...
16 октября 2022 г. в 18:46
Серия взрывов раздалась откуда-то сбоку. Поднимая затуманенный взгляд на звук, Мидория уже ни о чём не думал — не осталось сил. Руки отказывались слушаться, ноги не могли сдвинуться с места. В этот момент герой Деку был больше похож на тряпичную куклу, чем на человека со сверхспособностями. Голос разума подсказывал: Изуку не тот, кто может прекратить творящийся вокруг кошмар. Подсознание услужливо продолжало: он и не хотел прекращать. Все нервы, натянутые до предела всего несколько часов назад, внезапно «провисли», ослабли, и больше не было отклика на происходящие события.
Ещё один взрыв прозвучал совсем рядом, но Мидория даже не вздрогнул, лишь перевёл взгляд на охваченное огнём здание. Оно вспыхнуло, как спичечный коробок, облитый керосином. В широко раскрытых глазах Деку отразились языки пламени, но этот всепожирающий огонь не всколыхнул ничего в его душе. Совсем скоро от здания ничего не остаётся. Может, там ещё были люди, а может, всех успели эвакуировать. Разве есть разница, когда весь город — пороховая бочка. Атака злодеев увенчалась столь колоссальным успехом, что герои оказались не в силах дать отпор их натиску: некоторые малодушно сбежали, не питая иллюзий в отношении своих способностей; несколько погибло на руках у Изуку, до последнего вдоха борясь за жизни других; а кто-то находился в смятении, не принимая участия во всём происходящем, отстранённо наблюдая за тем, как рушится всё вокруг, в том числе их прежняя жизнь. Воздух пропах кровью, гарью и горечью. В нём повисло негласное отчаяние, находящее выход в редком предсмертном вопле или выстреле. Основная часть населения была эвакуирована, а тем, кто не успел покинуть город, дорога оставалась только на тот свет. Из-под обломков зданий тут и там торчали искорёженные тела, и лица покойников навсегда застыли безмолвной маской страха, боли, непонимания.
Небо заволокло тяжёлыми тучами, крупными каплями на землю пролился первый за засушливое лето дождь. Он застучал по обломкам, прибивая к земле поднятую пыль. Подставляя покрытое потом и кровью лицо под скорбь небес, Мидория безучастно подумал: «Пожары потушить не поможет, боль не снимет. Зачем нам сейчас дождь?» Раздался чей-то душераздирающий крик. Тело Изуку рефлекторно дёрнулось и замерло — так на мгновение стало тихо. Словно неистовый вопль разорвал привычную картину мира, сместил происходящее в единую точку пространства и сфокусировал на ней смысл всего. Мидория слышал каждую ноту отчаянной злости, бессилия, страха и сделал первый шаг.
Одеревеневшие, скованные тревогой и усталостью мышцы отказывались слушаться, но Изуку пробудил в себе остатки упрямства и заставил тело двигаться. Со лба стекла капелька пота. Напряжение сдавило грудь, мешая дышать. Да, до этого момента Деку мысленно отказался участвовать в дальнейших событиях, сдался, опустил руки и отдался на милость провидения. До этой секунды ему было абсолютно всё равно, что с ним станется. Он послал к чёрту и злодеев, и героев, зная, что по нему уже некому скорбеть. Он ждал своей гибели, потому что жизнь перестала иметь значение, и согласился отправиться в ад за собственное бездействие. Но теперь Мидория больше не имел на это права, не тогда, когда услышал отчаянный голос, так похожий на хорошо знакомый, родной. Дождь усилился, заглушая шаги и собственное рваное дыхание. По лицу потекли розоватые струйки смываемой с висков и лба крови — своей, других героев, гражданских. На руках, одежде она засохла бурыми пятнами, въелась в кожу, осталась металлическим привкусом во рту. Высунув язык, Изуку ловил каждую каплю дождя, стараясь промочить пересохшее горло, облизывая потрескавшиеся губы. Ему нужно хоть немного сил, чтобы двигаться вперёд — туда, откуда он слышал крик. Ещё не было поздно, Мидория знал это. Знал и шептал как молитву: «Я иду, Каччан, только дождись, я уже иду…»
Дождь намочил волосы, и каждая липнувшая к лицу прядь как будто добавляла вес телу. Так тяжело не было даже во время обучения в академии, когда Айзава-сенсей заставлял преодолевать собственный предел. Теперь Изуку понимал, насколько все они в своё время недооценили тренировки наставника: его ноги двигались, хотя умом Мидория понимал, что давно находится где-то за гранью своих возможностей — физических и духовных. Начался настоящий ливень, и на вздыбившемся местами асфальте стали образовываться лужи, отражение в которых разбивалось от частого стука капель. То ли небо угадало настрой Изуку, то ли он вдруг стал персонажем какого-то типичного голливудского фильма, в котором дождь идёт именно тогда, когда у главного героя в жизни начинается чёрная полоса. Впрочем, хоть проблемы Мидории ничуть не уступали по глобальности проблемам мирового кино, эмоциональная составляющая явно хромала: и герой слишком измученный, не выражающий ну никакого интереса ко всему происходящему; и личная драма отошла на двадцать второй план. Слабовато, безвкусно. Размышления в таком ключе вызывали приступы истерического смеха. Деку едва сдерживал хохот, изо всех сил подавлял в себе желание рассмеяться: рядом нет никого, кто помог бы успокоиться после подобной вспышки эмоций; и самому становилось не по себе от потери контроля над сознанием.
Мысли снова спутались, и теперь Мидория всё чаще вспоминал картины прошлого: от самых ярких — дней детства — до смазанных и нечётких — редких моментов наедине с Кацуки. Перемешиваясь и накладываясь друг на друга, воспоминания замещали реальный мир. Пока тело, кренясь на бок, отчаянно двигалось вперёд, разум пытался остановить мгновение, задержать стремительное движение, застыть во времени. Изуку невнятно бормотал, улыбался и плакал, злился и прощал — непонятно кого, неизвестно за что. Руки безвольными плетьми болтались вдоль тела, и Мидория готов был отсечь их, чтобы не мешались.
Крик больше не повторялся. Погрузившись в мысли, Деку потерял последний ориентир и не знал, сколько прошло времени. Спотыкаясь и зачерпывая ботинками воду из образовавшихся луж, Мидория брёл между разрушенными зданиями, всё дальше углубляясь во дворы, петляя теперь уже безымянными улочками. Наконец, выйдя на более-менее открытое место, он поднял глаза к небу. Бесконечный, бесконечный день — день, когда вся нечисть злодейского мира вылезла наружу, захлестнула город и стёрла с лица земли геройскую систему. Мидории не было жаль. За прошедшие часы он уже убил в себе это чувство и теперь, стоя на какой-то площади, так и не смог воскресить. Да и незачем. Старый мир рухнул. Теперь необходимо расчистить завалы обломков прошлого уклада и строить новый, отличный от предыдущего. Это уже заботы кого-то другого — того, кто сумел сохранить желание жить.
В сотне шагов вперёд по некогда мощёной булыжником площади качнулся неясный силуэт. Стена дождя мешала разглядеть, кто именно перед ним, — союзник или враг — но Мидория инстинктивно двинулся навстречу. Где-то вдалеке громыхнуло — рухнуло очередное высотное здание, но Изуку не услышал этого, как будто с территории площади откачали весь воздух до состояния вакуума и звук перестал распространяться. Вместо шума дождя, взрывов Мидория улавливал только собственный пульс — такой слабый до этого момента, но внезапно участившийся в несколько раз. Фигура с другого конца площади заметила его и двинулась навстречу, постепенно ускоряя шаг. Изуку остановился, пытаясь восстановить резко сбившееся дыхание — слишком мало воздуха. Не поддаваясь панике, он попытался сделать глубокий вдох, но грудь словно сдавило стальным обручем. Тогда Мидория открыл рот, облизывая пересохшие губы, и попытался сдвинуться с места, но в этот момент в глазах резко потемнело. «Неужели так выглядит смерть, — на секунду подумалось Изуку. — В один момент перестать дышать, сесть в каком-то незнакомом месте и никогда не подняться. Закрыть глаза и забыть, кто ты, чтобы обрести своё новое «Я», не помня о прошлом. Тогда всё не так плохо». Абсурдные мысли закрутились в голове, заедая и повторяясь, как старая пластинка; разом навалилась усталость, и Изуку пообещал себе, что больше не сделает и шага; встретит здесь, в руинах города, который он не смог защитить, свой конец. Что-то подсказывало — смерть рядом, почти дышит в лицо своим пагубным дыханием.
— Деку!
«Каччан, — Мидория мысленно улыбнулся, — я так рад снова слышать твой голос»
— Чёртов задрот!
«Совсем не меняешься со временем, но то, что ты жив — настоящее счастье»
— Не молчи, ты ведь слышишь меня.
«Конечно, слышу, Каччан»
— Эй, — Кацуки присел перед Мидорией и осторожно коснулся его плеча, а после несильно потряс. Тело лишь безвольно качнулось, но Изуку не открыл глаза. — Эй!
Дрожащей рукой Бакуго пытался найти пульс, то удерживая пальцы на шее Деку, то прощупывая запястья и локтевые сгибы. Сдавленно ругался, но прислушивался к собственным ощущениям, снова и снова искал заветный ритм. Дождь хлестал по лицу, и капли воды, скатываясь по щекам, заливались Изуку в уши, но он не мог ни отвернуться, ни закрыться рукой — морально и физически истощённое тело не подчинялось.
— Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! — в голосе Бакуго послышались рычащие нотки, и Мидории захотелось сжаться в комок. Гнев Кацуки не был направлен на него, но все инстинкты говорили об опасности, — И почему ты такой идиот?
Последние слова прозвучали совсем тихо, и Изуку почти решил пересилить себя — открыть глаза, чтобы увидеть лицо Бакуго, но в этот момент горячие ладони блондина легли на грудь Мидории; сквозь вымокшую ткань геройского костюма пробилось сухое тепло. Кацуки заговорил совсем тихо, и низкий голос слился с шумом дождя. По интонации было похоже, что Бакуго что-то рассказывает, иногда повышая тон, — тогда Изуку улавливал отрывки фраз и понимал, что речь идёт о нём — но всё чаще практически шепча. Прислушиваясь, Мидория не заметил, как Бакуго тонкими пальцами — уже без перчаток — стал водить по его скулам, подбородку, аккуратно убирая мокрые пряди с лица; очерчивая нос, едва заметно, словно украдкой, касаясь губ. Тыльной стороной ладони Кацуки вытирал щёки и лоб Деку, не отдавая себе отчёта, что через мгновение их снова намочит дождь. Изуку замер и позволил себе раствориться в ощущении присутствия Бакуго. Он в который раз подумал, что Кацуки всю жизнь был для него глотком свежего воздуха в знойный безветренный полдень: необходимый, яркий, но непостоянный, — так часто он не был рядом — и его всегда мало.
Аура опасности чувствовалась со всех сторон. Изуку знал, что к ним приближаются враги, их много, и они сильны. Подмоги ждать не приходилось: большинство героев повело себя как гражданские — давным-давно эвакуировалось, а никому из оставшихся и выживших и в голову не пришло бы соваться в такое место, где за каждым углом и камнем мог притаиться злодей. К тому же от той части города, где они находились, остались только площадь и несколько боковых улочек, а всё остальное превратилось в руины. Кое-как разлепив веки, Изуку многозначительно взглянул на Кацуки, но тот и сам уже понял, что что-то не то, и настороженно озирался.
— Кач…чан, — попытался позвать Мидория, прежде чем Бакуго поднялся на ноги. Сиплый голос тут же утонул в шуме дождя, и Кацуки даже не обернулся. Тогда, кое-как собравшись с силами, Изуку заставил себя сесть. Перед глазами всё поплыло, но повторно терять сознание Мидория не собирался. — Каччан!
Они двинулись разом со всех сторон, медленно и вальяжно, прекрасно осознавая своё численное превосходство. На каждом был новенький контрафактный «геройский» костюм, а потому многие не скрывали презрительную усмешку при виде потрёпанной амуниции своих противников. Единственное, что осталось у героев — гордость, и злодеи не могли упустить шанс втоптать оную в грязь. Поняв, что они окружены, Бакуго замер, как настороженный пёс. Хоть он и стоял к Изуку спиной, Мидория мог поклясться, что глаза Кацуки горят дьявольским огнём. Поза, аура, жесты говорили за него: к бою готов, сдаваться не намерен. Наверняка у него даже есть план. В воздухе повисло напряжение: ни одна из сторон не спешила сделать первый шаг. И Деку тоже ждал, зная, что перед началом боя Бакуго обернётся. Всего на мгновение, чтобы посмотреть ему в глаза. Они никогда не работали слаженным тандемом, хотя и понимали друг друга без слов, однако эту особенность Изуку подметил ещё со времён обучения в академии. Словно гордый Кацуки, который никогда не считается ни с чьим мнением, спрашивает у него: «Ты готов?».
События развивались словно в замедленной съёмке: кто-то из злодеев дал знак начать атаку, и Бакуго кинул короткий взгляд через плечо. Ждал знака, чтобы взрывным вихрем ворваться в строй противника. Один кивок подобен нажатию красной кнопки для запуска ядерного орудия, и эта честь предоставлена Деку. Но в этот раз Мидория медлил, вызывая недоумение в алых глазах, быстро сменяющееся уверенностью. Изуку знал, что видит Бакуго, потому что они оба прошли через этот ад: разрушенный город, гибель родных и близких, сотни и тысячи жертв… Едва ли кто-то из них верил, что им ещё суждено встретиться в этой жизни, но это произошло, и потому во взгляде Мидории были лишь благодарность и горечь предстоящего расставания: их бой окончен, на нём же заканчивается и земной путь.
До атаки злодеев оставалось несколько секунд, но выдернутая из самодельной гранаты чека уже летела в ближайшую лужу. Глядя на протянутую руку, Мидория не сомневался и не испытывал страх, позволяя рывком поднять себя на ноги. Он успел посмотреть в алые глаза напротив, прежде чем Кацуки жадно поцеловал его, что-то произнося в приоткрытые губы.
Их первый и последний поцелуй прервал мощный взрыв гранаты, и всё пространство, казалось, сузилось до его эпицентра. Однако то, что стало концом, — города, эры героев — вполне возможно может стать началом чего-то куда большего и значительного для Мидории Изуку, ведь последнее, что он услышал в своей жизни было: «До встречи, Деку».