Кровь на танцполе

Инженер посмотрел на наручные часы, сверился с циферблатом на стене, бросил взгляд на голубой экран потрёпанной Артёминой мотороллы, показывающей время, и вздохнул. 10 часов вечера. Артём отдал ему телефон, когда Главарь подарил сыну новый. Инженеру тоже хотели пропихнуть новомодный мобильник, но он отказывался, как мог, отметая даже самые веские аргументы. Ему было неловко получать такие дорогие подарки. Он очень к этому не привык, а вот донашивать за старшими братьями — самое обычное для него дело. И пусть это тоже в какой-то степени было подарком, но всё же не настолько дорогущим и скребущим на душе. Главарь и так уже оплачивал Инженеру полное лечение в США, и они постоянно весьма неприлично шутили, что Инженер "отработает" (в свою защиту он может сказать, что шутили они так только наедине, ни в коем случае не подвергая пыткам своими пошлостями всех остальных). Кстати, о лечении. Инженер вновь взглянул на свои часы и опрокинул в себя комплекс прописанных ему импортных таблеток, запивая водой. Он всегда старался делать это в одно и то же время вплоть до минуты. Самодисциплина или её иллюзия приводили его хаотичный разум хоть в какой-то порядок и держали в узде, создавали ощущение подконтрольности ситуации. И, отдавая этой системе должное, важно отметить, что Инженер жил в ремиссии и без "щелчков" вот уже больше полугода, что было для него настоящим рекордом. Раньше он частенько срывался на бесцветные, отупляющие, бредовые недели, во время которых разве что не пытался захватить мир. Эти периоды он плохо помнил, и вспоминать их не возникало никакого желания. У него началась новая жизнь, в которой никто не вспоминал его прошлое. Он чувствовал, что впереди его ждало только... Инженер ощутил, как краснеет, вспомнив про коробочку с кольцом в кармане пиджака. Он не коснулся её руками, но она как будто коснулась его сама, согрела его там, у сердца. Символично будет снова круто повернуть жизнь Главаря именно сегодня — за два часа до Нового Года. И Инженер надеялся, что в этот раз всё закончится счастьем, а не инвалидным креслом. Он ещё раз нервно проверил время. Его не было ровно десять минут, однако он не мог долго оставлять Главаря одного. Во-первых, это было бы невежливо по отношению к гостям. А во-вторых, сегодня был очень важный для Главаря день — его избрали президентом России, и Инженер очень хотел разделить с ним эту радость. Как раз по этому поводу в "Канарейке" устроили праздник, тихий междусобойчик для своих, на котором почему-то было много людей. Дверь в подсобное помещение открылась, и на Инженера обрушился ослепительно-яркий свет. На пороге стоял Артём. — Кеша, ну ты долго ещё? Отец нервничает. — Нет-нет-нет, я-я вот ну, закончил всё. Пойдём. Они прошли сквозь кухню и увернулись от всюду снующих поваров, стараясь им не мешать. Перед дверью Инженер остановил Артёма, осторожно потянув за локоть. Тот обернулся, удивлённо поморгав под чёрными очками, быстро сориентировался и понял, что Инженер хочет поговорить. Они с Артёмом, к слову, стали ещё дружнее. Инженер никогда не называл его сыном, но все новые знакомые по началу принимали именно Инженера за отца Артёма, а из Главаря делали дурное влияние или новый авторитет, который часто имеют подростки после разрушения авторитета родителей. У Инженера были догадки, почему так происходит: некоторая холодность и отчуждённость в отношениях Главаря и Артёма определённо осталась, бывало, они вели себя совсем не как родные люди, неловко сидели в тишине, не зная, о чём поговорить; а вот Инженер, воркующий над Артёмом, интересующийся его успехами в учёбе и на личном фронте, спрашивающий, что он сегодня ел и сколько спал, больше походил на отца-одиночку. И при этом Инженер ничего не мог с собой поделать. Он не был самым младшим в семье и на него часто ложилась ответственность за младших братьев и сестёр, плюс ещё все двоюродные-троюродные братья и сёстры, племянники и племянницы, родные и неродные. Он совсем недавно осознал, что действительно привык быть отцом-одиночкой. Он привык играть по три часа в гонки с оравой детей во дворе, изображать из себя больного для любимых племянниц из клана врачей, быть тупым учеником, получающим по голове указкой, сидеть рядом с двоюродным братом во время болезни, потому что тётя Алла должна выйти в третью смену, и по ночам разбирать чужой мопед вместе со сводным дядей, который на два года был младше самого Инженера. С Особой это, конечно, не работало, зато вот с кем-то помладше — запросто. Впрочем, забота была абсолютно взаимной. Иногда Инженеру даже казалось, что Артём был готов наброситься на кого угодно, стоит только косо посмотреть. Хотя это могло просто передаться ему от Главаря. Инженер и Артём делились переживаниями, идеями, мыслями, в том числе и про его отношения с отцом. Они могли говорить часами напролёт, и Инженера очень расстраивало, что от Главаря в сторону Артёма можно было дождаться максимум деревянных реплик об учёбе и строгих рукопожатий. Артём же, кажется, был на что-то глубоко обижен, даже травмирован, и в ответ на все уверения о том, что его любят, от чего-то лишь зло усмехался. Разумеется, Инженер всячески подталкивал Главаря и Артёма к развитию более тесной связи, и получалось довольно тяжело, как будто пытаться сдвинуть с места ржавую тачку для стройматериалов — не невозможно, но для этого нужно сначала растворить в кислоте все препятствия. Безусловно, они любили друг друга, но между ними всё ещё была стена, которую — чувствовало сердце — придётся разбирать долгими зимними вечерами, и желательно с психологом. Тем временем, Инженер подозвал Артёма в угол и, ощущая, как подпрыгнуло и ускорилось сердце, вытащил из кармана красную бархатную коробочку в виде сердца. Артём оглянулся по сторонам, удостоверяясь, что повара не обращают на них внимание, и иронично прошептал: — Кеша, я, конечно, польщён, но ты вроде бы встречаешься с моим отцом. Инженер закатил глаза. Естественно, Артём знал о кольце, они вместе продумали весь план. Он даже специально для этого добыл старое обручальное кольцо Главаря, чтобы точно подобрать размер. Но Артём не был бы Артёмом, если бы не пошутил таким образом. — Тём... — Ладно-ладно. Покажешь хоть? Инженер закусил губу и осторожно приоткрыл коробочку. Перед взором Артёма предстала тоненькая серебряная полоска с непропорционально большим разноцветным камнем. Внутри него будто что-то расцветало, ловя каждый лучик света. Чтобы лучше рассмотреть украшение, Артём даже наклонился и снял тёмные очки, нацепив их на голову так, что его короткие волосы смешно встали дыбом. — Интересно... — наконец выдвинул свой вердикт он, отдавая коробочку обратно. — Это что это за камень такой ты раздобыл? — А-а-а, это опал. Очень красивый, п-правда? Я уж не стал там какие-то э-э финтишлюшки брать, ну, как-то сам понимаешь, Г-грише не солидно будет, а тут... — Ну да-да. Хороший выбор. Молодец! Не переживай так. Ему понравится. — Думаешь? — Отвечаю, — заверил его Артём и, улыбнувшись, потащил-таки Инженера в зал. Для танцпола расчистили место и убрали почти всю мебель, поставив один шведский стол и несколько диванов по краям. Прямо напротив дверей на кухню теперь возвышалась небольшая сцена, на которой играл Багровый Фантомас. Куча техники и проводов, дым, приглушённый свет, пёстрая новогодняя ёлка в углу и громоздкий телевизор на колёсиках, чтобы смотреть обращение президента, когда он стоит буквально плечом к плечу с тобой. Светомузыка била по глазам, а рок — по ушам. Инженер глубоко вдохнул и выдохнул, подавляя приступ паники при виде толпы людей. Вечеринка началась где-то полчаса назад, и гостей действительно было много. Не то, чтобы здесь был кто-то, кого Инженер не знал, просто... С таким количеством людей он чувствовал, что совершенно теряется, и ничего, кроме желания пойти и запереться в тёмной кладовке, у него не возникало. Инженер заставил себя улыбнуться. Он делал это ради Главаря. Ради Гриши. Инженер вновь по очереди обошёл всех: сделал комплимент идеальной форме Жилина и его рогам оленя, которые он носил как корону; обнял пошатывающегося Игоря, обвешанного мишурой и кучей выигранных в конкурсах блокнотиков; пожал Юре руку и за это короткое рукопожатие услышал краткую историю о том, что где-то здесь находится славянское кладбище пауков, населённое радиоактивными призраками; поинтересовался у Тани, как её дела, получив в ответ коротенький комментарий насчёт их местной селёдки под шубой; не совсем удачно улыбнулся Ричарду на его шикарную улыбку; выпросил автограф у выступившего Всеволода Старозубова, параллельно вполуха слушая историю Феди о том, где он купил этот замечательный свитер; прошёл мимо Стажёра и Артёма, решив не смущать их (он незаметно подмигнул обоим); обнял Зину, Особу да и Лёшку, чего таить; послушал спор Виктора Сергеевича с Гвидоном о том, что важнее — искусство или наука; похлопал Вениамина по плечу, приободряя, потому что дальше должен был вступать он; серьёзно кивнул Мише и поправил его бабочку; поаплодировал Багровому Фантомасу и обнял неугомонных Розу и Яшку. Когда Инженер добрался до Главаря, он думал, что никаких моральных сил у него не осталось, но стоило Главарю сверкнуть своей искренней улыбкой, как вся усталость слетела с него, как стеклянная колба со стола. — Я э-э, надеюсь, ну, это... Я недолго был? — спросил Инженер, заглядывая в любимые глаза. — Ты как раз вовремя. Сейчас подойдёт кое-кто важный. Я хочу вас познакомить, — сказал Главарь, присаживаясь, потому что всё ещё не мог долго стоять. Теперь он ходил с тростью, а инвалидное кресло, хотелось бы верить, будет необходимо только иногда. — Ещё один г-гость? — напряжённо спросил Инженер, хмурясь. — Я думал, здесь, ну... Как бы все. Кого ещё?.. не понимаю... — Да, хм... Ты его не знаешь. Брат мой. Он пару лет назад вышел, но мы контакт не поддерживали, так сказать. Вчера вот позвонил, поздравил, ну я и... — Главарь беспечно махнул рукой, усмехнувшись. — Пригласил! Не вечно же в контрах ходить. — Ну, да-да, брат же... — отозвался Инженер, кивая, но сердце у него всё равно было не на месте. — А-а вы, ну... Почему э-э поссорились? — спросил Инженер, комкая свой пиджак, и тут же спохватился: — Ну, если не сек-секрет! Главарь мягко рассмеялся, снимая перчатку, и взял Инженера за руку. Казалось, такой простой привычный жест, а Инженер всё равно залился краской, окинув зал взглядом. Никто не обратил внимания. — Кеша, у меня от тебя секретов нет, и всё же... Лучше я тебе наедине расскажу, хорошо? Там история с подковыркой такой, неприятной очень. Она не для всех. Мне, говорят, теперь имидж нужно сохранять, раз я такой... ну, человек важный в стране стал. — Ну, да-да, понимаю... Эта "подковырка" ещё больше насторожила Инженера, однако он кивнул и улыбнулся, крепче сжимая ладонь Главаря в своей руке. Где-то по ту сторону ментальной ограды тревожно забились мучительные подозрения, отчаянно крича об опасности, грозящей Главарю. Вениамин сыграл на синтезаторе пару попсовых песен, и Инженер с Главарем неумело потанцевали под них вместе со всеми, стараясь подражать странным движениям Сапогова и Старозубова. Инженер предпочитал медленный вальс, который они одним уютным летним вечером танцевали у Главаря в кабинете. Главарь же вообще не любил танцевать и делал это только потому, что он хозяин вечера. Пока Главарь, совершенно лишённый грациозности и подвижности, неуклюже двигался под музыку, до Инженера вдруг снизошла простая истина: Главарь был обречён стать хорошим президентом. Он был ответственным, серьёзным, щедрым, умным, представительным; мог быть добрым и сочувствующим, когда хотел. Ему всегда было, что сказать, и его слова всегда звучали веско, даже если не имели смысла. Он знал Россию изнутри, знал её проблемы и людей в ней. Разрозненной, обнищалой стране нужен был именно такой президент — железный. Главарь справится, да. И, может быть, через пару лет в России, прости Господи, даже можно будет спокойно жить. Мысли Инженера, стоящего рядом со шведским столом с бокалом шампанского, прервал радостный возглас Главаря: — А! Захар! Ну, наконец-то ты пришёл. — Да уж, звиняй, братан. До твоей сазановой* хаты не добраться! — послышался тревожно знакомый Инженеру голос, и паника подступила к горлу. Он начал осторожно подходить, пытаясь издалека разглядеть этого Захара, но так, чтобы самому оставаться вне поля зрения. Вениамин поставил на проигрывателе какой-то новый хит, и Инженер, ходя по кругу, случайно чуть не опрокинул большой динамик. Оборудование зашипело, но исправилось, и из колонок вновь послышался прилипчивый электронный мотивчик. Инженер щурился и вставал на цыпочки, силясь разглядеть лицо Захара, когда его настиг Жилин и начал о чём-то болтать, приобнимая за плечо. Инженер с небольшим укором совести использовал Серёжу как прикрытие, улыбался и кивал, не особо вдаваясь в его речь. Что-то про огород, посадку помидоров, удобрения... Из колонок гремело: — Звёзды пьяные пылали, Пили пули, пили кровь. Понарошку умирали, Воскресали, бились вновь. Главарь с Захаром тем временем подошли к шведскому столу, о чём-то разговаривая. Захар постоянно воровато оглядывался, как будто ему было что скрывать. Главарь хотел положить руку ему на плечо, но Захар почему-то увернулся и начал быстро объясняться. У Инженера мгновенно что-то прояснилось от этого жеста, однако он не мог понять, что именно. Будто он пытался ухватиться за мысль, как за улетающий воздушный шарик. — Безнадежно по спирали, Рвали нежный ореол; В зеркалах не отражались, Слезы лились на танцпол. В какой-то момент Главарь повернулся в сторону Инженера и махнул ему рукой, как бы приглашая поговорить. Инженер быстро отделался от Жилина, пообещав какой-то невозможный растворчик, из-за которого виктория будет расти как на дрожжах. Вся его неудачная слежка заняла не больше минуты. — Пули обманули, Яды подвели, Застрелили так некстати. Инженер осторожно подошёл, ссутулившись и нервно улыбаясь, когда Главарь с Захаром чокались и опрокидывали в себя по рюмке водки. Главарь закусывать не стал, пьяно улыбнувшись, а вот Захар сразу налёг на солёные огурцы. Тогда-то Инженер со своей близорукостью узнал Захара, и душа ушла в пятки. — Пули обманули, Яды подвели, Застрелили так некстати... Это он избил Инженера во время рейда отряда Стрельниковой. Это он пообещал убить Главаря. Это ему Главарь, не видя лица, прострелил плечо. Это был Захар. — Извини-извини, Извини-извини. Инженер почувствовал, как по телу проходится дрожь, и невольно сжал руки в кулаки. Должно быть, Главарь уловил эту перемену и спросил, всё ли в порядке. Инженер читал по губам, не слыша его слов то ли от грохота музыки, то ли от ужасающего звона в голове, накрывающего его сознание. Ему срочно нужно что-то сделать. — Извини-извини, Извини-извини. Прежде чем Инженер успел сообразить, они с Захаром встретились взглядами, и живот скрутило в тугой комок. Возможно, избежать дальнейшего получилось бы, если бы Инженер не так судорожно сверлил Захара глазами. В конце концов, их встреча была целых полгода назад, люди и не такое забывают, но... Захар его узнал. И, как любой отчаянный человек, он решил действовать радикально. Когда Захар отработанным движением потянулся за пистолетом, только трезвый Инженер считал это движение. Захар выстрелил, целясь в Главаря, но не попал. — Кровь на танцполе, Наша кровь на танцполе. Дальше Инженер уже плохо помнил, как оказался на полу; помнил только каким горячим было дуло пистолета. Разноцветные огни стробоскопов кружились перед глазами, пока он держался за кровоточащее пулевое ранение. Вероятно, попали в лёгкое. Он ощущал, как его светлый костюм пропитывается кровью и прилипает к спине. Металлический, неприятный и такой знакомый привкус застыл на языке. Сердце перестало сокращаться, как будто вся кровь вдруг полилась сплошным потоком. Но так ведь не бывает, да? Да? Он слышал крики, ругательства и проклятия Захара, ещё выстрелы, ещё крики, но всё это было словно далеко, в другом мире. В мире Инженера была только светомузыка, приставучая мелодия и острая боль в груди. — Мы кровь на танцполе. Слышишь, кровь на танцполе! Это были минуты, полные противоречий. Время шло и быстро, и медленно. Всё внутри сжалось до атома и при этом Инженер чувствовал, что тело как буквально разваливается на части, и его неспособное дальше удерживать ядро рассыпается, грозя устроить ядерный взрыв. Агония разносила по нервам огненный дождь и одновременно застилала всего его снежным одеялом. Однако ужас предстоящей смерти никак не появлялся. Инженер понял, что это банальный шок. Вместе с тем перед взором мельтешили люди. Особа, Зина и Стажёр корпели над ним, снимали с него пиджак, расстёгивали рубашку и осторожно поднимали его руки, накладывая самодельную повязку. Инженер видел, как испуганно зажмурилась Зина, шепча что-то похожее на "сколько же крови!"; Особа гладила его по голове, говорила "держись, родной, ты только держись"; Стажёр ничего не говорил, только ледяными руками прижимал повязку к ране, и, кажется, молился. Инженер хотел поблагодарить их, но не был уверен, смог он выговорить слова или нет. Бледный (или это так казалось из-за игры света) Главарь склонился над ним последним. Совершенно несобранный, наверное, впервые такой испуганный. Когда в него самого стреляли он был спокоен, а тут всего лишь Инженер... Главарь говорил что-то неразборчивое и обнадёживающее, держал за руку, гладил по лицу, почти плакал. Инженер улыбнулся окровавленными зубами и закашлял, обагряя лицо кровью. — Гриш, я... — Ему вдруг остро захотелось это сказать. Так странно было осознать, что они ни разу друг другу это не говорили, как будто это было какое-то негласное правило, сам собой разумеющийся факт. — Я лю-люблю тебя, Гриш. Главарь скривился, как будто выстрелили в него, и из-под очков полились крупные слёзы, падая на Инженера. Он закричал на кого-то сбоку, что-то про скорую, но Инженер уже не слышал, пропадая в какофонии света и звука. "Гриша в порядке, и это главное," — подумал Инженер, прежде чем отключиться. Музыка так и играла: — Кровь на танцполе, Наша кровь на танцполе. Мы кровь на танцполе. Слышишь кровь на танцполе! *** Тихие разговоры людей в халатах, подоткнутое одеяло, въевшийся в подкорку запах таблеток, холодный зимний ветер, кричащий в плохо закрытой форточке. Яркий солнечный свет проникал в светлую палату через большое окно. Покрывало у ног нагрелось, словно на нём сидел тёплый кот. Или действительно сидел? Инженер не знал, он не видел без очков, но и сами очки не видел. Где-то в коридоре он подслушал часть разговора Артёма по телефону. Он отвечал отстранённо и односложно, пытаясь от кого-то отделаться. В палате кто-то перелистывал страницу за страницей, скучающе постукивая пальцами по дереву. Инженер узнал бы этот перестук из тысячи. Он не помнил, как и когда пришёл в себя окончательно. В нем ничего не проснулось, не ударилось в солнечное сплетение, будто голубь в окно, и он не сел на койке, тяжело дыша. По-видимому, он несколько раз засыпал и снова просыпался, ощущая монолитную атмосферу больницы. Воспоминания и образы новогодней ночи брезжили в его разуме, но ничего не казалось реальным, словно он пытался вспомнить растаявший сон. Инженер, едва слышно шурша под одеялом, обшарил свою грудь под пижамой и нащупал доказательство реальности — шершавый послеоперационный пластырь. Он облегчённо выдохнул и протянул руку куда-то к серой массе тумбочки, слепо пытаясь найти очки. Ему их придвинули и почти вручили холодные мягкие руки. Гриша. Инженер с замиранием сердца быстро-быстро взял очки, сел на упругой кровати и надел их, чтобы увидеть тёплую уставшую улыбку Главаря. Он сидел в кресле с книгой в руках, смотрел на него в ленивых солнечных лучах, сняв тёмные очки, и, кажется, никак не мог наглядеться. Инженер знал это чувство. Ты так много хотел сказать, так много всего поведать, захлёбываясь. Ты напряжённо ждал-ждал-ждал, и вот когда ты уже увидел его — родного человека —, прижал его руку к себе, поймал его взгляд, и!.. Все слова вдруг растаяли, утонули в пучине его глаз, исчезли, подобно атавизмам. В тёмных глазах Главаря блеснули слёзы. — Г-гриш... Ну, ты э-э чего? Ч-чего плачешь? Главарь издал глухой смех, качая головой, и слёзы полились по его лицу. Инженер непонимающе поморгал и поправил очки, пока Главарь тяжело вставал с кресла, чтобы сесть на кровать. — Н-ну, ну, что ты так? О-обошлось же всё! Вот я, вот живой и-и здоровый. А-а ты вот! Ты такой весь!.. Ну, не плачь! — выпалил Инженер, прежде чем Главарь сгрёб его в охапку и крепко обнял. — Никогда так больше не делай, слышишь? — прохрипел Главарь. — Я чуть... я чуть с ума не сошёл. Инженер обнял его в ответ, виновато зарываясь в пиджак Главаря. — П-прости, я... ну, как-то оно с-само. — Дурак ты, Кеша. — Сам дурак, — буркнул Инженер, и через секунду они тихо рассмеялись, медленно растаяв в объятиях друг друга. Главарь зарылся рукой в растрёпанные кудри Инженера и поцеловал его в скулу. Инженер немного застенчиво улыбнулся, но в долгу не остался, взяв лицо Главаря в свои руки. Он стёр дорожки слёз и нежно коснулся его губ, встречая ответную раскрепощающую нежность. — Я так понимаю, я не вовремя, — ухмыльнулся Артём, опершись плечом о косяк двери. Инженер с Главарём мгновенно отстранились друг от друга, стыдливо краснея. — О-ой, Тёма! Как ты? Ты э-э в порядке? — Да я-то нормально. Это в тебя здесь стреляли, — ответил Артём, деловито усаживаясь на кровать в образовавшееся пространство между ними. — Да, я там... Ещё выстрелы слышал. Н-никто же больше, ну... не пострадал? — Нет, парни быстро скрутили Захара, — мрачно отозвался Главарь. — Ага, пострадал только наш Новый Год, — рассмеялся Артём, откидываясь назад, чтобы лежать. Главарь и Инженер последовали его примеру. — М-да... давайте всё-таки не будем превращать это в сраную семейную традицию. Я, может, хоть один Новый Год спокойно хочу провести. — А-а с Васей как? Получилось? Артём отмахнулся, кладя свои тёмные очки на живот, и только сейчас Инженер заметил у него желтеющую ссадину на скуле. — Какой уж там, блин... Там бы тебя, ну... Успеть спасти и морду начистить этому Захару. Нахер ты его вообще притащил, бать? Главарь отмахнулся так же, как и Артём пару секунд назад, и скривился. — Был бы у тебя брат, ты бы понял. Настоящий брат — он... — Замолчал, пытаясь подобрать слова. — Такого и простить можно, и ненавидеть не получится, и сдохнешь за него без колебаний. Таким брат должен быть. Таким я надеялся стать. Они молчали, прислушивались к мерной суете больницы и разглядывали потолок, следя за тем, как бегает солнечный зайчик от Артёминого телефона по белому потолку. — О-о-ой, кошмар, больницы... — объявил Инженер, поправляя очки. — Да, давайте действительно на следующий год не в-вот так, не в больнице всё-таки. Больницы — это, к-конечно, хорошо, но только тогда, когда у тебя всё э-э... тоже хорошо! Когда всё плохо, больницы уже, ну, становятся не очень. — Предлагаю вообще на следующий Новый Год поехать в США. Согласны? Хотите? — Бать, ты теперь президент. Ништяк, конечно, но, если тебя заметят, скажут, что с америкосами сотрудничаешь. — Эх... И то верно. — Может, куда-нибудь тогда э-э... Ну, в деревню там?.. Или просто дома? Никуда ничего там не е-ехать. Я сейчас, если вот честно, только лежать на постели и хочу. На пери-и-инке тёплой, или на печке вот тоже т-там хорошо очень, ничего так, да. Вот зачем нам эти А-америки эти ваши? В России при Грише вообще хорошо станет, вот! Ну-ну, чего вы смеётесь? — Ну, дай бог, отец, ты прав, — прыснув от смеха, согласился Главарь. — Я тоже не против деревни, звучит прикольно. Только найти её ещё надо. — Ну-у, к моим родственничкам ехать не вариант сов-совсем. Там, ха-ха! Никакого э-э покоя и-и печки не сыскать, но можно... Артёму вдруг зазвонили, он посмотрел на экран и просиял. На экране отобразилось "Вася". Он взволнованно встал с кровати, зачем-то причесал рукой волосы и прочистил горло. Инженер с Главарём переглянулись, ласково улыбаясь. Они сами подтолкнули его к выходу и пожелали удачи, но, прежде чем вприпрыжку убежать в коридор, Артём тыкнул Инженера в бок и глазами указал на тумбочку, на которой за вазой с цветами стояла маленькая красная коробочка. Инженер ахнул, поражённый внезапным воспоминанием. Его захлестнули разочарование и обида, и он, зарычав, закрыл лицо руками. Главарь всполошился. — Болит что-то? Врача вызвать? — Не-ет, — протянул Инженер и улыбнулся, почувствовав его заботу. Он быстро накрыл ладонь Главаря своей и поцеловал костяшки. — Нет-нет, я просто... Понял, что опять Новый Год прошёл и я его... — Он прикусил язык, желая сказать "испортил". — Ну, п-планы были. Какое вообще э-э сегодня число-то? — Третье января. Инженер подскочил на кровати как ужаленный и схватился за голову. Главарь тоже медленно сел. — Какое-какое?! О-о-ой! Это же сколько я пролежал-то?! О-ой! Я же столько! Я-я же столько! Он замер так же резко, как начал говорить, встретившись печально-радостным взглядом Главаря. Инженер с силой провёл по лицу ладонью, ощущая его чужеродным объектом в теле, мусором в глазу. Главарь тяжело вздохнул с таким выражением, как будто он сейчас достанет сигарету и закурит, хотя при Инженере ни разу не курил. Они вместе тонули в густой тишине, как в катамарановском болоте, погружаясь на самое дно. Главарь осторожно коснулся его руки и с чувством сжал. — Я знаю, — тихо сказал он. Инженер вздрогнул, и сердце с трепетом застучало в горле. — Т-так ты?.. О-о-ой! Ну почему все эти проблемы, ну, вот так!.. Вот так не вовремя всегда! — А проблемы разве бывают вовремя? — мягко улыбнулся Главарь. — Н-ну, нет... Да-да, ты прав, тогда бы они не были бы, ну... проблемами, э-э термин потерял бы свой смысл, да... — Инженер дотянулся до футляра и повертел его в свободной руке. — О-ой, а коробочка... о-она какая-то другая. Я помню её другой, — понял он. Главарь вздохнул, наверное, не желая омрачать момент, но всё же проговорил: — Захар прямо в кольцо попал. Оно расплавилось и раскололось, пришлось заменить. — Ох, серь-серьёзно? Э-э прямо вот... прямо в кольцо? Инженер открыл коробочку, не показывая Главарю, и на месте своего кольца увидел серебряный перстень с частичками раскрошившегося чёрного опала. Теперь камни переливались даже ярче прежнего. Очень красиво и — с большой вероятностью — дорого... — Да. Мы заказали у знающего человека. Он собрал всё, что смог и переделал его. — Главарь пожал плечами и решил добавить: — Я кольцо не видел, этим всем заправлял Артём, если ты об этом переживаешь. — Мне, ну... — начал Инженер, немного погодя. Он разглядывал кольцо как следует, а Главарь не торопил. — Кажется, так даже э-э лучше, да. С-спасибо. — Кеша, если ты передумал, я пойму. Свадьба, брак там... всё это, как говорится, не к спеху. Наше-то оно... Оно от нас не уйдёт. Оно обязательно... Как это сказать-то... оно без нас — не наше. — Гриш... Настала очередь Инженера мягко улыбаться. Главарь осторожно сглотнул и замолчал, боясь всё испортить. — Я хотел сказать тебе то же самое, ха-ха... Но если ты не против... — Очень против! Ой, нет, то есть... Не против. В общем, наоборот, я... Главарь тяжело выдохнул, пытаясь собраться. Инженер засмеялся, чувствуя, что у них, в сущности, одно волнение на двоих. Счастье переполняло его, и казалось, что стоит ему открыть рот, как оно всё выльется. — Всё п-произошло не совсем так, как я, ну, э-э планировал, и это грустно немного, но... Инженер повернул открытую коробочку в сторону Главаря немного дрожащими руками. — Т-ты выйдешь за меня? — Да. *** Главарь сидел, перестукивая пальцами по столу. Обычно громкий звук немного заглушался перчатками, под которыми нестерпимо давили два кольца. Это было неудобно, но он не смел их снять. Главарь поправил свои тёмные очки, прежде чем в помещение ввели тонкую фигуру в сером тюремном комбинезоне и неизменной кепке. С тех пор, как Григорий Стрельников стал президентом, у Главаря было не так много времени навещать его, и вот результат: совсем распоясался братишка. Изрядно помятого Захара посадили на стул перед Главарём. На лице красовался большой синяк, виднелся новый выбитый зуб, и тело немного потряхивало, словно тряпичную куклу на ветру. Это уже был не Захар, а значит это нормально, что Главарь не испытывал чувство вины. — Воды... — прохрипел Захар, прижавшись лбом к столу. — Тебе дают достаточно воды. Кончай ломать комедию. Захар простонал что-то непонятное, и Главарь, закатив глаза, сделал знак Мише, чтобы тот его поднял. У Миши разговор был короткий — за волосы и поднять над полом. — Э-э! Ладно, ладно! — ёрничал Захар, когда его только коснулись, и выпрямился. Он сплюнул на пол, нарочно куда-то ближе к Главарю, но как будто не решился попасть. "Какая же ты тряпка," — с отвращением думал Главарь. — Тебе, видимо, мало, — медленно проговорил он. — Уже второй раз за год дал дёру. — М-да, удачненько вышел, правда, братец? — завёл своё Захар и повернулся к сжавшемуся Венику. — Ну, как тебе мой инструмент*, лабух? А тебе как граната... б-бычара? Вкусно было? И где ж это мой потрох* затерялся? Спрятал его небось, да? А-а-а! Боишься, братец? Боишься, что он узнает правду? Главарь сжал челюсти, еле сдерживаясь, чтобы самому не приложить его о стол. Руки так и чесались. Злоба поднималась в его груди жгучей волной. Он берег эту злобу, следил, чтобы она кипела. Он должен помнить, почему ненавидит Захара. Так будет легче. — Ты слабак, — прошипел Захар, брызжа слюной. — И-и всегда им был. Нельзя было Натку к тебе... ну, это, подпускать. Ты её сломал. Вообще никого нельзя, ты всех того... портишь, всё портишь! Надо было тебя из речки не выта-аскивать, уродливого орущего гада. Лучше бы ты утонул там, слышишь, ты?!.. Он попытался взять Главаря за грудки, но Миша его быстро остановил, заведя руки за спину. Он хотел уже было надеть ему наручники сзади, но Главарь махнул рукой, и Миша отступил. — Я поговорить пришёл. Захар недоверчиво на него прищурился. — Это ещё зачем? Базарят только бабы. У нас-то всё понятненько. Главарь со вздохом кивнул Венику, и тот достал из синтезатора бутылку водки, два гранённых стакана, две ложки и тарелку с солёными огурцами и жирной селёдкой. Вилки для предосторожности убрали. — Эт чо? Главарь без лишних слов налил себе, затем Захару. Тот поднял стакан и подозрительно поболтал жидкость в стакане. — Ты первый, — сказал Захар. Главарь пожал плечами, выпил, не закусывая, и налил ещё. Захар почесал затылок, ещё раз сплюнул и поднял стакан: — За что пьём-то, братец? — За прошлое. Не чокаясь. — Ха! Ну, давай, за прошлое коли так. Они осушили стаканы и закусили. Захар быстро выдохнул, кивая. — О-о чём поговорить-то пришёл? — прохрипел он. Кажется, давно не пил ничего, кроме чифиря. — О тебе. Ещё по одной? — А давай! — В этот раз за Россию. Захар зло рассмеялся, но они всё равно выпили. — Чо ж с Россией-то будет при тебе? Страшно. Просрёжь же всё по-о-д чистую! — А что, ты бы был лучше? — Спра-ашиваешь ещё! — не дожевав кусок селёдки, ответил он. — Я бы знаешь, какую Россию построил? Во-от такую! Тебе и не снилось, голубец ты несчастный! — Я несчастный? А ты себя, значит, счастливым считал? — Я и сейчас счастлив. — Поэтому и дал дёру из тюрьмы, да? Слишком много счастья на квадратный метр, так сказать. — Да ты будто знаешь, что такое счастье! М-е-н-я! Меня! Такая женщина любила, как Нателла. По-настоящему любила, не за бабки и не за э-э... — Тон Захара с масляного и жуликоватого заменялся резким. Он быстро пьянел. — Не знаю, чо ты там такое вытворял, урод. Я ей ребёнка сделал, я её на руках носил, готов был жениться! Вот оно, счастье, нахер! И всё! Всё, что у тебя есть, всё было бы моё! ОПГ моё, сын мой, жена моя! А ты!.. ты бы сидел хер те знает где нахрен. Я бы тебя засадил, у меня вот пулю бы!.. И оп! И нету! Нету Гриши Стрельникова! — Было бы твоё, — с нажимом возразил Главарь. Захар в третий раз сплюнул и попал наконец в ботинок Главаря, но на это никто не обратил внимание. — Ну, да, падла. Да. Было бы. Ещё чо скажешь, Гриша? Главарь пару секунд пронзительно смотрел на Захара, и свет лампочки подсветил его ледяные глаза так, что в их стало видно сквозь тёмные очки. Захар вздрогнул, но постарался не подать виду. На него смотрел совсем не Гриша. — Выпьем, — наконец сказал Главарь, поднимая стакан. Захар настороженно поднял за ним. — За родителей наших, за семью, за Нателлу. За тех, кого с нами нет. Захар сжал в руке стакан, и его лицо побелело от злости. Главарь неотрывно следил за тем, как стирается липкая ухмылочка с лица Захара. — Какой же ты сучоныш! — с этими словами Захар выпил ещё и с грохотом поставил стакан на стол. — За тебя, — добавил Главарь и осушил следом. Захар замер, смотря исподлобья. — И всё-таки хороший ты человек был, что ни говори, — сказал Главарь, закусывая. Солёный огурец с хрустом пропал у него во рту. — Кеша говорит, есть такая поговорка... Как же она?.. О мертвых либо?.. — В смысле "был"? — настойчиво и даже как-то тупо спросил Захар. — Ну, как же? Веник, дорогой, подай-ка документы. — Главарь взял бумагу в руки и скучающе зачитал: — "Свидетельство о смерти Захара Константиновича Стрельникова. Исполнилось 34 года. Умер 19 сентября 1995 года..." Захар в ужасе, не вытерпев, выхватил светло-фиолетовое свидетельство и пробежался по нему глазами. Главарю тем временем передали другой документ. — А вот и отчёт начальника тюрьмы. "Захар Константинович Стрельников погиб в ходе несчастного случая, выполняя обязательные тюремные рабо..." Захар выдернул и эту бумагу и уже хотел разорвать, но Миша вовремя прижал его к столу, и документы как конфетти посыпались на пол. Главарь склонился к лицу Захара. — Но это всё бумажки, да? Так ты говорил, когда Нателла за меня вышла? Захар попытался что-то ответить, но вышла одна лишь бессвязная нецензурщина. Когда он замолчал, Главарь проговорил: — Знаешь почему она меня выбрала, Захар? Потому что как я сказал сейчас, так оно и будет. А ты меня и с третьего раза не завалишь. — И что?.. Что ты сказал? — дрожа, выговорил Захар. Нечто похожее на удовольствие выплыло наружу, и голод восстал из кипящей злобы. Чужой страх веселил, щекотал нервы. — Что ты был хорошим человеком, Захар. Захар зарычал и попытался извернуться из железной хватки. Главарь встал из-за стола, и Захар уже заорал, что было мочи. Щёлкнул замок наручников. Миша отскочил, когда Захар забился и чуть не опрокинул стул. Главарь, стуча по полу тростью, медленно направился к двери. Миша и Веник последовали за ним. — Нет! НЕТ! НЕ-Е-ЕТ! Гриша! Гриша, постой! Пожалуйста! Я не буду! Не буду! Пожалуйста! Шанс! Дай мне шанс! Главарь остановился и, едва поворачивая головой, спросил у Веника: — Ты что-нибудь слышал? Веник, нахмурившись, покачал головой. — А ты, Миш? — Нет, босс. — Странно. Должно быть, ветер, — рассмеялся Главарь, и подельники завторили ему. — Может, это мёртвые поют? — тихо спросил Веник. Главарь расхохотался, держась за живот. Из глаз брызнули слёзы. — Ша-а-анс! Дай мне шанс! Гриша! Я ж брат твой! Главарь повернулся, улыбаясь, и стёр слезу со щеки. — Нет у меня больше брата, — медленно произнёс он. Они вышли из тюремной камеры, смеясь так громко, что заглушали отчаянные крики Захара. Охрана с обеих сторон от двери стояла неподвижно, как будто ничего не произошло. Вся тюрьма, казалось, не слышала мольбу и плач Захара. После они втроём стояли под закрытым крыльцом и курили. Холодный осенний вечер зарядил дождём. Хотелось завыть от пустоты, заполняющей его. Всё пропало: ярость, ненависть, страх, стыд, любовь. И Главарь остался наедине с ним. С противным голодом. Ему казалось, что он уничтожает в нём всё хорошее, пожирает, поглощает, впитывает в себя и становится сильнее. Он только что обрёк своего родного брата на смерть от заточки какого-нибудь падкого на бабло арестанта. Ему должно было быть стыдно за то, что он сделал, но вместо этого он чувствовал облегчение. Словно он просто разобрался с очередной стопкой бумаг на своём президентском столе, и ничего более. "Какая же ты всё-таки гнида, Судьба..." Главарь устало вздохнул, снимая очки и перчатки. Перстень с чёрным опалом и серебряное обручальное кольцо блеснули в свете тусклого фонаря. — О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды, — сказал он. — Так Кеша сказал на похоронах наших парней. Миша с Веником переглянулись и тоже сняли свои тёмные очки. — Позвони ему, босс, — пробасил Миша, разминая повреждённую гранатой Захара руку. — Да, легче станет, — осторожно согласился Веник, поправляя воротник и задевая шрам от ножа Захара. Главарю даже не нужно было смотреть на них, чтобы понять, что они пытаются сделать. Он промолчал. — Слушай, ты делал это для безопасности. Его, нашей, даже России, — убеждал Миша, туша сигарету о перила. — Да... Кто знает, что бы он ещё?.. Кого бы?.. — подхватил Веник. — Шесть хороших человек полегло. Ваня Каторжный умер... — Калина умер от ран. Лизка, Звездочёт, Ряженка, Рогач подорвались, — продолжил список Миша, когда Веник печально осёкся. — Они все наши были. Тёму чудом не задело. — Да знаю я! — раздражённо бросил Главарь, опираясь на перила. — Знаю, что он заслужил. Знаю, что пустить на красное — самый надёжный способ. Он ведь сбежал бы! Сбежал! Что бы ни говорил, а сбежал бы и повторил, я же знаю его. Только как я?.. как я сейчас вернусь домой с этим? Как Кеше в глаза смотреть буду? — Ты ему что-то обещал? Он пожал плечами. — Ему — нет. Себе — да. Себя предал. Себе солгал. Сказал, что так больше не буду решать вопрос, что теперь всё только по закону... Как противно, с-сука. Эти слова повисли во влажном воздухе. Все цвета, звуки, вкусы и запахи меркли в темноте, и тишина давила со всех сторон. Огромное ничто наваливалось чёрным покрывалом на Главаря, желая задушить его, и он взялся за голову, с силой оттягивая волосы. Когда телефон вдруг завибрировал в кармане, его словно заново вытащили из тёмной озёрной воды. Главарь недоумённо поморгал, жмурясь от синего света экрана. Это был Кеша. — Алло? — прохрипел Главарь. — Алло, Гриш? Ты чего? Ты где? Я-я тут пришёл, а тебя тут нет совсем. На р-работе задержался? Главарь почувствовал, как сердце болезненно сжалось, и на глаза снова выступили слёзы. Чувства нахлынули на него гигантским цунами и снесли его как деревянный домик. Вот оно — противоядие. Вот она — его душа и совесть. У Главаря совести отродясь не было. У Гриши совесть — всё, что осталось. — Да. Дела. Скоро буду. — А-а расстроенный почему? Чего с тобой э-э такое приключилось? — Не расстроенный, — ответил он, шмыгая носом. — Счастливый. — От чего? — От того, что ты со мной, Кеша. Кеша довольно усмехнулся в трубку, и Гриша почувствовал, как губы растягиваются в улыбке, пока по щекам катятся слёзы. — Давай, ехай домой, с-счастливчик ты мой. Домой. Как потусторонне это звучало. — Хорошо. Поехали домой, парни.