Поднимая осколки вновь Собираю свою любовь, Чтоб сберечь её для того, Кто крепче удержал её в руках. Если ты не сумел понять, Я не стану тебя держать Я убью в себе ту, Чьи слезы от обиды на губах.
Маша вернулась домой позднее обычного, по меркам ее мужа — катастрофически поздно. То, что разговор будет тяжелым, она поняла сразу же, едва переступила порог. Из комнаты доносились слишком громкие звуки телевизора, Костик смотрел очередной мультфильм про роботов. «Надеюсь, Андрей его покормил и не стал рассказывать ничего лишнего. Хотя, о чем я? Наверняка ребенок наслушался о том, какая у него ужасная мать…» — до скандала оставалось всего лишь несколько секунд. Их хватило на то, чтобы снять сапоги и плащ. — Где ты была? — Ты же знаешь — на работе. — Да какая к черту работа? Ты на часы смотрела?! Взбешенный Андрей пугал. Он нервно расхаживал по комнате, периодически кидая на вернувшуюся жену уничижительные взгляды. — Я от тебя ухожу. Слова совершенно не те, что Маша собиралась произнести. Она хотела рассказать о том, что беременна. И что ребенок — Андрея. Но не стала, теперь ему это знать абсолютно не за чем. — А ты хорошо подумала? — заданный с издевкой вопрос заставил скривиться и, обхватив себя руками за плечи, сжаться. Она пыталась сохранять их отношения, особенно в первые месяцы семейной жизни. Сначала для них самих, потому что любила и верила. А когда родился сын — для него. Чтобы у Костика была нормальная полноценная семья. Мама и папа. — Какая же ты тварь, Швецова. Из уст Андрея это звучало практически как комплимент. В эти слова он вкладывал всегда слишком много, но Маше неизменно казались отвратительным оскорблением. Перевалов больно схватил ее за плечи и, встряхнув, прижал к стене. — Отпусти, мне больно. — Тебе больно? Эгоистка. Думаешь только о себе. От Андрея пахло сигаретами, алкоголем и ментоловой жвачкой. До тошноты неприятно и страшно. Еще немного и он лишится последнего контроля и… Поднимать руку на себя она ни за что не позволит. Больше никогда. Слишком долго она искала поводы для любви, оправдывала его вспышки ревности, злость, вечные упреки. Оправдывала его и обманывала себя.Потерять образ свой, Отражая любовь, разбитыми окнами. Приковав на замок, поджигаю любовь Я спичками мокрыми.
— Больше не любишь? Как ей ответить на этот вопрос? Сказать правду она не могла, и просто молчала. Сами собой появились слезы, полились по щекам и Маша нервно рассмеялась. Она боялась Андрея и не могла предугадать, как он отреагирует на ее слова. Паника сменилась внутренней истеричной дрожью. Показалось таким смешным, что подаренная Альбиной французская тушь все-таки течет — на пальцах остались черные грязные разводы. Ее слезы всегда бесили Перевалова еще больше и Маша постаралась успокоиться. Взять себя в руки и наконец-то уйти. — Я отсужу у тебя сына и больше ты его не увидишь. Подумай, — Андрей подошел совсем близко, но прикасаться не стал. Просто стоял и смотрел. В этот момент она не знала, чего в его потемневшем взгляде больше — злости или желания сделать как можно больнее. — Не надо мне угрожать. — Ты уйдешь со своей чертовой работы и мы попробуем начать все заново. — Нет. — Выметайся. От его тихого шепота мурашки по спине и ком в горле — уж лучше бы кричал, как это бывало раньше. Но вместо воплей Андрей плюхнулся в кресло и закрыл руками лицо. Маша, с удивлением заметив, как дрожат руки, стала собирать кое-какие вещи. — Кто он? — Это не важно. — Трахались за моей спиной. Швецову разобрал нервный смех, хотя ситуация к веселью не располагала: «А лучше было бы на твоих глазах?» — Достань чемодан с антресолей, пожалуйста. Последняя, пожалуй, ее просьбу, Андрей воспринял спокойно. Чемодан довольно быстро стал заполняться вещами. Маша, понимая, что разговор скорее окончен — больше они ничего, кроме бракоразводных вопросов обсуждать не будут, — стала собирать вещи Костика. Игрушки, одежду, самые любимые книжки. Ребенок, увлеченный мультфильмом, ничего, казалось, не замечал.Свет и мрак — всё внутри, Выбирай и бери Послушная, гордая? Кто же я?
«У меня есть любовница уже полгода… Зачем я цепляюсь за все это…? Кому это нужно?» — Андрей курил на кухне в открытую форточку, не видящим взглядом смотря куда-то в темноту двора. Сейчас-то он понимал, что пытался удержать Машу просто по привычке. Любви между ними не было давно. Он бесился и ревновал ее к каждому столбу, но еще больше — к ее работе. К тому, что она могла спокойно жить без него. Маша, закончив сборы, оставила в коридоре чемодан и снова зашла в детскую. Мультфильм закончился и Костик вопросительно на нее уставился своими большими серыми глазами. — Мам, а чего ты одетая? И вещи собираешь? Снова командировка? — Нет, котичка, мы… Мы поживем отдельно от твоего папы. Сейчас надо собрать вещи и мы уедем. — Почему? — Потому что мы с папой друг друга не любим, а когда люди друг друга не любят, то вместе жить очень тяжело. — А как же я? Маша сама едва сдержала слезы, когда Костик, пытаясь сдержаться, упрямо поджал губы. Крупные большие слезы покатились вниз, одна за другой, подбородок задрожал. Как же ей хотелось этого избежать, чтобы на сыне не сказались ужасные отношения между родителями. Но не получилось. — Ты будешь видеться с папой столько, сколько захочешь. Мы просто будем жить в другом месте, а папа будет к тебе приезжать, — обнимая и утешая ребенка, она боялась только одного — что он захочет остаться с папой. — Будете ходить в парк, на аттракционы или в кино… — Правда? — Хрюндичек, мы так же тебя любим, как и любили. Ты не виноват в том, что все это произошло. — А кто виноват? — Никто не виноват, так бывает. Когда любовь заканчивается… — Ладно, мам. Я тогда роботов возьму своих, — Костя высвободился из ее объятий и стал деловито собирать игрушки. Маша рассеянно наблюдала за ним, понимая, что должна спросить, но сил на это не было. — Ты точно не хочешь остаться с папой? Костик замер, с очередным роботом-трансформером в руках и запихнул его в свой синий рюкзачок с машинками. — Точно. Мы же будем видеться… Маша облегченно выдохнула, тревога, поднявшаяся в душе, немного улеглась. Она не была уверена в Андрее, не могла точно сказать, будет ли он постоянно участвовать в жизни сына. Но надеялась, что хотя бы в памяти Костика он останется неплохим человеком. Провожать Андрей, разумеется, не вышел. Это порадовало, потому что скандалить при ребенке Маша больше не собиралась. Он и так видел то, что не следовало видеть. Она быстро одела ребенка, помогла справиться с лямками рюкзачка и открыла дверь. Ключи оставила на полочке, еще не зная, потребуется ей вернуться сюда или нет. — Лёня… — Кораблёв ждал ее прямо у дверей, прислонившись к перилам на лестничной клетке. Маша почему-то вздрогнула от звука захлопывающейся двери. Ей очень хотелось верить, что назад дороги точно не будет и она сделала действительно правильный выбор. — Он тебя ударил? — Нет, все нормально. Я думала, будет хуже. Леонид, разумеется, не поверил. Он всегда чувствовал, когда она врала ему или что-то недоговаривала. — Надо было пойти с тобой. — И ты бы его убил… — Маша криво усмехнулась. — Подождите меня здесь, я на пару минут. Она, разумеется, не пустила его в квартиру, придержав за плечо. Только разборок сейчас не хватало. Тем более, что Андрей наверняка выпил еще и в таком состоянии за свои действия отвечать не мог. — Не надо. Кораблев нехотя согласился, это тихое «не надо» как-то разом лишило его агрессии и желания набить Андрею морду. Забирая у Маши вещи и поинтересовался у Костика, смотревшего на него с недоверием и интересом. — Боец, а ты мороженое любишь? — Люблю! — Если мама не против — по дороге купим. Маша в ответ улыбнулась, потому что точно была не против.