𝚙𝚎𝚛𝚏𝚎𝚌𝚝𝚒𝚘𝚗

      И всё-таки Мейко совершенна. Гакупо наблюдает за ней. Мейко заливисто-пьяно хохочет над идиотской шуткой Рин, в руке — бутылка саке. Певицам не положено пить алкоголь, но греческим богиням можно. Просто она прекрасна, как греческая Афродита, которая, как самурай считает, когда-то мутила с богом вина и празднеств. Впрочем, он может и ошибаться. Сам он ни капли в рот не возьмёт, потомственный самурай, решивший отучиться на математика в университете Йокогамы. Или Киото. Или Токио. Город Гакупо запомнить не в состоянии, но черты лица Мейко он помнит точно. Даже лучше, чем формулы интеграла и дискриминанта.       Мейко — более-менее начинающая певица, учится на гуманитарном профиле и по памяти цитирует японских классиков двадцатого века, несмотря на то, что на учебу забила гвоздь таких размеров, какой даже в страшном сне не приснится. Мейко носит короткую красную юбку, топ с длинными рукавами и высокие ботинки. Слишком откровенно для кого угодно из семьи самураев, но не для Камуи. Ему нравится её стиль, он не хочет осуждать её за то, что ей нравится. Потому что она нравится ему. Мейко старше него на пару-тройку лет.       Правда, она ниже самого Гакупо на голову, а то и больше. И вообще не выглядит так, как ей на самом деле. А на самом деле ей двадцать три. Рин снова рассказывает что-то про своего братца, и Гакупо их даже не слушает. Кайто глазеет на портрет Мику, который тот не без посторонней помощи запихнул в медальон. По этой пресловутой Мику сохнут все, кому не лень. И Лен, и Кайто, и даже старший брат Мейко. Кто угодно, но только не Гакупо.       — Ээй, Камуи… — тянет кто-то у него над ухом. Снова пьяная, снова щедрая на сентиментальности, снова влюбленная в него Лука. Она опять пыталась добиться его расположения, только все безуспешно. — Давай потанцуем?       — Извини, Лука, но нет.       — Почему-у? — обижается она.       — Потому что ты достала навязываться! — прикрикнула тоже пьяная Мейко. Лука осела на пол.       — Я? Навязываюсь?       — Да, ты. Бесишь таскаться, как влюбленная коза. Они тогда подрались, и на следующее утро брюнетка уже ничего не помнила. Только Гакупо запомнил. А через месяц цвела сакура, начинался учебный год. И Гакупо решил, что молчать больше не стоит. Группа поддержки — Кайто и Лен, старая сакура на заднем дворе университета и записка, подкинутая в шкафчик Мей сегодня утром.       — Ты сможешь. Ты же потомственный самурай, — Кайто откинул шарф и похлопал друга по плечу. Камуи вздохнул.       — Да, я смогу. Я потомственный самурай, я выдержу отказ с честью.       — Почему это ты решил что она тебе откажет? — влез Лен. Кайто смотрел куда-то за спину Гакупо.       — Ну просто… Мейко, она… Классная. Добрая, смелая, яркая. Она идеальная, просто совершенство… Разве я смогу стать достойным её?       — Эй… Обернись, а? — взгляд блондина сразу же поменялся, тот час же. Гакупо медленно обернулся и… За ним стояла Мейко: чуть покрасневшая, протягивала ему картонное сердечко, вырезанное явно в европейских традициях.       — Самурай, блин… — смущённо пробурчала она. — Сам ты совершенство… Я люблю тебя, дурак. Дурак, потому что почерк на записке был твой. И Гакупо даже не возражал. Он будет дураком, лишь бы её.

***

      — Вот так мы с вашей мамой полюбили друг друга… — Камуи захлопнул старый фотоальбом — подарок близнецов Кагамине на свадьбу. Девочка и мальчик четырнадцати лет восторженно смотрели на отца глазами, как у Мейко. Сама же женщина стояла, оперевшись на дверной косяк.       — Так мы пойдем ужинать или как? — улыбаясь, спросила она.       — Да, мам, — хором сказали дети.       — Я первый на кухню!       — Нет, я! Когда детишки убежали, Камуи поворачивается на жену и улыбается ей. Шатенка проходит к нему, и усаживается на мягкий подлокотник бардового дивана.       — Ты совершенство, — Гакупо целует жену в лоб. Та жмурится.       — Пойдем, совершенный ты мой. Еда остынет. Он держит её за руку, мягко согревая пальцы. И всё-таки Гакупо совершенен. А о своем совершенстве Мейко услышит ещё много раз. Все же ещё впереди.