Такой разный взгляд

      «Фрости… Что же ты наделал, Фрости», — присев на край спального возвышения, чувствуя как начинают подгибаться задрожавшие ноги, Старли нервно вдохнула ставший безвкусным воздух.       — Мам, что с тобой? — обеспокоенно спросил жеребчик, звук шагов коего приблизился к белой кобыле, которая после ухода гостей уже не могла себя сдерживать.       «Нет-нет… Он просто не понимает… Фрости у меня самый хороший… Самый добрый и заботливый… Это я не смогла ему объяснить, насколько опасно связываться с колдунами. Глупая… глупая пони», — протянув передние ноги, Старли прикоснулась копытцами к плечам сына, а затем порывисто его обняла и прижала к себе, носом зарываясь в растрёпанную гриву.       — Мам?.. — снова спросил жеребёнок, проявляя всё больше беспокойства.       — Всё хорошо, милый, — шумно дыша и стараясь не дрожать, негромко произнесла земнопони. — Всё будет хорошо. Вот увидишь…       — Мам… Ну что ты? — Фрост попытался отстраниться, но хватка взрослой кобылы стала только крепче, а её уши испуганно прижались к голове. — Ничего плохого не случилось… Правда.       «Глупый… Глупый Фрости», — не выдержав, мать всхлипнула, но при этом из-за проведённых операций слёзы так и не полились из её глаз.       — Всё хорошо, мам, — разом потерявшим уверенность голосом заговорил жеребчик, в свою очередь обнимая взрослую кобылу. — Прости… Я не хотел тебя расстраивать. Всё хорошо, правда-правда. Я… Только не плачь, пожалуйста.       — Я не плачу, — шмыгнув носом, совершенно неубедительно заявила кобыла, при этом продолжая прижимать к себе сына, словно бы он мог исчезнуть в тот же миг как объятья разорвутся.       «Дура-дура-дура… Ну почему я не подумала, что Фрости пойдёт на такое? А если бы… Если бы…», — стоило только представить, что с её малышом мог сделать находящийся в плохом настроении колдун, как челюсти приходилось сжимать до боли в мышцах, чтобы зубы не начинали отстукивать дробь.       Старли едва удерживалась от того, чтобы впасть в истерику, но понимание необходимости защитить сына помогало устоять на самом краю самообладания. В конце концов она была нужна Фросту… возможно, даже больше чем, во все последние годы, прожитые в этом большом и опасном городе, под тонким слоем блеска и благополучия скрывающим жуткие тайны. И от того понимание собственной беспомощности делало только больнее.       «Мы… Мы можем убежать? У нас хватит денег, чтобы заплатить почтальонам… Нет. Некуда нам бежать: периферийные города брошены из-за грифонов. Да и пони, которых выгнали за барьер…», — белая кобыла сама не заметила, как начала раскачиваться на месте, одновременно с тем поглаживая сына по гриве, словно бы он был совсем маленьким жеребчиком, которому приснился плохой сон.       Нужно было объяснить жеребёнку, почему колдуны опасны на самом деле, а не отговариваться общими фразами. Но… почему-то раньше казалось, что этого более чем достаточно, да и слишком рано делиться подобным. Сын ведь был таким… маленьким и хрупким.       «Глупая… Какая же я глупая», — дыхание Старли постепенно успокаивалось, но она всё ещё боялась разжать объятья, как никогда сильно чувствуя давящую со всех сторон холодную, удушливую и жадную темноту.       Жеребчик, обнимая маму в ответ, пусть и не понимал причин её реакции до конца, чувствовал себя виноватым и беспомощным. Вероятно, если бы у него не было воспоминаний о другой жизни, то он смог бы себя убедить, что цель оправдывает средства, да и вообще его действия направлены на благо…       «Высшее, а то и общее благо», — промелькнула в голове светло-серого жеребёнка ироничная мысль, от коей тянуло изрядной долей горечи.       А ведь когда принцесса представилась и заявила, что Фрост — её новый ученик, сперва всё выглядело нормально: Старли уважительно и чуть суетливо раскланялась, постаралась оказать гостеприимство… но будто бы напугала Хоуп подобной реакцией. В результате золотистая кобыла и тёмно-серый жеребец, так и не произнёсший сколь-нибудь длинной фразы, пообещали всё подготовить и вернуться завтра днём. И стоило двери за их хвостами закрыться, а белой пони убедиться в отсутствии посторонних, как из неё будто бы вынули поддерживавший стержень…       Жеребчик не мог знать, что как раз в эти мгновения, прижимая его к себе, словно тёплую мягкую игрушку, мама переживала не самые приятные воспоминания из своего прошлого. В конце концов… несколько лет назад она прибыла в столицу не в первый раз, при этом старательно отгоняя от себя воспоминания о событиях, побудивших поспешно отсюда бежать.       «Глупая пони», — ещё раз шмыгнув носом, белая кобыла всё же отстранилась от жеребёнка, постаралась улыбнуться и с усилием заставила встать торчком ушки.       — Ты не проголодался, милый?       — Я… Немного, — голода Фрост не чувствовал, пусть совсем недавно действительно хотел есть, но решил уцепиться за эту возможность, чтобы хоть немного отвлечь взрослую пони от её переживаний.       …       Семья Старли жила в торговом городке недалеко от столицы, но была не слишком богатой. Три старших брата и сестра отнимали у родителей всё время и средства, которые могли быть потрачены на новые вещи и развлечения, в результате чего белой земнопони оставалось донашивать за старшими всё, от нарядов и до игрушек…       Не то чтобы кобылку не любили, скорее уж, просто не замечали, по какой-то непонятной причине махнув на неё копытом почти с самого рождения. В результате, когда ровесники устраивались на первую работу, а затем и в школу, то она почувствовала себя попросту лишней (мама и папа же были слишком заняты, чтобы заметить это).       Сумев подкопить немного империалов, Старли сбежала из дома и отправилась туда, где жизнь должна была быть более яркой и счастливой: ведь как расказывали слухи, в столице каждый может найти своё место под солнцем… И в первые часы после пересечения барьера беглянке действительно казалось, что она попала в настоящую сказку, так как впервые увидела столько зелени и разноцветного блеска, буквально слепящего глаза и не позволяющего рассмотреть ничего иного.       Деньги закончились быстрее, чем прошло восхищение от первого впечатления, вызванного большим городом, так что совершенно неожиданно кобылка обнаружила себя среди незнакомцев на улице, где до неё вовсе никому не было дела. Тут бы ей и задуматься о своём поступке, вернуться домой к родителям и попытаться жить как раньше (вряд ли её не пустили бы на порог, пусть без наказания не обошлось бы), но в земнопони взыграли упрямство с гордостью. Желая доказать, в первую очередь самой себе, что она — не пустое место, беглянка стала пытаться найти хоть какую-то работу, при этом наткнувшись на ряд проблем: во-первых, у неё не было знакомых, способных дать рекомендацию, во-вторых, она уже вышла из юного возраста, когда жеребят принимали за символическую плату, в-третьих, отсутствие школьного образования закрывало множество дверей…       В конце концов кто-то сообщил страже о белой кобылке, бродяжничающей по улицам столицы, после чего её сперва арестовали, бросив в камеру временного содержания, а потом определили на работу в небольшую закусочную, где требовалась разносчица. Империалов Старли не платили, так как по словам хозяина он выплачивал за неё штраф перед городом, но зато кормили и давали крышу над головой, а некоторые посетители подкидывали колечко или два, если обслуживание им нравилось.       Жизнь в большом городе кипела: шумные табунки молодых пони гуляли от вечера и до рассвета, в высоких особняках шумели балы и приёмы, одни пони рисковали и взлетали на вершину, а другие были вынуждены уходить, поджав хвосты и опустив головы, лишившись почти всего. Только вот всё это проходило мимо молодой белой кобылки, общение коей сводилось к обмену короткими фразами с посетителями закусочной, выслушиванию претензий от владельца и его жены, а друзьями были щётки, метёлки да посуда.       Лёжа в своей комнатушке на старом пледе и слушая доносящиеся с улицы звуки очередного праздника, устроенного в честь дня рождения ещё одного аристократа (а то и самой королевы), Старли закрывала глаза и представляла себя среди этих богатых, важных и счастливых пони. Она мечтала однажды пройтись по улицам столицы в красивом платье с украшениями, улыбаясь и подмигивая восхищённой толпе… и чтобы рядом обязательно был красивый статный жеребец, способный защитить от любых невзгод.       Со временем в молодой разносчице, округлившейся в нужных местах и избавившейся от подростковой угловатости всё чаще видели кобылку, а не жеребёнка. С одной стороны это принесло пользу, так как оставляемых посетителями империалов стало больше, но с другой… некоторое внимание становилось слишком навязчивым. Однажды же к ней пришёл хозяин, прямым текстом заявивший, что ждёт от белой земнопони определённых услуг, ну а если она откажется или расскажет кому-то, то вылетит на улицу быстрее собственного писка, причём лишившись и всех своих невеликих накоплений (объявить бездомную бродяжку, взятую в свой дом из жалости воровкой, пойманной за копыто прямо во время преступления, ему ничего не стоило).       Прошло ещё какое-то время, и мечты кобылки незаметно поменялись: теперь она уже не гуляла среди высокомерных аристократов и богачей, а возвращалась в родительский дом, где её бы ждали и приняли несмотря ни на что. Только вот слишком уж много времени прошло со дня побега, да и по всем законам её можно было считать полностью взрослой. Впрочем, куда сильнее она боялась осуждения от тех, кого всё же любила в глубине души, уже почти забыв все глупые жеребячьи обиды.       Казалось, что жизнь устоялась и вошла в уверенную колею, и уже ничто не сможет её поколебать. Временами сменялись мордочки посетителей, которые говорили почти одни и те же фразы… а затем пришёл ОН.       Холодный и отстранённый, словно мрачный рыцарь из сказок для наивных маленьких кобылок, статный и величественный, будто высеченная из камня статуя. Казалось, что молодой жеребец вовсе её не замечает, но Старли всё же сумела собраться с духом и заговорить с ним, улыбаясь и всем видом изображая интерес к пространным ответам (уж чему она научилась за прошедшее время, так это притворству).       Молодая земнопони даже удивилась тому, что хозяин позволил ей бездельничать и болтать с незнакомцем, в то время как обычно быстро находил какую-нибудь работу, чтобы занять копыта своей служанки. Лишь позже она поняла, что уже немолодой жеребец узнал символ Ордена Колдунов на плаще незнакомца, а потому предпочёл лишний раз не привлекать к себе внимания, во всей красе показав свою трусливую натуру. Даже когда посетитель предложил помочь ему в одном проекте, для чего нужно было отойти на несколько часов, кристальный пони даже не заикнулся о раннем часе… за что был награждён парой золотых империалов.       Казалось бы вытравленная столицей из души наивность, свойственная молодым и неопытным жеребятам, вернулась к своей хозяйке розовой пеленой сбывшейся мечты: молодой, красивый и умный жеребец, обходительный и подчёркнуто вежливый в каждом своём слове и жесте… очаровывал. Даже то, что он признался в своём статусе колдуна не испортило впечатления, так как слухи о жестоких, самовлюблённых и высокомерных членах Ордена никак не вязались с увиденным. Кто же знал, что этот монстр попросту усыпляет бдительность жертвы, играя с её чувствами, словно музыкант на своём инструменте?       Сказка превратилась в кошмар вечером, когда они пришли в гостиницу среднего копыта: несколько слов, немного напитков и сладостей и общение стало более тесным. В какой-то момент Старли осознала себя лишённой воли куклой, способной лишь наблюдать за происходящим изнутри тела, в то время как все ощущения перешли на совершенно новый уровень, превратившись в откровенную пытку, продолжавшуюся целую вечность. Страх, боль, унижение и беспомощность смешались, в то время как мучитель будто бы задался идеей воплотить все свои садистские наклонности…       Белая земнопони пришла в себя, лёжа в темноте и в одиночестве на мокрой лежанке, а рядом с собой обнаружила мешочек империалов. Поднявшись на подгибающиеся и подрагивающие ноги, чувствуя ноющую боль в каждой частичке своего тела, она постаралась отмыться водой из графина, вытираясь скатертью со стола, но получилось откровенно неважно. Несколько секунд поколебавшись, кобылка всё же подхватила зубами оставленную подачку, а затем побежала прочь…       Глубокой ночью Старли вернулась «домой», где забежала в свою комнату и замерла. Грязная, униженная, раздавленная морально и физически… она ясно осознала, что здесь не было ничего принадлежащего ей. Впрочем, одна вещь всё же нашлась: небольшой мешочек, используемый как копилка, спрятанный в дальнем углу за лежанкой.       Когда дверь в комнату открылась и на пороге появился хозяин закусочной, кривящий морду в неприятной усмешке и уже открывший рот, чтобы сказать нечто «остроумное», белая земнопони не выдержала и просто врезала ему в нос, заставив испуганно пискнуть и упасть на круп. После этого, не дожидаясь пока жеребец придёт в себя, она подхватила свои сокровища и снова побежала, при этом не обращая внимания на боль и дорогу…       В усталом и измученном разуме одна за другой всплывали страшилки о колдунах, никогда не отпускающих своих жертв, а к ним примешивался страх перед стражей, к которой побежит её «благодетель», стоит ему перестать размазывать по морде красные сопли. В результате страх придавал сил и гнал всё дальше, пока кристальные улицы ни сменились снежными просторами…       Чудом кобылка не потерялась среди одинаковых сугробов и даже сумела прибиться к одному из почтовых караванов, с которым добралась до небольшого городка, где купила еду и немного тёплых вещей. Более или менее приведя себя в порядок, успокоившись и отогревшись, она стала думать над тем, что же теперь делать дальше, но ничего толкового в голову не приходило.       Старли не могла вернуться в столицу, чувствуя накатывающую панику при одной только мысли об этом месте, да и дома её никто не ждал. Всё пережитое что-то надломило в молодой белой пони, из-за чего последующие несколько месяцев она жила по инерции, зарабатывая где и чем придётся, а однажды заметила как у неё начали округляться бока. Это событие стало толчком к пробуждению и новым сомнениям…       В городе Ном земнопони решила осесть на какое-то время, чтобы воспитать жеребёнка и дать ему шанс подняться в этой жизни настолько высоко, насколько только возможно. О том, чтобы избавиться от малыша она даже не задумывалась (возможно, виной тому были инстинкты?), вместо этого погрузившись в новые для себя тревоги и заботы.       Долгими вечерами белая кобылка говорила с ещё не родившимся жеребчиком, рассказывая ему истории о красочных приёмах, которые сама слышала от изрядно приукрашивающих сплетников, мечтала как они войдут в светское общество и покажут этим зазнайкам. Фрост стал для неё стержнем, вокруг которого строилась новая жизнь, год за годом отодвигая на задний план страхи и волнения, позволяя чувствовать себя важной, нужной, полноценной и по-настоящему любимой…                   ***       Лёжа на мягком ложе из подушек и одеял, Сомбра смотрел в потолок и старался привести свои мысли в порядок. Его покои в королевском дворце были просторными, светлыми и богатыми, как и положено воспитаннику королевы, но в данный момент всё, от книжных стеллажей из настоящего дерева до красочных гобеленов на стенах, вызывало лишь глухое раздражение. Внешне он старался не демонстрировать своего состояния, но Хоуп всё же что-то почувствовала, только вот неправильно поняла неожиданную даже для него молчаливость.       «И хорошо, что она не стала навязываться, чтобы помочь. Не хотелось бы сорваться на единственного друга…», — шумно выдохнув через сжатые зубы, тёмно-серый единорог перевернулся на живот и, подмяв под голову одну из подушек, уставился в стену невидящим взглядом.       Мог ли он ошибиться? Вряд ли. В конце концов для любого жеребца, в особенности такого… необщительного, первая кобыла всегда становится чем-то особенным. Колдун же до сих пор не мог похвастаться богатым опытом взаимодействия с особами противоположного пола, за исключением Рэдиэнт…       «Почему она?..», — Сомбра сам не мог точно сказать, какой именно вопрос волнует его больше всего, так как всколыхнувшиеся воспоминания вызывали одновременно и злость, и стыд, и страх, и ещё что-то неопределённое, но от того ничуть не менее неприятное.       Сейчас, при помощи колдовства вспоминая тот день и вечер, которые оставили серьёзный отпечаток на характере единорога, он осознавал то, что буквально сорвался. Глупым решением было во время первого опыта применить заклинание, усиливающее ощущения, как и чары, повышающие жеребцовую силу. В результате этой ошибки подсознательные желания вышли на первый план, превратив дальнейшие действия в откровенное издевательство.       А потом колдун сделал ещё одну глупость: оставил неожиданной знакомой немного золота и сбежал. Да, сейчас можно было себе признаться, что он попросту испугался и почти месяц всячески обходил стороной тот Луч, стараясь даже случайно не встретиться с кобылой, которая наверняка его возненавидела (и что характерно — заслуженно).       И вот теперь, спустя почти десять лет они снова встретились. Старли изменилась, превратившись из молодой пони в красивую зрелую кобылу, да и стекляшки, теперь заменяющие её глаза… несколько портили образ. Но вот не узнать её всё же было невозможно.       «И что мне делать? Подойти и сказать: помнишь десять лет назад я тобой воспользовался? Через месяц я хотел попросить прощения, но хозяин закусочной сказал, что ты его обворовала и убежала в неизвестном направлении. Не беспокойся: он забрал своё обвинение и обещал, что будет молчать… Слушай, а Фрост, случайно, не мой сын?», — это звучало максимально тупо даже в его собственной голове, а попытка представить подобный монолог вживую вызывала зубную боль.       — Хоуп… ну почему ты выбрала именно его? — зажмурившись, прорычал в подушку жеребец, после чего бессильно обмяк и повесил уши. — И что мне делать теперь?