Забвение

Когда Кастиэль только-только поступил в университет, в программу ввели обязательное посещение курсов психологии для первокурсников. Чем были мотивированы такие нововведения, можно было только догадываться, но уже после первого занятия всё встало на свои места. Те сборища больше походили на тренинги личностного роста, где большую часть времени затирали что-то о предопределении и тонком устройстве мира, которое никому не дано понять. Многое рассказывали и о «дефектных». Неправду — теперь понимает Кастиэль. До инъекции остаётся десять дней, а после — забвение. И этого никак не избежать. Кастиэль упорно игнорирует все звонки и сообщения Дина, а потом и вовсе отключает мобильный и бросает в ящик. Замыкается, не выходит из комнаты, застревает где-то на первой стадии — отрицании. Притворяется больным, чтобы Габриэль не задавал лишних вопросов, — так проще. От внушённого с детства представления о «дефектных» как о побочной мутации не избавиться за пять минут. Несколько дней Дин стоит по ту сторону маленького пространства, в котором спрятался Кастиэль. Стучит, зовёт его, снова зовёт и уходит. Потом оставляет тонну голосовых, которые отправляются в пустоту. Кастиэль надеется, что игла в вене избавит от постоянных мыслей о собственной ничтожности из-за того, что не смог сказать Дину правду и разбил сердце. Внутренний голос кричит в агонии. Когда Дин пытается пробиться к нему в среду — слишком отчаянно, — чувство вины разгорается синим пламенем, отравляя кровь угарным газом. Кастиэль задыхается и открывает дверь. Дин не бросается обниматься — так даже лучше, но отчего-то больно. Смотрит таким взглядом, что любой преступник всадит пулю себе в голову без чьей-либо помощи, и Кастиэль жалеет, что не держит пистолет под подушкой. — Почему ты не сказал? Наверное, поэтому. — Я думал, так будет лучше. — Кому? — Прости, Дин. Дин только вздыхает, в комнату не проходит — опирается о косяк и пытается выжечь свою метку на душе Кастиэля. — У Джо вчера был день рождения. У неё появилась метка. Моя метка. И если Кастиэль думал, что конец настал, когда пришло письмо, — он ошибался. Вот он. Джо, несмотря на свою миловидную внешность, — светлые волосы чуть ниже плеч и клетчатые рубашки из гардероба отца, — по характеру даст фору многим девчонкам. Смелая и самоотверженная, сильная — идеальная пара для Дина. Не то что Кастиэль. — Будь счастлив, Дин. То, как Дин ударяет стену в конце коридора, вряд ли похоже на поведение счастливого человека. Кастиэль пытается выкинуть из головы звук ломающегося гипсокартона, спрятавшись под одеялом, и так и засыпает. Просыпается в полной темноте, не встаёт, пытается снова заснуть и проснуться через несколько дней — выбирает простейший путь. Он пытается притвориться спящим, когда Габриэль просачивается в комнату. — Можешь не прикидываться, актёр ты никудышный. Кастиэль прячет голову под подушкой. — Где Дин? Я думал, он не отходит от тебя. И тихо стонет. — Мы решили взять перерыв. Щёлкает выключатель, а безопасный покров тут же исчезает, обнажая нервные волокна. Приходится зажмуриться. — Тогда почему у тебя глаза красные? Потому что он «дефектный»? Потому что Дин не его соулмейт? Потому что он ему больше не нужен? Потому что всё, во что он верил, оказалось ложью? — Касси. Что случилось? Поникшие плечи и стеклянный взгляд говорят сами за себя. Кастиэлю остаётся только оттянуть ворот футболки и промямлить: — Ничего нет. Вообще... — О нет. — Совсем... — Чёрт возьми, Касси... Этого просто не может быть. Кастиэль тоже так думал. — Тебе надо уезжать. Срочно. Желательно сегодня, крайний срок — завтра... — О чём ты? — Кастиэль садится на краешек кровати, скрестив руки на груди и наклонив голову. Что-то не так. Габриэль никогда не паникует. — Меня вакцинируют через два дня. — Вот именно! — Я не понимаю. — Кастиэль. Что такое «Забвение»? Кастиэль молчит. Хочет сказать «это вакцина для таких, как я», но боится произнести вслух. Боится сделать шаг навстречу правде. — Ты знаешь, что происходит после? Зачем они вообще прививают таких, как ты? «"Дефектные" — всего лишь выкидыш природы. Да, не всё в этом мире идеально. Именно поэтому великие умы и создали уникальную вакцину — "Забвение". Это наш подарок всем "дефектным" от бесцельного существования. Наша благосклонность», — звучит в голове голос куратора. Благосклонность. Габриэль трёт переносицу и продолжает: — Ты помнишь, что случилось с парнем из 306 комнаты? — При чём здесь... — Ты помнишь? — голос Габриэля становится жёстче, в глазах горит праведный огонь, который сожжёт их комнату, если Кастиэль отведёт взгляд. — Он уснул. — И не проснулся. Парень из 306, Кейт из 112, Саймон из 121, Альфи из 333. Все они. И знаешь, что их объединяет? Всем им вкололи «Забвение». Всех привили за неделю до смерти. Касси, это не просто совпадение. Это закономерность. Прививка убивает всех «дефектных», но никто об этом не говорит. В конце концов они и тебя заберут, если ты не придёшь в Центр первым. Поэтому мой тебе совет: пакуй чемоданы и беги в Калифорнию. Только там ты будешь в безопасности. Мысль, что ему придётся оставить университет, людей, которым не наплевать на него, привычную работу, утренние лекции по философии, музыкальный клуб, Дина, свою жизнь, — как лезвие по венам, против воли. Он не готов. Не готов. В голове только один вопрос — почему? Глаза тут же наполняются слезами. — Я не хочу умирать... Но и жить без Дина тоже не хочу. Его разрывает, стоит мыслям обрести словесную форму. Кастиэль прячет лицо в ладонях, глубоко дышит, пытаясь не разрыдаться, — безуспешно. — Ты уже говорил с Дином? Тишина становится ответом. — Понятно. Я сейчас вернусь. Он сжимает плечо Кастиэля, прежде чем вылететь из комнаты. Так даже лучше. Оставшись один, Кастиэль не сдерживается: утыкается в подушку и кричит так, что почти срывает голос. Сил на что-то большее не остаётся. Лечь и забыться, принять неизбежность, которая навязчиво пульсирует где-то слева под ключицей. Он видит счастливую Мэг, которая опять ворует кофе, лицо профессора Кроули, когда Кастиэль снова поправляет его, Дина, вдумчиво перебирающего струны гитары, Дина, улыбающегося ему, Дина, обнимающего его со спины. Маму, которая умерла в 37 — сразу после принятия закона о «Забвении», потому что оказалась «дефектной». Кастиэль закрывает глаза, когда слышит покашливание. Свет из приоткрытой двери просачивается в комнату, ползёт по полу, дотягивается до письменного стола и резко обрывается. Щелчок, осторожные шаги, матрас прогибается. — Прости. Дыхание перехватывает. — Я не должен был злиться на тебя. Вся эта чушь с предопределением выбила меня из колеи, я ведь думал... Кастиэль знает. Кастиэль сожалеет, что не смог оправдать ожиданий. — Прости меня, Дин. — Нет. Ты не должен извиняться. Просить прощения должен только я. Прости меня, Кас, я тот ещё идиот. Не нужно было так реагировать. Во взгляде Дина нет осуждения — только сочувствие и открытые раны. Он находит руку Кастиэля под одеялом и переплетает пальцы, молчит, молчит, пока место прикосновения обугливается без возможности когда-нибудь восстановиться, и Кастиэль знает — это стоит того, чтобы оказаться «дефектным». — Ты что-нибудь чувствуешь? Привычный вопрос вырывается как у опытного врача, собирающего анамнез. Дину не надо объяснять — он всё понимает. — Нет. Вообще ничего. И Джо тоже. Дин касается уголка его губ, и Кастиэль тихо выдыхает, опустошённый. Не сопротивляется, когда Дин толкает его к стенке, а сам ложится рядом, лицом к лицу. — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно.

~ * ~

Сжигание мостов — не то, чему Кастиэль когда-либо мечтал научиться, но, укладывая две спортивные сумки и кейс с флейтой в багажник Импалы, он уже чиркает спичкой. Иронично — уезжают они ночью. Чарли и Гарт сжимают Кастиэля так сильно, что почти ломают рёбра, Кевин сдержанно пожимает руку, а Габриэль обнимает его как младшего брата, незаметно пихая пачку презервативов в карман брюк и подмигивая. Кастиэль только закатывает глаза. Последняя его обнимает Джо, целуя в щеку. — На удачу. Видимо, сожаление и вина сочатся из Кастиэля чёрной жижей, потому что Джо ободряюще хлопает его по плечу: — Я буду в порядке, даже не переживай. Напоследок, когда Дин уже повернул ключ зажигания, Габриэль наклоняется к водительскому окну: — Винчестер! Если разобьёшь Касу сердце, то я... — Я понял, — Дин вскидывает руки. — Этого не будет. Татуировка, точь-в-точь как метка Дина, сделанная наспех в гараже «знакомого моего знакомого», жжётся под слоем марли, стоит неудачно дёрнуть рукой. Может, наколка — всего лишь способ выиграть время на случай внезапной проверки, для Кастиэля она — нечто большее. Кольцо на безымянном пальце. Но несмотря на бабочек в животе и чувство почти-счастья, Кастиэль не может отбросить один факт — очень-очень значимый факт. — Что будет с Джо? — Ты о проверках? Проверки соулмейтов — обыденная процедура: как ежемесячная уплата налогов, как поход за продуктами, как восьмичасовой сон в выходной день. Именно поэтому Мэг и не сможет вернуться. Дин крепче сжимает руль. — Джо придётся немного поплакаться о неверном соулмейте, наплести что-нибудь о моём побеге, а дальше меня объявят в розыск. К тому моменту нам бы лучше уже быть в Калифорнии. Джо они не тронут. Под ударом буду только я. С короткими пит-стопами на заправках, ночёвками в машине на обочине, небольшими разминками, дорожной едой, от которой у Кастиэля изжога, а у Дина — приступы эйфории, они добираются до Юты. Скромный мотель на границе штата выглядит приветливо, учитывая отсутствие душа, полноценных кроватей и других удобств в Импале. Дин паркуется почти под сияющей вывеской, подальше от других автомобилей. — Надо зарегистрироваться. Подыграешь мне? Кастиэль закрывает глаза и изображает бессознательное состояние, пока Дин волочит его в главный холл, перекинув руку через плечо. Девушка, не старше Дина, смотрит на них круглыми глазами. — Привет. Нам бы номер. — Конечно. Она суетливо достаёт журнал с потрёпанными краями, что-то записывает дрожащей рукой, а после достаёт небольшое устройство, похожее на глюкометр, и две тестовых полоски. — Мне нужно вас зарегистрировать, протяните безымянный палец. Дин не позволяет ей воспользоваться лезвием. — Понимаете, я не хочу его тревожить. Едва смог температуру сбить. Ему бы в кровать, да поскорей. Может, мы обойдёмся без этого? — Но по правилам... — Мы пара. Вот, — Дин оттягивает ворот футболки Кастиэля, а затем и свой, демонстрируя два идентичных рисунка. — Он мой соулмейт. Администратор, явно столкнувшаяся с такой ситуацией впервые, испуганно таращится на них, мнётся, желая сбежать и спихнуть ответственность на кого-то другого, но она одна, а глаза Дина слишком умоляющие. — Пожалуйста. — Ладно... Наверное, я могу сделать исключение... Но когда будете выезжать, вам придётся зарегистрироваться. — Спасибо, — Дин берёт ключ и тащит Кастиэля на улицу к их номеру. Отперев дверь, он бросает Кастиэля на кровать, а сам наклоняется назад, разминая поясницу. — Мог бы немного и помочь. Ты далеко не принцесса. Кастиэль садится на кровати, хмурится, наклонив голову. — Ты сказал, всё должно быть правдоподобно. Прости. — Не извиняйся, ты молодец. Пока Дин исчезает в поисках автоматов с едой, Кастиэль стягивает куртку и попутно осматривается. Тёмное пятно на обоях за телевизором и на ковре, продавленный диван и кофейный столик с отколотым углом, холодильник, рычащий в такт протекающему крану, — почти номер люкс. Поеденные молью занавески колышутся над двуспальной кроватью, мягкой, пахнущей не лавандой и розами, но и не рвотой. Не так уж и плохо. Кастиэль проводит по покрывалу рукой, когда появляется Дин. В одной руке — пакет с полуфабрикатами из круглосуточного магазина, в другой — аптечка. Из карманов выглядывают шоколадные батончики. — Давай посмотрим на твою татушку. Рисунок больше не прячется под привычной марлей: пришлось её снять, чтобы провернуть тот фокус. Кожа вокруг красноватая, воспалённая, и это чудо, что администратор не заметила подвоха. — Болит? — Немного, — Кастиэль старается не морщиться, когда Дин наносит прозрачный крем. — Теперь лучше. — Хорошо, — Дин случайно проводит пальцами по груди, прежде чем закрепить марлю парой лейкопластырей. Не убирает руку и после, смотрит куда-то вниз, а потом наклоняется и касается губами солнечного сплетения. Мышцы живота непроизвольно сокращаются, Кастиэль делает хриплый вдох, задерживает дыхание, пока Дин ведёт губами вверх, останавливаясь на ямке между ключицами. Пальцы сами тянутся к ширинке. Кастиэль суетливо скидывает брюки с боксёрами, членом упирается в бедро Дина, пачкая его выступившей каплей. Звон пряжки ремня — музыка для ушей, рука на основании члена — почти как сон, и Кастиэль больше всего боится проснуться. Стоит Дину прикусить его сосок, сомнения о нереальности происходящего развеиваются. Кастиэль нетерпеливо ёрзает, пытается толкнуться, но чужой вес придавливает его к матрасу, не позволяя что-либо изменить. Но менять и не хочется, особенно когда Дин садится на его бёдра и их члены соприкасаются. Пока Кастиэль пытается совладать с собой, сжимая простынь, Дин медленно проводит рукой вверх-вниз, круговыми движениями обводит сначала свою, а затем головку Кастиэля, постепенно ускоряется, и всё это слишком мокро, влажно и скользко, и... Кастиэль зажмуривается и коротко стонет, когда на живот выплёскивается белая жидкость. Дин измазанной в сперме рукой проводит по щеке Кастиэля, прикрытым векам, носу, губам — оставляет следы везде, где только может. А потом сцеловывает их. Они сбегают до того, как рассветает. Дин выжимает всё что может из своей детки, оставляя позади грязный след на только что выпавшем снеге. — Сэмми приютит нас на первое время. Вы точно найдёте общий язык, брательник такой же ботаник, как и ты, — непонимающий взгляд Кастиэля заставляет осечься: — В хорошем смысле. — Сэм учится в Стэнфорде? — Ага. На юридическом. Хочет бороться за права «дефектных». Если бы гордость имела физический облик, им бы был Дин Винчестер. — Это будет непросто. — Винчестеры любят непростое. В Неваде Дин игнорирует ограничения скорости, стараясь как можно скорее пересечь «постапокалиптический» штат. Стоит заехать в город, о спокойствии заснеженной трассы можно забыть: тревожная пустота, тёмные занавешенные окна и свист полицейской сирены. Даже небо кажется тяжёлым — из-за туч, накрывших город. Кастиэль вздрагивает, когда вдали раздаётся выстрел, а потом ещё и ещё. На их пути — разъярённая толпа протестующих. Дин едет со скоростью пешехода, чтобы никого не задеть, не сигналит — никто не заметит. Вместе с транспарантами в руках блестят пистолеты, у кого-то — ружья. Когда на перекрёстке появляются полицейские, Дин сворачивает влево, выезжая на главное шоссе, пока позади разворачивается настоящая бойня. Никто не произносит ни слова следующие шесть часов. Спать приходится теперь по очереди и вздрагивать каждый раз, стоит вдали мелькнуть свету от фар. Кастиэль неосознанно кусает губу, периодически одёргивая себя, но через какое-то время начинает по новой. Он чувствует кровь на кончике языка, когда в боковом зеркале появляются красно-синие огни. Дину приходится съехать на обочину. Прежде чем опустить стекло, он сжимает руку Кастиэля и говорит: — Не волнуйся. Всё будет в порядке. Фонарик в руке патрульного — как холодное оружие. Кастиэль вжимается в дверцу, чтобы его не задело. — Что-то не так, офицер? — Дин непринуждённо улыбается, будто заказывает любимый пирог. — Стандартная проверка. Ваши документы. Ничего криминального, обычная проверка документов, но внутри Кастиэля всё сжимается. Он старается вести себя как Дин, расслабиться, но лицо превращается в камень, руки пытаются найти себе место то на коленях, то на подлокотнике. Патрульный молча листает их паспорта, вглядывается в фотографии, что-то записывает, и Кастиэль точно сойдёт с ума, если Дин не вдавит педаль газа в следующую секунду. — Выйдите из машины. Пальцы не слушаются, не могут нащупать дверную ручку, в голове лёгкое покалывание — предвестник обморока. Касание Дина немного приводит в чувства. Он слегка кивает, как бы говоря «Всё будет в порядке», только Кастиэль знает правду. Асфальт под ногами похож на магму, текучую, тянущую на дно, — задержи дыхание, потом вдохни. Рубцы от ожогов останутся навсегда. Кастиэль заставляет себя делать по маленькому шагу, видит, как Дин тоже выходит из машины и смотрит на него так виновато, что Кастиэль готов сам вырвать себе сердце. А потом Дин шепчет «Прости» и демонстрирует идеальный левый хук. Кастиэль не знает, кому предназначаются эти слова, потому что второй удар Дин наносит молча. Патрульный, застигнутый врасплох, пошатывается, не успевает достать пистолет или хотя бы электрошокер как оказывается на земле. Удар в живот почти как контрольный выстрел в голову — для надёжности. — В машину! Быстро! Они проезжают несколько километров в отрезвляющей тишине, которая вскоре сменяется полицейской сиреной. Кроме кусочка дороги в темноте ничего не видно, и Дин сжимает руль так, что костяшки белеют, — как будто это поможет. Дребезжащий голос из громкоговорителя требует остановиться, последнее предупреждение, и первая пуля пробивает заднее стекло. Кастиэль вспоминает все молитвы, которые учил в католической школе, хотя сам не верит, что они помогут. Его жизнь в руках Дина, а не божественной сущности, которая заранее приготовила для него смерть. — Пригнись! — с возгласом Дина очередная пуля врезается в сидение. Ещё чуть выше — и прямо бы в голову. Воображение подробно рисует кровавое месиво на лобовом стекле, поэтому Кастиэль не сводит глаз с Дина и его целой головы. Кастиэля бросает вперёд — лбом о торпеду, — когда Импала резко останавливается: дорогу загораживают четыре полицейские машины. Дин бьёт по рулю, вымещая всю злость и отчаяние, дышит так, будто пробежал марафон, а потом выходит из машины, подняв руки. Кастиэль наблюдает за Дином как в немом кино, но вскоре и сам оказывается рядом — шахматная фигура, которую только что выкинули за пределы поля. Он ждёт, когда холодный металл сомкнётся на запястьях, но полицейские медлят — смакуют момент, наверное. Когда один из них подходит ближе, Кастиэль вытягивает руки вперёд, опускает голову — не хватает разве что гильотины. — Сынок, всё в порядке? Во взгляде самого старшего полицейского сквозит удивление. Оно же залегает и между бровей Кастиэля. Слова застревают комом в горле. — Добро пожаловать в Калифорнию. Тогда Кастиэль внимательно всматривается в номер полицейского автомобиля — под слоем грязи, в самой верхней части виднеется аккуратное «Калифорния». — Дин... — Поезжайте. Мы всё уладим, — продолжает полицейский. — Здесь вы в безопасности. Удивительно, что до Калифорнии они добрались с минимальными потерями: всего лишь разбитое стекло и испорченный салон. На теле ни царапины, тогда как внутри — оголённые провода, случайное движение, и глаза предательски щиплет. Уже в потрёпанной Импале Дин сжимает руку Кастиэля, вместо солнечного тепла «Золотого штата» их встречает ветер и полотно из слоисто-дождевых облаков. Кастиэлю не нужны пляжные вечеринки и утренние купания в океане — он согласен на любые условия, если сможет быть счастливым. Даже если для этого придётся забыть прошлую жизнь.