и больничную рубашку на груди мужчины, как все переживания вылезли наружу, являя своё нелицеприятное естество. Казалось бы, он видит эту картину стабильно раз в месяц, но, ей богу, всему есть предел. — Сколько еще я должен вытащить пуль из твоего тела? Сколько еще бессонных ночей я должен пережить в страхе за твою жизнь? — злость внутри кипит, пузырится, не давая Чимину осознанно думать. — Я боюсь, Чонгук, что однажды твое сердце остановится прямо на моем столе, в моих руках, и я ничего не смогу сделать. Моё собственное сердце каждый раз замирает от слов «привезли господина Чона» и начинает биться снова только тогда, когда я вижу тебя на операционном столе всего в крови, но живого и с очередным тупым оправданием. В этот раз ты чуть не остался калекой, но попади пуля чуть в сторону и повреди сустав — тогда даже я бы тебе не помог. А если в следующий раз это будет легкое, сердце, мозги? Сколько это будет продолжаться? Почему ты молчишь, черт тебя подери?! Они всегда ругаются после операций, но обычно Чонгук быстро успокаивает своего любимого доктора, плетя какую-то чушь. В этот раз все иначе — кажется, Чимин дошел до точки кипения и перестал контролировать себя и свои слова. В иной ситуации он бы ни за что не двинул такую речь, не обнажил свои страхи и переживания, не дал своей тревоге покинуть уютное место в груди, не позволил показать Чонгуку свою слабость. Ведь Чимин сильный, и должен таким оставаться. — Подойди. Взгляд Чонгука цепкий и немного пугающий, левой рукой он легонько хлопает по постели рядом с собой, приглашая. Чимин не спорит, почувствовав внезапно накатившую слабость, — подходит, садится, а потом, подумав немного, ложится рядом и устраивает голову на груди Чона. Злость злостью, но любимые объятия слишком манят, а усталость берет верх. — Я рад, что ты выплеснул накопившееся, эти чувства тебя сжирали изнутри, — Чонгук говорит тихо, вся властность и тяжесть ушла из его голоса, — я знаю, что ты боишься, знаю, что ты переживаешь. Я и сам каждый раз проклинаю очередную пулю, потому что видеть боль в твоих глазах невыносимо. Я и тупые, как ты говоришь, оправдания придумываю лишь для того, чтобы ты немного расслабился. Запомни одну вещь, Чимин, твой страх — не слабость. Бояться — это нормально, не боятся только психи. Но ты можешь либо податься этому страху и дать ему управлять тобой, либо принять его как верного друга и черпать из него энергию. Я знаю, что ты сильный, Чимин, очень сильный — именно эта сила меня однажды привлекла в тебе, но твоя сила заключается не в маске, что ты так упорно цепляешь на себя даже рядом со мной. Твоя сила внутри — во внутреннем стержне, в стремлении не сдаваться и идти судьбе наперекор. Голос Чонгука убаюкивал, хотелось закрыть глаза и, наконец, позволить себе уснуть, но Чимин слушал — тихий голос, говорящий такие правильные и нужные вещи, сердце, так размеренно бьющиеся под ухом, собственное медленное дыхание. — Мы говорили о моей работе сотни раз. Я не могу, как бы ни хотел, уйти из клана. Я с ним повязан навечно — столько людей доверяют мне свои жизни, свои семьи и их безопасность, я не могу их подвести. Это мой долг, моё бремя, и я буду его нести до последнего. Я сам себя ненавижу за то, что причиняю тебе боль, щедро осыпаю страданиями, но я эгоист, потому что люблю, я не могу отпустить тебя. Ты — моя сила и моя слабость. Ты — моя душа, Чимин. Спать больше не хочется — Чимин ловит каждое слово, запоминает, чтобы в самые темные времена эти слова были его светом, его путеводной звездой. Злость внутри унимается, внемлет и принимает. — Прости, что сорвался на тебя, — еле слышно бормочит Пак, и, прочистив горло, продолжает, — я не виню тебя, Чонгук, ты прав, во всем прав, просто мне страшно. Я ведь знал, кто ты и чем занимаешься, когда соглашался быть с тобой. Я думал, что смогу с этим справиться, но видеть тебя с пулей внутри — невыносимо, хоть в первый, хоть в сотый раз. Зашивая твои раны, я чувствую себя так, будто заштопываю их своей кровью, поэтому, Чон Чонгук, если я — твоя душа, то ты — моё сердце. Я не сдамся, все выдержу, ты просто будь рядом. Просто будь осторожнее, ладно? — Я постараюсь, мой хороший, — мягко произносит Чонгук, — а теперь посмотри на меня. Пак несмело поднимает глаза, ловит чужой взгляд и тонет в нем. Тепло разливается внутри, грозясь проломить грудную клетку, нежностью затапливает с головой. Чонгук растягивает губы в улыбке и тянется вперед, чтобы оставить легкий поцелуй на чужих пухлых губах. — Тебе нужно поспать, любимый, — убаюкивает уставшего Чимина мужчина, — ты проснешься через пару часов и будешь снова грозой всего отделения, моим маленьким и грозным хирургом с острым взглядом. Снова будешь спасать чужие жизни и нагибать Смерть, а пока поспи, ты устал. Бархатный голос Чонгука делает своё дело и Чимин погружается в сон — ему ничего не снится — он слишком вымотался, чтобы тратить силы еще и на сновидения, — но в блаженной темноте он, наконец-то, отдыхает.

Спустя один год.

— Доктор Пак, — в кабинет влетает запыхавшийся медбрат, — привезли господина Чона, огнестрел. — Никогда не было, и вот опять, — голос доктора уставший. — Готовьте третью операционную. — Уже, — отрапортовывает медбрат, и также быстро, как появился, исчезает из кабинета. Пак Чимин — молодой, но талантливый хирург. Он практикует уже порядка шести лет и слывет одним из лучших хирургов страны. К нему огромная очередь из пациентов, которые видят в миловидном докторе свой последний шанс. Чимин влюблен в свою работу и в одного настырного парня по имени Чон Чонгук. Так уж вышло, что молодой, талантливый, красивый и весьма скромный хирург Пак Чимин встречается и живет вместе с криминальным авторитетом Чон Чонгуком. Чонгук руководит крупным мафиозным кланом Кореи, его основная деятельность — торговля оружием и сбыт наркотиков. Он умудряется каждый месяц встревать в неприятности, но каким-то чудом шальные пули обходят его стороной уже целый год. Обходили. Чимин массирует виски круговыми движениями и, поднявшись, быстрым шагом направляется в операционную. Его чудо надо спасать, и если понадобится — Чимин саму Смерть пошлет в далекие дали, но своего не отдаст. Доктор Пак заходит в операционную и хмурится — внутри только Чонгук, лежит на столе в костюме, никаких видимых повреждений нет, но глаза закрыты, дыхание мерное, будто он спит. Всё еще не понимая, что происходит, Чимин подходит ближе и рассматривает мужчину на столе. Он касается пальцами жилистого запястья, прощупывая пульс, и вскрикивает от неожиданности, когда руку неожиданно хватают и тянут вперед, заставляя чуть ли не лечь на чужую-родную грудь. — Попался, мой хороший, — ухмыляется Чонгук. — Что всё это значит? — Непонимающе хмурит брови доктор Пак. — Мне сказали, что тебя привезли с огнестрелом. — Всё верно, я ранен в самое сердце. Тобой. — продолжает ухмыляться Чон, видимо, находя свои слова забавными. Вот Чимин забавного в этом ничего не видит — он испугался, снова ощутил эту, казалось бы, позабытую панику. Дурацкая шутка. Даже несмотря на то, что облегчение накрыло Пака с головой, он не собирается оставлять эту глупость просто так. — Ах, мой любимый пациент ранен, ему нужно помочь, — зловеще шепчет Чимин. Так зловеще, что Чонгук напрягся — может, и не стоило так жестоко шутить. Злой Пак Чимин — самый непредсказуемый (и горячий) Пак Чимин. — Рана в сердце — самая тяжелая, здесь нужно особое лечение, индивидуальное, — продолжает Пак, — в Вашем случае, господин Чон, это отсутствия секса и даже поцелуев до Нового года. Чимин победно улыбается, а Чонгук не может выйти из ахуевания. Это слишком жестоко, с любимыми пациентами так не поступают, думает Чон и тут же озвучивает свою мысль. — Значит, с любимыми докторами так по-ублюдски шутить не жестоко, а не трахаться четыре месяца — прям сущий ад? — Пак опасно щурится и даже, кажется, ищет взглядом скальпель. — Ну любимый, прости, я признаю — неудачно пошутил, — начинает оправдываться понимающий свою ошибку мужчина. — Но я просто хотел тебя отвлечь, ты слишком много работаешь в последнее время — я думал позвать тебя на свидание, знаешь, ужин, вино, свечи и все такое. Твой любимый шоколадный торт на десерт. Чимин позволяет себя обнять поднявшемуся Чонгуку и дует губы. Он никогда не умел злиться на Чона слишком долго, а тут еще торт… — Ты играешь нечестно, — бурчит в ответ Чимин, но все равно льнет поближе к широкой груди. Главное, что с Чонгуком всё в порядке, а с остальным он как-нибудь справится. — Конечно, я ведь мафиози, — шепчет уже в губы, не в силах сдерживаться, когда горячее тело так сладко прижимается. — Мафиози, который любит до сумасшествия одного талантливого хирурга. «Один талантливый хирург» сдается и первым сокращает расстояние до чужих губ. Чонгук игриво улыбается и тут же втягивает Чимина в глубокий поцелуй. Не давая тому передумать, Чон ловко меняет их местами и, подхватив парня под бедра, сажает на стол. Оторваться от любимых губ — самое суровое испытание, целовать их — самый большой грех, но Чонгук готов грешить снова и снова. С Чимином по-другому и не получается. Еле слышный стон срывается с пухлых губ, когда Чонгук, оторвавшись от них, опускается поцелуями ниже, прикусывая нежную кожу в нетерпении. — Чонгук-и, а-ах, не здесь, это же операционная, — со стоном выдыхает Пак, не давая желанию захватить сознание целиком. Тихий рык в шею этому не способствует, но Чимин, собрав остатки воли, легонько отталкивает Чона и спрыгивает на пол. — Ты прощён, Чон Чонгук, на этот раз, — пытается отдышаться Чимин, — продолжим в машине. Один талантливый хирург очень соскучился по своему мафиози, и хочет его просто до звездочек перед глазами. Пак с озорной улыбкой успевает вылететь из операционной раньше, чем Чонгук — снова захватить его в плен своих объятий. Они действительно продолжают в машине, смущая водителя, и заканчивают в собственной спальне. А потом повторяют, снова и снова. У них впереди долгие три дня, которые Чонгук выбил (не буквально) для своего мальчика у директора клиники. Чимин об этом пока не знает, но точно будет возмущаться. Сейчас же, переводя дыхание между заходами, он думает лишь о том, что видеть Чонгука в их постели гораздо приятнее, чем на больничной койке.