Мераки

Вальяжно закинув ногу на ногу, Ким Кай сидел в гримёрной и подкручивал на косметическом столике пальцами одной руки своё золотое кольцо, а пальцами другой — настукивал на нём же мотив песни, которой будет открывать сегодняшний концерт. Он был удивительно расслаблен и спокоен. Казалось, абсолютно ничто не способно вывести его из состояния душевного равновесия. Абстрагированный от шума, доносящегося с танцпола от фанатов, Кай держал глаза, подчёркнутые растушёванной подводкой, прикрытыми и лишь изредка хмурил брови, когда чей-нибудь особенно писклявый крик сбивал его с ритма, мучительно заставляя начать наигрывать музыку в голове вновь. Являясь хип-хоп исполнителем, с завидным постоянством дающим из года в год лишь два концерта, Ким Кай старательно придерживался такой имиджевой фишки. Однако в этом году всё пошло не по плану. Проиграв своему другу в споре, он был вынужден предать свой сценический образ и дать внезапный третий концерт в маленьком клубе. И хотя Кай не рассчитывал на большое количество зрителей — слишком уж неожиданно было объявлено об этом выступлении, — танцевальная площадка уже полнилась людьми, создающими настоящую толпу. Среди неё примерно пропорционально друг другу виднелись как девушки, так и парни, моментально разобравшие все билеты, как только они появились в продаже, не оставив даже и парочки для тех невезучих, кто узнал о нежданном мероприятии в самый последний момент. Однако Ким, живущий в каком-то будто бы своём выдуманном мире, три дня назад не поверил, что это правда, и посчитал, что его концертный директор сошёл с ума, когда объявил о солдауте и наглухо забитых вип-местах. «Уволь своих технических специалистов и найми новых, чтобы они нормально отслеживали процент заполненности зала, — нагрубил он ему, — эти уже не справляются и выдумывают какой-то бред». Так что сейчас, будучи одетым в золотистую рубашку с коротким рукавом, драные во всевозможных местах джинсы и белоснежные кеды, Кай просчитывал, как быстро маленькой аудитории наскучат его биты и вся она разойдётся по домам, оставив его одиноко стоящим на сцене. Огромные чёрные заголовки уже мелькали перед его глазами достаточно явственно, чтобы поверить в собственную правоту: «Знаменитый Ким Кай, дважды собравший шестьдесят тысяч фанатов, не смог собрать площадку на пять тысяч человек». — Хотя, нет. Круче будет, если напишут: «Ким Кай наконец-то флопнулся», — иронизирует он вслух и резко распахивает глаза, когда дверь с грохотом открывается. — Кай! — Появившийся на пороге менеджер нарушает всю идиллию самоунижения. — Ким Кай! Там!.. Парень бросает на него раздражённый взгляд и спокойно слезает с высокого стула, надевая на указательный палец кольцо. — Что, голяк? Сворачиваем манатки? Менеджер шокировано хлопает глазами и как-то едва мотает из стороны в сторону головой, слегка указывая на свой телефон с видневшимся издалека снимком. Кай на это лишь протягивает ладонь, безмолвно прося вложить в неё смартфон. Менеджер подчиняется и, когда устройство оказывается в руках артиста, слегка зажмуривает веки в ожидании реакции. Прицыкнув языком и облизнув губы, смазанные бальзамом, Ким устремляет взгляд на только что сделанную фотографию и замирает в немом недоумении. В зале был аншлаг. — Мы! Мы не знали, что так будет, Ким Кай! Мы не были к этому готовы! Мы! Мы провалимся! А ведь концертник говорил нам!!! — Тараторит менеджер, окончательно портя Киму весь настрой. — Тихо, — успокаивающе проговаривает артист скорее для самого себя, — успокойся, Минсок. Прошу. Но тот никак не реагирует, продолжая причитать в том же темпе, чем побуждает Кая резко повернуться к нему и схватить за плечи. — Мы! В полном!.. Дерь… — Минсок, я сказал — выдохни! Тише, окей? Не шуми. Менеджер, до этого машущий руками, теперь — заметно осунувшийся, поникает. Даже его взгляд, до этого безумный и мечущийся из стороны в сторону, замирает. — Послушай, — Кай выпускает его из своих крепких рук и налаживает на поясе гарнитуру, — я, в конце концов, профессионал. Этот масюпусенький клуб — ничто, в сравнении с теми площадками, которые мне довелось собрать в этом году. Неужели, — он дёргается, матюкнувшись про себя, потому что нагревшаяся пластмасса бьётся током, — ты не доверяешь мне? — Доверяю, конечно доверяю, — семенит за выскочившим из гримёрки артистом менеджер, — просто… Просто сегодня на объекте работают новобранцы. Тебе ли не знать, какие ошибки они могут допустить? Вдруг они там что-нибудь перепутают и… Минсок врезается лбом в спину резко остановившегося Кима. — Давай уважать коллег, — Кай бросает на низкорослого мужчину беглый взгляд, — и, вот увидишь, всё получится. Оставляя менеджера позади, Ким Кай подходит к закулисью в раздумьях над новыми позорными заголовками прессы и берёт заранее приготовленный микрофон. Крутит его в руках, будто проверяя удачно ли тот в них помещается, и, наконец, обхватив крепко за основание — ближе к ветрозащите, выпрямляется всем телом. Он волновался. И у него не выходило отвлечься. Кай пытался думать о друге, которому обязательно вставит по последнее число после этого концерта, о количестве людей в зале, скандирующих его имя, да даже о новеньких, которые мельтешили то тут, то там… Однако сознание само возвращалось к ворохом накрывающим сомнениям, как бы сильно Ким не пытался оттянуть его в противоположную сторону. Он пошёл в хип-хоп во времена юности, совсем не подозревая, что сможет в нём чего-нибудь добиться. В школьные годы этот жанр музыки был его хобби — не больше. Кай создавал полнейший андерграунд, который даже примерно, по его мнению, не претендовал на достояние общественности. Да чего там! Даже на единичное прослушивание случайного человека! Так что впервые когда-то выйдя на сцену подвального ноунейм-бара, Ким Кай отчётливо почувствовал, что не хочет становиться известным. Однако сейчас, по прошествию пары годов с дебюта, СМИ приписывали его чуть ли не к гениям новейшего времени и практически ставили его в ряд к самым влиятельным исполнителям индустрии. Пресса, пристально наблюдающая за ним, практически не давала спуску; любое действие, слово, жест Кима моментально оборачивали против него, заставляя жить в ежедневном стрессе и бояться за безопасность не только свою, но и своей семьи. Телеканалы страны вели открытую войну за приглашение артиста на свои программы, журналы — за обложки с его лицом и телом, радио-станции — за право крутить его треки у себя. И если других обширное внимание обычно раззадоривает, то Кая — вот уже который год побуждает к закрытой от масс жизни. С тех пор, как стал известным, он особо не ведёт соцсети, даёт минимум концертов, никогда не соглашается на интервью и точно так же минимально появляется на шоу, оставаясь для всех настоящей загадкой. Не специально, хотя выглядело это именно так. Ким вздрагивает, когда где-то издалека раздаётся раздражённый голос продюсера, и наконец отмирает от тревожащих мыслей-воспоминаний. Ему требуется пара секунд, чтобы понять, что звук идёт из висящих на шее наушников, и чтобы подать в техническую рубку знак, что он услышал команду о пятиминутной готовности. Вставляя музыкальную гарнитуру в ухо, Кай подходит к краю едва ли освещаемой сцены, глубоко вздыхает, настраиваясь, и направляет взгляд вперёд себя. Только сейчас он обращает внимание на юношу, всё это время старательно копошащегося с проводами в углу. Те, кажется, запутались: темноволосый дёргал их из стороны в сторону в попытке развязать, но те всё никак не поддавались. Приглядевшись, Ким Кай замечает, что парень, помимо попыток распутать, пытался ещё и найти среди них какой-то определённый, однако крики толпы сильно сбивали его и не давали сосредоточиться. Кай делает к технику шаг с целью помочь, но вдруг видит, как какой-то крупный пацан, стоящий у самых бортиков рядом со сценой, машет целлофановым пакетом, раз за разом набирая в него воздух. А потом происходит именно то, о чём Ким думает: тяжёлая ладонь резко бьёт по надутому шарику, создавая звук пистолетного выстрела, чем пугает людей вокруг себя. Техник тоже поддаётся на эту провокацию. Со сдавленным криком он припадает всем своим телом к сцене и замирает, боясь даже пошевелиться. Паника охватывает всё его тело, парализуя и не давая даже свободно вздохнуть. — Эй, — Кай подбегает к нему и осторожно кладёт руку на быстро вздымающееся плечо, — всё в порядке, это не выстрел, слышишь? Но темноволосый никак не реагирует. Пытаясь самостоятельно угомонить своё бешено колотящееся от страха сердце, он считает про себя до пяти и обратно, держа глаза крепко закрытыми. — Эй, — пытается докричаться до него артист, — мальчик! Мальчик! А ну-ка! Посмотри на меня! Да посмотри же ты! Тот вздрагивает, резко распахивая веки, и, наконец, устремляет взгляд на склоняющегося к нему Ким Кая, с трудом предпринимая попытки понять, как он оказался к нему так близко. — Как тебя зовут? Ким обхватывает его за плечи, помогая привстать. — Что? — Говорю, как тебя зовут? Кай повторяет уже громче и требовательно всматривается в чужое лицо, бегло оглядывая некоторые его черты. Острый подбородок, пухлые губы, аккуратный нос и глаза… Пожалуй, Киму никогда прежде не доводилось видеть у корейцев таких широких и выразительных глаз, поэтому он задерживает свой взгляд именно на них, не задумываясь, что парню это может быть неприятно. — До Кёнсу, — наконец проговаривает темноволосый, однако ответ его глушится в новом крике толпы. Кай, порывисто попытавшийся понять имя по губам, терпит абсолютное поражение. — Брось эти провода, — кричит ему он после некой заминки, — я справлюсь без них. Они же от экрана-дублёра в центре сцены, верно? Кёнсу, окончательно пришедший в себя и оправившийся от испуга, виновато кивает, поднимаясь на ноги. «Тридцать секунд, Ким Кай, у тебя тридцать секунд, чёрт побери, чтобы выйти», — безбожно орёт в ухо продюсер. — Иди отсюда, — громко командует артист, но встречает протест, выраженный в нахмуренных бровях, — я сказал, пошёл вон! У меня осталось тридцать секунд до выхода! — Я успею, — кричит ему в ответ Кёнсу, — выходите! Он рывком садится на корточки и, куда увереннее, чем до этого, дёргает провода по одному, пока, наконец, обрадованно не натыкается на нужный. Подорвавшись, он бежит с ним за кулисы и в самую последнюю секунду, когда по всей площадке раздаются слова ведущего, знаменующие присутствие Ким Кая на сцене, втыкает штекер в розетку. С первым раздавшимся из колонок битом, на экранчике под ногами Кая загораются строчки из его открывающий концерт песни. Кёнсу ловит на себе благодарный взгляд Ким Кая. Он успел.

☐☐☐

До Кёнсу двадцать четыре. И вся его жизнь, больше похожая на издевательство Бога над бренной душой и протекающая в вечном поиске денег, уже несколько лет как не интересовала ни его друзей, которые отвернулись, ни семью, которая предпочла закрыть для него свои двери. «Уличный мальчишка» — так про него все говорили. Нечто без рода, имени и происхождения: природная субстанция с намётками души. Серая масса в толпе. Подзаборный пёс. Оборванец. Кёнсу привык к своей роли в социуме и, в общем-то, довольно давно перестал рассчитывать на ту самую удачную случайность, какая происходит обычно с персонажи книг и кино. Потому что знал, что на него такая никогда не распространится и что, скорее всего, он так и помрёт в нищете, да и то не от голода, а от обычного инфаркта во сне. Он пытался медитировать, чтобы найти ту самую высшую точку связи с потусторонним миром и поговорить, наконец, с Творцом. Мол: «Какого хрена, дядь, на мои плечи сваливается всё это дерьмо?» — однако забросил все попытки после третьей или пятой, когда понял, что у него банально нет на всё это времени. Подработки, халтурки, едва-едва нацарапанные шестьдесят страниц диплома по специальности «электроэнергетика и электротехника» ни черта не помогали ему наскрести хоть горсть денег на «чёрный день» или «заначку». Он перебивался от зарплаты к зарплате, от воны к воне, на всём экономил и почти не пользовался горячей водой. Счастье, что хоть ел нормально и жил в более-менее неплохом районе в снимаемой однокомнатной квартире-студии. Пускай и та досталась ему непосильным трудом. Два года назад, когда его отчаяние, касающееся будущего, достигло особенного пика на фоне отвернувшихся друзей и семьи, он занял денег у своего работодателя (хуже не придумаешь, конечно) — одного владельца бара для «випов». Кёнсу работал там днём, когда клиентов почти не бывало, и получал с этого, соответственно, мелочь, едва ли оправдывающую его количество отработанных часов. Так что До пришлось идти на крайние меры — на ковёр, чтобы постыдно попросить на коленях денег. Деньги, в результате, дали, с работы — погнали. На них Кёнсу купил диджей-оборудование — предмет мечтаний настоящего идиота — и принялся писать фиты к когда-то известным песням. Он уже занимался этим когда-то, поэтому разобраться в новой музыкальной установке ему не составило большого труда. К тому же, в старшей школе, на уроках музыки, До часто хвалили и говорили, что он обладатель уникального идеального слуха и что, мол, его успех в исполнительских искусствах — лишь вопрос времени. Может быть. Однако До Кёнсу сейчас уже двадцать четыре, время идёт, а карьерой музыкального режиссёра — или кого там — даже не пахнет. Зато пахнет возвратом денежного долга бывшему боссу. И пахнет причём крайне сильно. За два года Кёнсу вернул лишь пятьдесят процентов, а остальные — всё никак не мог дотянуть. Он торговался, пытался искать компромиссы, даже хотел убежать из города, но когда ему за это чуть не сломали ноги — само собой, передумал. Да тут любой бы передумал, если честно. Так что сегодня в клубе, название которого не произнести без закатанных глаз — «Радуга» (этакий гей-привет) — До работал техническим специалистом по электротехнике. Возился с проводами, электропроводками и сценическим оборудованием. На самом деле, он бы никогда добровольно не пошёл на подработку по своему позорному образованию, однако тут согласился, ведомый двумя причинами. Во-первых, объект, где сегодня трудился Кёнсу, принадлежал боссу, которому он должен, а во-вторых, работа была так или иначе связана с миром музыки, что уже добавляло ей десяток бонусных очков. Плюс, на выступление можно было посмотреть практически как из партера, что несказанно радовало: на билет в настоящем партере До в жизни не накопит, а тут — пожалуйста, из закулисья сцена словно на ладони. Признаться, Кёнсу вообще крайне повезло, ведь сегодня выступал знаменитый Ким Кай, о котором вот уже несколько лет ходила далеко не одна легенда. Поговаривали, что на своих концертах он имел необыкновенную способность очаровать зрителей настолько, что некоторые из них, ранее о нём ничего не знающие, тут же вступали в плотные ряды его фандома. Поэтому, заняв наиболее удачную точку в закулисье, До пытался разгадать, как же всё-таки этот Кай умудрялся столь безоговорочно касаться душ людей. Своей отдачей на сцене? Возможно. Ведь даже отдалённый от его творчества Кёнсу, не стесняясь, сосредоточенно наблюдал за ним, выкладывающимся сейчас на все сто десять из десяти и позабывшим, кажется, об окружающем мире вовсе. От усердия по виску Кима от русых взмыленных волос текла капля пота, смывающая за собой грим, чуть подрагивающее тело выдавало сильное волнение, а ярко светящиеся глаза — драйв, адреналин и восторг. Он двигался искусно, будто брал когда-то уроки балета или хореографии, читка его была чистой, твёрдой, жёсткой — подстать исполнителю хип-попа, а выдержка — стальной. Его цепкий и, пожалуй, чересчур обескураживающий взгляд уверенно бродил по зрительному залу, заставляя встретившихся с ним замирать чуть ли не в предобморочном состоянии. Кай был профессионалом, и видно это было издалека. Та сила, которую он вкладывал в свой концерт, поражала до глубины души. Он выступал как в последний раз, игнорируя тот факт, что его время почти истекло и что до конца осталось всего пара треков. Нескончаемая энергетика, которую источало всё его нутро, прекрасно говорила за него, что он был рождён, чтобы выступать перед многочисленной публикой. И Кёнсу находил это очень сексуальным. Особенно то, как Ким Кай держал в руках микрофон. Но это был вообще отдельный и личный фетиш. Обескураженно облизывая губы, До, всё-таки купившись на этот красивый образ, отворачивается от артиста в противоположную сторону и видит пару суровых мужчин бывшего босса, всё это время стоящих у него за спиной. Холодок от осознания их присутствия бежит у Кёнсу по спине как-то сам собой, рассыпаясь где-то в районе копчика. Страх липко обхватывает его плотным кольцом за туловище и заставляет начать внутренне паниковать. Он замирает в ожидании их грязных слов. — Да, на него трудно не засмотреться, — говорит один из них с подтрунивающей интонацией, — красивый — одним словом. Не знали, что ты из «таких». — Думаю, это отличный повод для того, чтобы поговорить на эту тему на улице. А? Как считаешь, Кёнсосунчик? Кёнсу передёргивает от этого позывного, и он морщится. Если откажется пойти с ними сейчас, то они не смогут его заставить: вокруг слишком много свидетелей. Однако… При следующей встрече он получит от них лишь сильнее. Если же согласится, то… Будет мало того, что избит, так ещё и опозорен. Сильно опозорен. Возможно даже с фиксированием этого акта на видео. — Не видите разве, что в зале, — пытается оправдаться До, — стоит множество восхищённых Ким Каем мужчин? Он — икона хип-хопа нашего времени. — Ага, вряд ли только они смотрят на него так, будто хотят получить член в дырку, — говорит второй. Оба хрюкающе хохочут, находя высказывание смешным, и хлопают друг друга по спинам. Кёнсу стушёвывается, чувствуя подступающий откуда-то из лёгких к горлу комок постыдных слёз. — Ладно, малец, — успокоившись, первый кладёт ему руку на тонкое плечо, больно сжимая и попадая большим пальцем под ключицу, — не красней. Знаем мы тебя давно, так что сегодня обойдёмся без нашей исправительной сессии, — он скалит зубы, — но чтобы после этого грёбаного выступления был у господина Чондэ. Всёк? Кёнсу, подавив желание минутной давности упасть на колени и разреветься в просьбе пощады, кивает в неверии. Он всёк и придёт обязательно. Как и планировал. Пускай и не понимал, чем заслужил сегодняшнее помилование.

☐☐☐

При входе в бар с чёрного входа До Кёнсу, из-за своей невнимательности, врезается в грудь одного крупного бугая, которого он никогда не встречал прежде. Случайно. Моментально признав свою ошибку, До тут же принимается извиняться за свой поступок и склоняется несколько раз всем телом. Однако тому этого не хватает. Посчитав, что он напоролся на мальчишку, о котором в их баре ходили слухи, бугай хватает Кёнсу за затылок и, усмехнувшись, пинает его к стене, из-за чего тот больно бьётся об неё плечом и съезжает на пол. — Ты, говорят, нам задолжал, — он приседает перед ним на корточки, — а заходишь, как к себе домой. Парень поднимает на него перепуганный взгляд. — Не смотри на меня. Бугай пинает рукой его голову, словно бейсбольный мячик, и выпрямляется, замахиваясь ногой, чтобы ударить Кёнсу в живот, однако, увидев, как протестующе он вскидывает наверх руки, давится из-за этого смехом и передумывает. — Пожалуйста, — чуть выдавливает До, — мне нужно попасть к господину Чондэ… — Я помогу. Рывком поднимая Кёнсу за шиворот, мужчина тащит его за собой на верхний этаж по лестнице. Майка, резко обхватившая шею, душит, от чего заставляет глухо закашляться и ухватиться кончиками пальцев за ворот. До пробует закинуть в безмолвной мольбе глаза, однако насильник, намеренно игнорирующий все потуги парня выпутаться из крепкого захвата, накручивает ткань на кулак лишь туже и волочит его за собой увереннее прежнего. Больно. Унизительно. И мерзко. В первую очередь, от самого себя. До не понимает, в чём так провинился в своей прошлой жизни, что вынужден искупать свои грехи за неё в этой. И он ненавидит себя за это до глубины души. Ведь, наверняка приди он на пару минут позже — не наткнулся бы на этого бывшего зека и смог бы добраться до кабинета Чондэ самостоятельно. Без насильственной помощи. Но, как это всегда бывает, Творец вновь жестоко поиздевался над ним. Внезапно почувствовав под коленями уже привычный ковёр, До Кёнсу хватается за шею и разжимает слезящиеся от недостатка кислорода глаза, устремляя их в сторону своего главного мучителя — Ким Чондэ. Тот, заметив своего должника, поднимается с коричневого кожаного дивана, расположенного в глубине кабинета, и выходит из полумрака. — Отстойно выглядишь, парень, — будто между прочим подмечает он, оборачиваясь на человека сзади себя с лёгким кивком головы. До поднимается на ноги, чувствуя тупую боль в плече — тот придурок хорошо приложил его, — и обращает, наконец, твёрдый взгляд на подошедшего. — Не без Вашей помощи. В учтивости Кёнсу нет и намёка на хороший тон. Лишь желчь, ненависть, плещущаяся на дне души в поисках сострадания к самому себе, и безграничная злость, построенная на осколках непонимания. Он пытается разглядеть того, кто находился вдалеке, но слишком большое расстояние не позволяет, да и плохая освещённость — тоже. И этот факт злил. Что какой-то случайный человек мог стать свидетелем его унижения. — Смотрю, ты как всегда в воинственной форме, — замечает Чондэ, — в глазах искры, руки сжимаешь в кулаки. Может, ещё побьёшь меня? — Вы же знаете, что я сделал бы это с огромным удовольствием, — крысится парень и показательно делает шаг вперёд, как тут же к нему подлетают телохранители Кима, — вот только связан я по рукам и ногам. — Не нужно было брать деньги в долг, — укоризненно бросает тот. — Я мог отработать — Вам ли это неизвестно. — О! Тогда мои мальчики не обрели бы такую прекрасную тушку для битья. Чондэ хлопает пару раз Кёнсу по щеке в почти дружеском жесте, однако тот отступает назад. — Твоему настрою можно даже позавидовать, парень, — умилительно замечает он, отряхивая руки, будто прикоснулся к грязи, — только вот… Не нужно путать роли. Ты по-прежнему мне должен, а я по-прежнему жду свои деньги. Инкогнито, всё это время сидящий на диване, встаёт с него, из-за чего раздаётся характерный звук, обращающий на себя внимание всех присутствующих в кабинете, и громко вздыхает. До переводит зашоренный взгляд на, судя по силуэту, мужчину, не ожидая даже, что он начнёт говорить. — Отпусти мальчишку, Чен, — спокойно произносит неизвестный, подходя к тому со спины почти вплотную. — Дружище, ты, кажется, не понял, кто это, — начинает было Чондэ, как вдруг на его плечо ложится рука с золотым кольцом, которую Кёнсу сразу же опознаёт. — Я сказал, отпусти его, — твёрже повторяет Кай, наклоняясь к уху друга, и бросает на Кёнсу непонятный взгляд. У До колотится сердце чуть ли не в ушах. Уставший после своего концерта, статный и ужасно соблазнительный Ким Кай, стоящий почти прямо перед ним, приказывал, да, именно — приказывал своему другу. — Ким Чондэ, мне повторить? — Не отходя от него, тихо и жёстко проговаривает Ким, всё не сводящий с До Кёнсу своих глаз. — Думаю, ты задолжал мне сегодня, дружище. Я предлагаю быстрый путь решения проблемы: ты прощаешь мальчику долг, а я, в свою очередь, забуду про сегодняшний бардак на выступлении. Чондэ, До готов поклясться, сглатывает от такого напора. — К слову говоря, — Кай, наконец, выходит из-за его спины, ступая ближе к Кёнсу, — именно благодаря ему мой концерт сегодня не сорвался. Он сколько-то всматривается в уже знакомое лицо, а затем спрашивает ровным тоном. — Много ты должен? Кёнсу вылупляет свои и без того огромные глаза и указательным пальцем тычет на свою грудь, как бы говоря: «Это ты мне?» Ким лишь кивает на это. — Нет, то есть… да? Трудно оценивать. Со стороны виднее, наверное. — Просто назови сумму, — спокойно просит Кай, продолжая держать с парнем зрительный контакт. — Тысячу долларов. Артист от этой фразы разворачивается к своему другу так молниеносно, что Кёнсу бьёт по лицу потоком воздуха. — Дружище, да ты издеваешься, — злобно проговаривает Ким Кай, направляя большой палец за свои плечи. — Он за одну сегодняшнюю работу должен был столько получить, не то что за два года прислуживания тебе. Ты кусок говна, чувак. Серьёзно. Ким Чондэ от услышанного оскорбления вскидывает на друга задетый и при этом злобный взгляд. — Как… Как ты меня назвал? Куском говна?! Да кто ты такой, Кай, чтобы распоряжаться моими, — он набирает воздуха в лёгкие, — деньгами и людьми?! — Ох, правда? Я тот самый, который выступил сегодня в твоём радужном захолустье, ублюдок. Ким на ощупь находит сзади себя руку До и уверенно обхватывает её за кисть, показательно выгибая одну бровь, совмещая этот жест с лёгким кивком головы в прощании, и демонстративно поворачивается в сторону выхода. — Пойдём, мальчик. Нам здесь не рады. Громко захлопнувшаяся за ними из-за сквозняка дверь отдаёт по стенам просторного кабинета вибрацией. Больше Кёнсу сюда не вернётся.