Hush… It's okay. Dry your eyes.
Опять он. Что во сне, что тут… – С добрым утром. «Сейчас ночь». Отвечаешь мысленно: ему без разницы, а голосовыми связками в такие моменты лучше не злоупотреблять. – Так почему не спишь? «Кошмары». Смеется твоим словам. Когда-то это интерактивное кино было интересным, теперь же просто монотонно утомляет, несмотря на щедрое разнообразие сюжетов. Бесконечные расследования по мотивам запрещенной литературы, которую уже пару лет как перестал читать – надеялся, что и сны прекратятся. Черта с два. – Мне нельзя побыть твоим Морфеем? «В аду настолько скучно?» – Ты мне скажи. Твой мир куда больше напоминает ад. «Только из-за тебя». Перевернулся на другой бок, но без толку – Макишима уже тут как тут, лежит за спиной Аканэ, проводя пальцами вдоль ее позвоночника. Она спокойно спит и понятия не имеет, что ее здесь трогает твоя назойливая галлюцинация, но как же это бесит… Кулак сам потянулся ударить хитроглазую пустоту, благо вовремя завис в воздухе. Призрак злорадствует, это ведь он тебе личную жизнь устроил: распустил свои бесплотные руки рядом с девушкой, а ты, горе-защитник, бездумно замахнувшись, непреднамеренно ее обнял. Пришлось поцеловать – не признаваться же, в чем дело… Проснулась. И снова, по той же схеме. Прижимаешь к себе, будто ты всего лишь страдаешь нехваткой нежности, а вовсе не помутнением рассудка. Она, возможно, замечает временами, что у тебя не все в порядке с головой, хоть и понятия не имеет, насколько. Не грузит. Не пытается расспрашивать или вести душеперерабатывающие беседы, просто смотрит понимающе, смягчая все тревоги одним взглядом, молчаливым «все хорошо, ты справишься». И правильно делает. Тебя лечить – что небо красить. – Ну же, Когами, – раздражающий шепот стал ближе. – Развлеки меня чем-нибудь. «Уйди!» От злости дыхание участилось, ладони только сильнее сдавили ее плечи. Иногда срываешься – в такие моменты она видит лишь страсть, но ты видишь наглые желтые глаза напротив, скатываешься в безумие, начинаешь делать больно. Аканэ терпит – зажмурившись и поддавшись, позволяет вымещать на себе гнев, верит, что ты не желаешь причинить ей вред, что ты просто такой, какой есть, и она тебя таким принимает. Отвечаешь благодарностью, когда можешь. Когда его нет рядом. – И что бы ты без меня делал? «Макишима, исчезни!!!» Она медленно перетягивает тебя на себя и обнимает ногами. «Нет, солнце, ты опять все не так поняла…» – А как это еще можно было понять? – вот же, икнуб-купидон… – Скорее Антэрос. «Не смей к ней прикасаться!» Но Макишима смеет. Давно привык к его невесомым домогательствам, раньше они тебе даже нравились. Потом осознал, насколько же нужно быть невменяемым, чтобы получать от такого удовольствие – оттолкнул его, абстрагировался. Помогло. Временами можно прогнать это наваждение, если достаточно сосредоточиться или отвлечься, сейчас не получается. Когда ты на нервах, он владеет тобой полностью, успокоиться – единственный вариант. Успокоиться и взять себя в руки, но пока твое внимание приковано к его рукам, которые уже вконец обнаглели, успокоиться невозможно… Она прогнула спину, будто физически ощутила в себе эти потусторонние пальцы, волна возбуждения накатила спонтанно, став чудовищно заразительной. «Да как ты это делаешь?!» – Вопрос в том, почему это делаю только я. «Ты ведь даже не дух, ты просто мой чертов бред…» – Что ж, мысли материальны. Она хочет тебя, ты хочешь Макишиму. Снова. В очередной миллиардный раз… Да когда это уже закончится… – Ты хочешь меня? Мило. «Хорошо, сдаюсь. Делай со мной что угодно, когда я один, но взамен, прошу, оставь ее в покое…» – Заманчиво, однако лишено смысла. Я и так могу делать с тобой что угодно. Аканэ прерывисто выдохнула, когда ты вошел так резко, что в глазах потемнело. И даже ее родное тепло неспособно затмить остаточный холод этих пальцев, которых там и не было вовсе. Только в твоем нездоровом воображении, окончательно вышедшем из берегов и заводнившим реальность неконтролируемо. Его здесь нет, это очевидно – разуму, но восприятию без разницы. Глаза видят, как он касается губами ее уха, отчего она слегка вздрагивает и поворачивает голову в сторону, точно инстинктивно. Его это забавляет, продолжает дразниться, пока не повторяешь то же самое, стирая его леденящий след, перекрывая собственным. Это осточертевшее ощущение, когда проходишь сквозь него, словно голограмму или чрезмерно яркую дымку, наделенную подобием сознания. Воздух в этом месте чуть холоднее, чем сантиметр назад, под кожей начинает покалывать, будто мурашки или легкий ток. Если ныряешь с головой – закладывает уши, слышишь пульсацию в висках, удвоенную эхом. Еще ему нравится запускать руку тебе под ребра и трогать сердце, отчего то начинает колотиться как сумасшедшее, а дыхание перехватывает. «Нет, ты издеваешься…» Когда ему наскучило указывать тебе своим примером каждое следующее место для прикосновения или поцелуя, лег на ее место, чтобы ты уже его касался и его целовал, наравне с ней, изобретательный гад… – Всего лишь наблюдаю с первых рядов. Можешь не обращать на меня внимания. Смотри на нее, только на нее, а не на свое полупрозрачное чудовище, думай о ней, перестань думать о нем, сосредоточься… И полегче, она же только проснулась… с ней нельзя так грубо, давай аккуратнее… – Не думал, что ей такое нравится? «Да закройся ты уже!» Вот вышвырнуть бы отсюда, избить несуществующее тело, перестрелять еще сотни раз, но ни кулаки, ни пули его больше не берут. Он пользуется этим, когда принимаешь душ: опускается перед тобой на колени, смотрит провокационно снизу вверх, но потом, как бы передумав, отворачивается, сдержанно улыбнувшись. Пусть глупо, но неизбежно – хочется схватить его за волосы и притянуть обратно, чисто символично. Этот едва уловимый мороз по коже, когда проводишь рукой сквозь его лицо, и противен, и приятен одновременно. Как и то, что, по обыкновению, следует после. Что сейчас чувствует Аканэ? Понимает ли она – хотя бы подсознательно, – что здесь есть невидимый для нее третий? Что он смешался с ней, что их лица теперь слились в одно несуразное гротескное нечто, такие несочетаемо разные лица… Каштановые волосы перемешались с платиновыми, как ее дрожащие стоны и его тихий смех, горящие жаром щеки и мертвенный холод рядом, покусанные влажные губы и бескровные белые. Но ее хрупкую живую красоту прикрывает темнота ночи, а насмешливый призрак выигрышно подсвечивается ртутно-серебристым… Его хочется схватить за горло и душить, впиваясь ногтями в болевые точки под челюстью, ее – ласково гладить по щеке, проводя большим пальцем по подбородку, в итоге получается что-то среднее, жестоко-нежное, чудовищное в своей неправильности… Нет, она не заслужила этот кошмар, а ты определенно не заслужил ее. Но она здесь, и она тебя терпит, она тебя любит – так обреченно и самоотверженно, как ты никогда не сможешь полюбить ее. Единственный источник тепла и света в твоей невнятной серой жизни, за который все же стоит поблагодарить одну бесцеремонную галлюцинацию. Ибо сам ни за что бы не стал марать собой эту нежнейшую душу, теперь уже поздно отступать: она безнадежно принадлежит тебе, не разбей это настрадавшееся сердце, не погуби, позаботься о ней… Закрой глаза и целуй – именно ее, только ее, он обойдется… Прохладный запах свежескошенной травы, пороха и офсетной бумаги, неумолимо леденит нюх, но это не ее запах – Аканэ пахнет кремом для лица, фруктовым чаем и твоими сигаретами, – это запах мертвеца, который любил бумажные книги. Тебе не нужно зрение, чтобы видеть его, не нужно осязание, чтобы чувствовать… И даже если перестанешь дышать, этот запах никуда от тебя не денется, как никуда не денется и он… Ты говоришь его мыслями, думаешь его голосом, судишь его критериями, его ценности переплелись с твоими ценностями, и ты всегда будешь отчасти им, пока небо не станет океаном… «Ну почему… какого дьявола я до сих пор не могу выбросить тебя из головы…» – Ты любишь меня. «Чушь…» – Ты любишь меня. «Нет…» – Я люблю тебя… – шепчешь ей на ухо, обнимаешь как никогда прежде. – Я очень тебя люблю… Слова обжигают глотку, под кожей копошится мороз, уши заложило – Макишима Сего прошел сквозь тебя, развернулся и смотрит твоими глазами, дышит твоими легкими, твое сердцем стало его сердцем, и он всегда будет частью тебя, пока солнце не погаснет… Вы не можете быть ни вместе, ни порознь – вы просто одно свихнувшееся целое, пожирающее само себя. Это компромисс такой?'Cause soulmates never die.