Эйфория

Чимин слегка морщится с непривычки, когда ощущает горьковатый вкус колы и спиртного на языке, но допивает напиток до дна под пристальным взглядом прищурившегося Тэхена, который стоит рядом с ним и внимательно следит за его действиями. Чимин жмурится пару секунд, а потом начинает улыбаться — как делает всегда без особой на то причины — чувствует, как приятное тепло разливается по всему телу. Поправляет причёску и куртку с разнообразными нашивками. Смотрит на себя через грязное зеркало в полупустой спальне хозяина квартиры и думает о том, что ничего не изменилось. Всё тот же Пак Чимин с глазами, в которых сияние звёзд отражается, и взглядом почти прозрачным — как привыкли думать некоторые — ничего не скрывающим, абсолютно искренним и чистым, совершенно настоящим и беззаботным. Чимину семнадцать. У него за душой ничего, кроме сладкой улыбки и приторного цветочного запаха, нет. У него на щеках блестки в форме звёздочек, вишнёвый блеск на губах, красивые разноцветные заколки в волосах и приторная жвачка со вкусом фруктов во рту. Люди считают, что он простой, как стеклянная банка. Знают, что могут прочесть его как открытую книгу. Они думают, что Чимин не умеет плакать. Потому что с ним слишком легко, слишком по-настоящему. Таких, как он, любят, когда хорошо на душе. Когда улыбаться хочется. А что потом? Ведь Чимин не знает, что такое «проблемы». Наверняка никогда с ними лицом к лицу не сталкивался. С ним об этом говорить не хочется совершенно, потому что не поймёт. С ним говорить получается только о чем-то хорошем, что невольную улыбку вызывает. Чимин, целиком и полностью, — счастье и вбитое под кожу умиротворение. Люди тянутся к нему только в самом приятном расположении духа, только чтобы на себе его радость всепоглощающую ощутить — ничего более. На все остальное есть другие люди, которых по-настоящему особенными считают и дорожат ими тоже совершенно искренне. Есть те, к кому и в два часа ночи сорвутся и принимать их будут просто так. Просто потому, что они существуют. Им даже не нужно для этого прикладывать особые усилия — лишь бы те были рядом. А к Чимину любовь всегда мимолётная, которая совсем ничего не значит. С ним по-другому никогда не бывает. Он слишком неземной, слишком по-живому правильный. Чимин умеет очаровывать, быть в центре внимания и смеётся всегда заразительно. От него бросает в дрожь, когда Пак ресницами хлопает и улыбается. — Я пойду в гостиную к Хосоку, — Чимин говорит слегка заторможенно, не успев прийти в чувства. Забывает на секунду, что он, вообще-то, находится на очередной вечеринке старшеклассников, которую устраивают, чтобы хорошо провести время (и забыться). Устало проводит взглядом старую кровать, небрежно застеленную, и выходит в небольшую гостиную, в которой непривычно много людей. Громкая музыка почти оглушает, вызывает странное чувство тошноты и головной боли. Чимин умело игнорирует в себе эти ощущения и уверенным шагом направляется прямо к Хосоку, который сидит на потертом старом кресле зеленоватого цвета и расслабленно наблюдает за происходящим со стороны. Чимин кидается в его объятия, весело смеясь. Садится на его колени и откидывает голову от приятного ощущения сильных рук на его талии. — Тебе весело, Малыш? — Хосок смотрит почти заботливо, почти неравнодушно. Он целует его в самые губы — просто так, без особой на то причины — и тянется к шее, чтобы оставить на нежной коже засос. Чимин мычит, кажется, слабо пытается того оттолкнуть и увернуться, а затем хихикает, прикрывая рот ладонями. Чимина пронизывает острый приступ отвращения к себе. Он хочет дать Хосоку по лицу и убежать в неизвестном направлении, но вместо этого продолжает вести себя так, словно ничего лучше быть не может. Чимин готов задохнуться на месте от того, что его сущность позволяет другим делать с собой. Но по-другому он не может. Пак ведь до боли беззаботный и легкомысленный. Это ведь ничего не значит. Они ведь даже не такие хорошие друзья. — Очень весело! — Слишком быстро встаёт с его колен и уходит танцевать, будто бы ничего не случилось. Старается не заплакать и кусает губы. Хосок провожает его довольным взглядом, а потом сразу переключает свое внимание на девушку в углу, которая с него глаз не отводила все это время, о чем-то своём думала. Она с обидой дует губы и уходит, гордо задрав подоброк. Хосок хмурится. Отчего-то становится неприятно, но Чимин старается об этом не думать, потому что знает: это ничего не значит. Даже у Хосока есть та самая — особенная — которая способна ему весь мир заменить. Но между ними, конечно, ничего нет. Хосок так и продолжает других на её глазах ласкать и искать её взгляд в толпе, который находит чуть ли не в ту же секунду. Чимин увлажняет губы вишневым блеском и идёт в центр зала. Понимает отлично, что все только на него и смотрят, поэтому привычно улыбается. Он всем телом отдаётся музыке, которая в мгновение ока окутывает его сознание, вытесняет любые мысли, и танцует так, словно кроме него в этой комнате нет совершенно никого. Движения у него всегда очень плавные, нежные и грациозные. Чимин расслабленно прикрывает глаза и дышит ровно, не обращая внимания на толпу. Где-то в глубине комнаты Тэхен целуется с очередной пассией, с которой они обязательно расстанутся через две недели. Намджун, наверное, ходит хвостом за Джином, не на шутку того зля. Чонгук смотрит на это с усмешкой, а сам следит все это время только за одним человеком. Чимин хочет быть тем человеком, по которому скучают в три часа ночи. Эта мысль выбивает воздух из лёгких и заставляет скручиваться от внутренней боли, так некрасиво рушащей образ прекрасного и беззаботного, любимого всеми Чимина. Он резко останавливается, понимая: музыку он больше не слышит. Направляется в сторону кухни, решив, что ему необходимо побыть в одиночестве.

***

Музыка кажется не такой уж и раздражающе громкой, когда сидишь в другой комнате, где почти тихо. Небольшая кухня, со старыми потертыми кухонными шкафчиками, грязной плитой и шумным холодильником пропахла запахом сигарет и дешёвого алкоголя, — Чимин морщится и открывает окно, мечтая избавиться от этого жуткого сочетания запахов, которое в лёгких засело. Он невольно засматривается на звёзды и завороженно за ними наблюдает. — «Я никогда не буду тем, что ты видишь внутри», — Чимин поёт песню, которую услышал по радио и забыть не смог. — «Ты говоришь, что я не одинок, но я окаменел». Растягивает гласные в особой манере и прикрывает глаза как-то слишком устало. Он хватается за подоконник и продолжает петь чуть тише: — «Ты говоришь, что ты близко, Но близка ли ближайшая звезда?». — «Кажется, что ты в два раза дальше», — продолжает за него кто-то со стороны, не попадая в ноты. Чимин вздрагивает от страха и смотрит на незнакомца загнанным зверьком, широко раскрыв глаза. Кусает губы и почти не дышит, когда на себе его изучающий взгляд ловит. По коже мурашки бегают, а странное чувство овладевает им с головой. — Напугал… — Чимин слегка расслабляется, приходит в привычное состояние и пытается улыбнуться, но ничего не выходит. У незнакомца волосы цвета мяты, уставший взгляд и сигарета во рту. Он задумчиво делает затяжку и в очередной раз окидывает Чимина взглядом, от которого тому хочется непременно сжаться до размеров атома. С ним непривычно тихо. — Выглядит мерзко, — Юнги указывает на кроваво-красный засос в области шеи. Он видел Чимина, сидящего на коленях Хосока. Смотрел на то, как Пак пытается того оттолкнуть. Его внутреннюю борьбу тоже заметил. Чимин почему-то стыдливо прячет взгляд и прикрывает засос руками, хотя будь на его месте кто-нибудь другой, непременно бы того послал и ушёл, гордо подняв голову. — Меня зовут Чимин. — Мин Юнги. В воздухе неожиданно повисает резкое молчание. Чимин едва дышит, но взгляда не отводит. Юнги смотрит на него спокойно, на его лице не дрогнул ни один мускул. — Я наблюдал за тобой всё это время, — задумчиво начинает, — потом понял, что не могу тебя понять. — О чем ты? — Чимин прекрасно понимает, о чем он. — Ты так удивительно счастлив, что даже тошно. Пак не отвечает. Испуганно смотрит на него и ему почему-то кажется, что Юнги видит его насквозь. Отчего-то злится на него, потому что говорить такое он не должен был. — А ты очень прямолинейный. Снова молчание, звенящая тишина. Музыка, которая отражается от стен комнаты и звучит чуждо, словно из другой реальности. Расстояние в три шага и бесконечная пропасть.

***

Чимин сидит на столе, устало свесив ноги, и внимательно наблюдает за тем, как Юнги расслабленно делает очередную затяжку, оперевшись о стену, выложенную желтоватой плиткой. Юнги — это недокуренные сигареты с ментоловым вкусом, торопливые поцелуи под дождём, уставший взгляд глаз цвета жженого сахара. Юнги — это разговоры на прокуренной кухне в три часа ночи и песни twenty one pilots на репите. Он носит кожаную куртку из секондхэнда, а на вечеринках всегда уходит из толпы. — А ты веришь в соулмейтов? — раздаётся голос Юнги, заканчивающего курить сигарету. Чимин от него такого вопроса совсем не ожидал и даже опешил. — Это так… сложно? Один учёный доказал, что шанс встретить родственную душу равен одному на десять тысяч. — Это не самый плохой вариант. — Я имею в виду десять тысяч жизней. Ты должен прожить десять тысяч раз, чтобы хотя бы иметь шанс встретить свою родственную душу. — Но ведь жизнь слишком коротка, чтобы жить статистиками и графиками. Хватит уже переживать о вещах, которые ты не можешь контролировать и начни уже жить, — Юнги говорит вполне искренно, от чистого сердца и с самыми хорошими намерениями. Этому парню почему-то не хотелось врать. — Ты прав. — Мы всегда находимся в поиске новых людей. — Юнги горько ухмыляется, едва заметно поморщившись. Чимин, однако, с запозданием замечает, что он непривычно серьёзен, и невольно замер. — Человек никогда не доволен тем, что имеет. Думает всегда: вот найду я свою родственную душу, с которой мне будет не так, как с остальными, и все будет хорошо. А сам совершенно игнорирует тот факт, что соулмейта он, вообще-то, нашёл, но гнаться за идеальным образом того-самого-человека-из-под-черепной-коробки не перестал. Почему мы понимаем, как сильно любим только после того, как эти люди уходят из нашей жизни, словно и не было их вовсе? И пусть они — не те самые. И пусть особенными они становятся только спустя время. Приходит осознание: Чимин непременно умрёт, если сейчас же не коснётся его губ своими. Ему жизненно необходимо ощутить его дыхание на своей коже. Юнги в нем мир с ног на голову переворачивает, заставляет задыхаться от трепета. Чимин никогда не умел выражать свои чувства по-другому, вот и сейчас резко встаёт со стола и впечатывается в его своими, не думая. Голову кружит от ощущения ментоловых сигарет на собственном языке. Чимин никогда в жизни не курил. Но в голову внезапно приходит дурацкая мысль: это всё так правильно, словно по-другому быть не может. Юнги ему отвечает почти сразу. С нежностью берет его за талию и гладит по бёдрам, не прекращая поцелуй. К Чимину тянуло так, как не было ни с кем другим, — он понял это сразу, а когда случайно услышал, как тот поёт песню twenty one pilots, осознал, что назад дороги не будет. Чимин чувствует себя живым. И пусть сейчас он слегка неуверенный, испуганный и готовый заплакать от чувств, зато ведь настоящий. Юнги на себе ощущает, как его мнимая идеальность слетает с лица. Понимает, что сейчас это не беззаботный и правильный Пак Чимин, с которым всегда легко. Юнги видит его настоящего, без всякой обертки. Ему такой нравится гораздо больше. С ним даже молчать приятно, оказывается.

***

Юнги валит Чимина на застеленную кровать, которая издаёт ужасный скрип, и закрывает дверь спальни на ключ. Чимин смотрит на него с обожанием, со странным трепетом и живым восхищением. Томно губы кусает от ожидания и неожиданно охает, чувствуя его руки на своей талии. Юнги никогда не был фанатом случайных связей, но страх потерять Чимина раз и навсегда пугает до дрожащих коленей. Если не сейчас, то когда? Проносится в сознании со скоростью света, когда он целует того в очередной раз. Он расторопно снимает с него футболку, продолжая гладить в области паха. Чимин перестаёт дышать. Он губы кусает и мечтает не кончить позорно раньше времени. Помогает снять с него футболку и сам стягивает с себя узкие джинсы. Остаётся в одном белье и смотрит на него с улыбкой. Настоящей, живой. Не такой, как раньше. — Луна сегодня красивая, правда? — Юнги говорит серьёзно и молится, чтобы Чимин его понял. Потому что «люблю» говорить слишком рано, а от чувств задохнуться можно. Чимин, кажется, его понимает. Удивлённо раскрывает глаза с немой благодарностью. Немного недоверчиво говорит: — Настолько, что умереть можно. У Юнги внутри что-то обрывается, он сдерживает стон, когда Чимин играюче проходится по соскам. Их губы снова сливаются в торопливом поцелуе. — В тумбочке была смазка, — Юнги говорит себе под нос, мысленно благодаря хозяина этой квартиры, его близкого друга, за предусмотрительность. Переворачивает Чимина на живот и обильно поливает пальцы жидкостью. Пак застывает, когда ощущает, как холодная смазка касается его нежной кожи. Кусает губы, когда Юнги проходится пальцами по заднице и неожиданно охает, чувствуя движение внутри себя. Болезненно сжимает в руках простыни, давно забывший о подобных ощущениях. Юнги растягивает его одним пальцем, сосредоточенно заломав брови, извиняется шёпотом. Чимин мечется по постели в предвкушении. Хочет начать умолять его не останавливаться, потому что собственное возбуждение рассудка лишает. Юнги его понимает без слов и добавляет пальцы: сначала аккуратно вводит второй, а спустя некоторое время — третий. Чимин неожиданно стонет протяжно, беспомощно хватаясь за простыни, когда Юнги проходится по комку нервов. Чимин готов разрыдаться от чувств, от того, насколько ему хорошо. Так, как с Юнги, никогда не было. Мин касается его один раз, второй, третий. Чимин больше не сдерживается и умоляет его не останавливаться. Он скоро кончит от его пальцев. Но Юнги меняет его планы и входит в него одним резким толчком. — Ах, — с губ Чимина случайно вырывается протяжный стон, он скулит каждый раз, когда Юнги проходится головкой по простате. Мин думает, что он удивительный. По-настоящему. Без мнимой идеальности, без красивой обертки приторной улыбки, такой неживой и фарфоровой. С Чимином хочется дышать. Они знакомы около трех часов, а Юнги уже считает, что без него будет совсем не так. Юнги делает финальные толчки и кончает прямо внутри парня. Чимин изливается следом прямо на грязную постель. Они тяжело дышат, их грудь вздымается. Чимин прикрывает глаза и берет Юнги за руку, мечтая не отпускать никогда. Мин молчит. А внутри него целая Вселенная схлопывается до размеров атома. Смотрит на Чимина с неподдельной нежностью и думает: «Луна сегодня действительно красивая».