преступник.

Дневник с умиротворенно тихим шелестом распахивает свои объятия хозяину и покорно перелистывает из всех изрисованных или исписанных страниц прямиком на чистую и еще не изученную. Акааши, насколько он может быть незаметным в спортивном зале на перерыве, старается прикрыть свой маленький обитель мыслей и записей в коленях и быстро вытаскивает из корешка ручку. «Беззаконие — это преступления, неповиновение и ослушание закона, правил, точно обговоренных вслух или вычерченных на бумаге. Бесстыдство — это наглейшие и беспардонные действия, обдуманные не головой, а чем-то объективно неприличным и бесстыдным, полное нахальство, плюющее на чужие чувства и воющий орган кровообращения где-то слева в реберной клетке. Беспредел — это нечто за рамки выходящее и сносящее наповал все писанные и неписаные правила, высшая степень эгоизма и его всевозможные проявления, наглость в чистом виде и редчайшее хамство. А еще это Бокуто Котаро. Со своими нахально чудесными глазами, впивающимися медовой ядовитостью прямиком в сердце и точно пуля метчайшего снайпера пронзающими его насквозь. И пока трепещущая пульсация отдает в висок и закладывает уши, а губы немощно подбирают рассыпанные на пол осколки слов, эта «наглость» самодовольно щурится, а зрачки — изящные черные дыры — засасывают в себя без шанса вернуться. Я в этой ситуации потерянный космонавт без баллона с воздухом, шлема и скафандра в целом. Возможно даже мертвый, но точно готовый и стремящийся утонуть в их пучинах. Никак иначе. А потом его совиные повадки. Это чистого рода рода беззаконие, и пора бы уже издать указ об их запрете. В ином случае у меня случится инфаркт, если ни чего-нибудь похуже. А пока мое кредо — его изумительно-непонимающие наклоны головы и глупое «ох-хо?» перед настоящим вопросом. Его безумное и странное, но такое родное и теплое «хей-хей-хей», разливающееся по помещению, как молоко из случайно опрокинутого стакана или таящее на солнце клубничное мороженное. Увы, какими бы негласными законами это не было запрещено, они пока остаются в моей мозговой клетке, а мне, как тому самому мороженному, приходится таять от одного лишь громогласного голоса, и не дай кто-нибудь там всевышний или, на крайний случай, подземный, он окликнет по фамилии сеттера. Меня, то есть. Не хочу слышать больше громогласное «Акааши!» по всей площадке, чтобы густая краска того же цвета, что и растаявшее мороженное от этой лучезарной улыбки, которая и самим Солнцем посоперничать может, заливала щеки, при чем так плотно, что только слепой не заметит. Посмотреть на его тело и зависнуть на бесконечное количество часов (а какая уже разница на сколько?) — это уже преступление с моей стороны и покушение на его собственность, однако же, иметь такое тело, рельефное, опасное и обжигающее, как ядро самой Земли, и есть настоящий беспредел. Беспредел, который с удара сносит крышу, а она, даже не помахав ручкой, мчится в закат, оставляя остатки сознания нервно сходить с ума и просто таращится на это творение искусства. Кисть Да Винчи бы не дрогнула, чтобы написать ему портрет. Бумага ни в коем разе не передаст той изящности его мускул, особенно на спине. Те, что выпирают, когда футболка от пота нагло прилипает к спине, и лопатки, будто хотят пронзить кожу насквозь, выпирают острыми горами. Бокуто Котаро — преступник. И этот факт никто не посмеет оспорить, особенно если учитывать, что о нем пока никто не догадывается, что возможно и к лучшему, потому что в списке «недогадливых» прямо в первом пункте начиркано имя Бокуто. И пусть так дальше будет. Потому что он — само воплощение редчайшей наглости и невоспитанности, полного эгоизма в действиях; редкостное беззаконие и беспредел, как превышенная на оживленной трассе скорость или убийство человека на людях. Бокуто Котаро вор. Вор, который незаметно украл мое сердце и всеми силами удерживает его в цепких совиным лапах. Хотя я и не против.» Акааши с хлопком закрывает свой дневник и наконец позволяет себе сладко вздохнуть. Тянется за водой, в предвкушении если не хорошего, то нормального настроения, потому что иначе каким оно должно быть, если все мысли расставлены по полочкам? Полное умиротворение. — Акааши, я не вор, — разносится где-то позади и Кейджи точно узнает голос протагониста его изложенных мыслей. Голос Бокуто.