❀
Когда Сан делал первые самостоятельные шажки, Уён уже был рядом с ним, спотыкался, но держался рядом. И когда у Сана появился его первый велосипед, Уён учил мальчика управлять им так, чтобы не упасть и не разодрать коленки. Они выросли вместе, двигаясь по жизненному пути с крепко сцепленными руками. Но в таком маленьком городе они все выросли одновременно. Они были друзьями задолго до того, как узнали значение слова дружба. Сан любит их так сильно, что сердце начинает болеть каждый раз, когда он смотрит на них. Но, в конце концов, Уёна он любит немного по-другому. Единственная причина, почему в конечном итоге чувства Сана по отношению к Уёну имеют совершенно обратное направление, в отличие от чувств к Юнхо, который утверждает, что он тоже лучший друг Сана, Чхве не может утверждать, но он уверен, что это как-то связано с тем, что окно его спальни выходит прямо на окно спальни Уёна. Воспоминания все ещё свежи в памяти Сана, даже спустя столько лет. Как он просыпался и первым делом, путаясь ногами в скомканном одеяле, бежал к окну. И там его уже ждал Уён, прилипнув к стеклу носом, он корчил рожицы и махал рукой. Со временем их детские утренние забавы сменились на более спокойные, когда Сан перегибался через подоконник, чтобы утонуть в тихом разговоре с мальчиком напротив, перед тем, как начать собираться в школу. Каждое утро уже на протяжении четырнадцати лет Сан просыпался рядом с Уёном. А ещё Сан любит драматизировать, поэтому, когда Уён положил джойстик и начал рассказывать о планах, в которых он собирается уехать в Столицу к концу лета, мозг Сана решил воспроизвести мелодию, когда персонаж в игре, в которую они играют почти каждую ночь, попадает в тупик. Если Уён уедет, каждое утро в окне напротив Сана будет встречать пустота. На самом деле они все повязли в мечтах, где уезжают из этого города по достижении совершеннолетия. Чонхо хочет поступить в колледж, Минги – открыть свой собственный магазин пластинок, Ёсан просто хочет стать обычным столичным парнем и купить приличную дорогую пару обуви. И все они хотят продолжить существование группы, трястись под ритм музыки, сочиняя новые песни. Хонджун даже позволяет себе мечтать о подписании контракта с крупной компанией и славе, такой как у Queen. Сан счастлив за них. Но с Уёном все иначе. Когда младший говорит о том, что хочет уехать из города, он звучит так, будто ему здесь никогда и не нравилось. Сану хочется верить его словам о карьере басиста в Столице, где из него сделают звезду, а не своим собственным мыслям. Не тем, в которых Уён устал от их города, их жизни и их любви. Когда Сану было пятнадцать, он хотел поступить в колледж, прямо перед тем, как узнал, какой суровой может быть жизнь вне зоны комфорта. Сейчас документы о поступлении в колледж пылятся в самой глубине его ящика. Глядя себе под ноги, Сан старается не дурить себе голову. Не то чтобы он и Уён встречались. Более того, единственным, кто знал, что Сан безумно влюблён в Уёна, был сам Сан. Он хотел бы признаться, но проснувшись после их небольшого ночного разговора, ропотом потопившего всю уверенность, он загонял эту мысль глубоко в закорки разума. Какой теперь в этом смысл? В начале июня, когда летняя пора только зарождается, солнце садится около семи часов вечера. Они запрыгивают в грузовик Хонджуна и с шумом перемещаются с пустой стоянки в дом Сонхва, где его родители любезно позволили им репетировать в гараже. Уён смотрит на него всю поездку но ничего не говорит. Сидит напротив него, касаясь ступнями. Сан сосредотачивает внимание на том, как его волосы развеваются в плену тёплого ветра. Они стали длинными, слишком длинными. Сан не единственный, кто не является участником Sunrise, Сонхва и Минги составляют ему компанию на диване во время репетиций группы, они делят ведерко домашнего мороженного, принесённого мисс Пак. Родители Сонхва – владельцы любимого кафе-мороженного Сана и Уёна. Летом они часами напролёт проводят время там, когда с Сонхва, когда-то без него. Всегда с порцией мятного мороженого, одной на двоих. Хонджун пришёл с предложением создать Sunrise летом, когда им было четырнадцать. Среди вещей своего отца он нашёл несколько старых виниловых пластинок, что и зародило в нем мечты о том, чтобы стать одним из тех людей, что покоряют сердца миллионов рок-музыкой. Уён был первым, кто поддержал его, слезно умоляя родителей подарить ему бас-гитару. Потом согласился и Юнхо, за ним Чонхо, и, наконец, последим к Sunrise присоединился Ёсан, умело управляясь с повидавшими времена барабанными палочками, которые достались ему ещё от дедушки. Тело Сана всегда преисполнялось трепетом, когда он смотрел на выступление Sunrise, начиная с маленьких домашних концертов в гараже Сонхва и заканчивая тем, что они были единственной группой, выступающей на летнем фестивале, когда им было по шестнадцать. Уён на сцене, словно солнце. В глубине души Сан всегда знал, что Уён принадлежит ей. У каждого в мире есть место, лишь одно, от которого создаётся ощущение, будто сердце плавится положительными эмоциями. Безопасное место. К сожалению, безопасным местом для Сана был их городок и, может быть, руки Уёна. – Кто-нибудь хочет лимонад? – Сонхва встаёт на середине Fever, любимой песни Сана, заставляя Юнхо пропустить часть мелодии, его глаза расширяются от мысли, как холодный лимонад приятно обволакивает пересохшие стенки горла. И только Хонджун хмуро смотрит на Сонхва, но не Сан. Сан действительно любит эту песню и совсем не против, если ее повторят. – Что я говорил тебе о прерывании репетиций? – стонет Хонджун. – Джун, чувак, это гараж, и если Минги вытянет ногу, он ударит Ёсана, – отвечает Сонхва, протискиваясь между Хонджуном и Юнхо, чтобы добраться до выхода. Это правда. Гараж Паков такой маленький, что им всегда приходится тесниться, но именно эта близость и делает все особенным. – Не я на твоей репетиции, твоя репетиция в моем гараже. – Правило остаётся прежним. – Так ты хочешь лимонад или нет? – Сонхва вздыхает, держать за дверную ручку. Хонджун тяжело выдыхает в микрофон, стены гаража протяжно резонируют ему в ответ. – Конечно хочу. – Смешай с половиной бутылки моей текилы, пожалуйста, – добавляет Ёсан, направляя барабанную палочку на Сонхва, который игнорирует его и закрывает дверь. Тогда Ёсан повышает тон голоса. – Мне восемнадцать через десять дней, ты больше не сможешь встать между мной и всем алкоголем в этом городе! Не так уж его и много, думает Сан. Не то чтобы они не пили раньше. Вечеринки под открытым небом, не ослепленным огнями города, может и выглядят красиво в сочетании со звёздами, что сияют так ярко и близко, что создаётся ощущение, что к ним можно прикоснуться, просто вытянув руку. Тем не менее, после жизни, проведённой под одним и тем же небом, они становятся скучными. Единственное, что беспокоит Сонхва, – печень Ёсана и как он злоупотребляет её хорошим состоянием в сладкие семнадцать. Впервые Сан попробовал алкоголь в четырнадцать. Они стащили бутылку бурбона из шкафа отца Уёна и разлили янтарную жидкость в пластиковые стаканчики, удобно устроившись на ковре с рисунком в виде машинок в комнате Чона. И это был не самый лучший опыт. Вкус был слишком жестким, обжигающим горло. Но Уён не хотел останавливаться, заставляя Сана добить несчастный бурбон до конца, по итогу они как сумасшедшие прыгали на матрасе Уёна. А потом их поочередно тошнило. С годами Уён становился в этом лучше, чем Сан. Чхве ему завидует. – Нужно отдохнуть, – снова говорит в микрофон Хонджун, когда Сонхва возвращается к ним с подносом, на котором расставлены восемь стаканов и два кувшина с лимонадом. Никто не жалуется, потому что даже несмотря на то, что солнце уже село и спокойно спит где-то между высоких гор, вокруг них остаётся тепло прошедшего дня, и то, как звучно кубики льда сталкиваются друг с другом, кажется слишком привлекательным, чтобы отказаться. Юнхо снова заводит разговор про призраков, но в этот раз Сан не слушает, потому что Уён дергает его за рукав толстовки, прося следовать за ним к выходу на улицу кивком головы. – Если ты злишься из-за толстовки, мне жаль, – нервно начинает Сан, сильно сжимая стекло пальцами, чувствуя, как холодные капли конденсата скользят со стакана по его ладони, очерчивая линию жизни. – Я просто надел первое, что увидел. Я даже не задумывался. – Мне плевать на толстовку, дурачок, – Уён медленно отходит дальше от двери гаража, оставляя между ними и остальными ребятами дистанцию, и садится на поребрик. Сан догоняет его, ставя стакан между ног, его немного удивляют слова Уёна. Он же дорожит этой толстовкой больше всего на свете. – Она подходит тебе. – Разве? Сан впивается зубами в нижнюю губу, оттеняя застенчивую улыбку. – Красный тебе идёт, – Уён зевает, его движения медленные, почти робкие, а потом Сан ощущает вес его головы на всем плече. Простой жест, к которому они давно привыкли, и он точно не должен быть причиной, почему сердце Чхве так башенного стучит в груди. Вторая половина дня – это пение цикад и биение сердца Сана. Он уверен, Уён очень хорошо знает этот звук, аритмичный и порывистый, но все равно не возражает, продолжая напевать Fever. – Тогда зачем мы здесь? – спрашивает Сан, в течение целой минуты наблюдая, как капли воды исчерчивают холодную поверхность стекла. Уён возвращается в исходное положение, кладя руки на колени, а на них – голову. Его взгляд теряется в лесу, где последние солнечные лучи облизывают стволы деревьев, почти незаметно, освещая крону, будто где-то там, далеко, происходит что-то магическое. – Ты в порядке? – голос Уёна – шёпот, но в сознании Сана он звенит красным, точно таким, как худи. Чхве дергается, поджимая губы. – Да. А ты? Уён смотрит на него, широко раскрыв глаза. Внезапно Сану хочется плакать, но он даже не знает почему. В конце концов, Уён все ещё здесь. У них впереди ещё три месяца. Очевидно, что Уён может прочитать его, как открытую книгу, потому что он внезапно приближается, в мгновение руки находят своё место на талии Сана. Он крепко его обнимает, прячет лицо в изгибе шеи. Сану нужно закрыть глаза, чтобы не поддаться на гипнотизирующее золотое свечение солнца и направить все своё внимание на Уёна. Он вдыхает, заполняя легкие мягким ароматом шампуня Уёна. Не фруктовый, как у Юнхо, и не цветочный, как у него самого. Уёну никогда не нравились стойкие запахи, поэтому он начал пользоваться обычным мылом. И все равно Сан улавливает аромат. Дом и море. Это они в ленивый летний вечер, стремительно бегущие по песку, пока соленый бриз окропляет лицо, а солнце согревает голову. Так ощущается Уён. – Ты злишься на меня? – спрашивает Уён, его губы так близко к коже Сана, что иногда касаются его, обдавая волной щекотки. Сан поднимает руку, пальцами взъерошивая волосы Уёна. – С чего бы? – слова застревают в горле. – Ведёшь себя странно, – пожимает плечами Чон. – И сегодня ты поздно проснулся. Я не видел тебя. Сан открывает глаза, смотря вниз. Этим утром ему совсем не хотелось подниматься с кровати и подходить к окну. Он никогда не пропускал утреннего приветствия раньше. Ни разу. То, что Уён ждал его, заставляет Чхве почувствовать себя немного виноватым. – Я не злюсь на тебя, Ёни. Сейчас лето и я просто устал. – Уверен? – Уён поднимается с его плеча и смотрит прямо в глаза. Они блестят, говоря гораздо больше, чем слова. То, что Сан всегда любил в Уёне. Одного взгляда глаза в глаза достаточно, чтобы он почувствовал себя лучше. – Уверен, – честно отвечает Сан. Он не злится, никогда бы не смог. По крайней мере, он злится не на Уёна. – Хорошо, – Уён принимает его ответ, одна его рука бабочкой летит к его щеке, а через секунду губы касаются острой скулы. – Давай повеселимся, Сани. Сердце Сана сжимается у него в груди, на секунду становясь единым целым с вымирающим ночным городом. Отдаётся тишине.❀
На следующее утро Сан просыпается вовремя. Он оставил окно открытым прошлым вечером, поэтому утро встречает его тягучим ароматом свежеиспечённого хлеба, сразу как он опускает руки на подоконник. Уён уже там, в одной белой футболке и нижнем белье. Его спутанные после сна волосы приветствуют Сана быстрее, чем Уён успевает поднять руку. Сан будет скучать по этому. Сан машет в ответ. Уён закрывает глаза, лениво прочесывая волосы. Они стоят так минуту, прежде чем Сан отходит назад, распутывая волосы после сна пальцами, и с раздражением смотрит на свою пижаму, усыпанную плюшевыми медведями. Он стягивает рубашку через голову, с силой тянет за воротник, пока мысли занимает единственная мысль. Может быть, Уён повзрослел чуть раньше. Может, они давно на разных возрастных этапах. Стоя на разных концах одной линии их драгоценной дружбы, Уён казался чём-то недосягаемым, как летний мираж, медленно исчезающий в изнуряющий день. Уже слишком поздно, когда Сан пытается дотянутся до него. Его пальцы больше не могут удержать Уёна. Он не понимает как они оказались в таком положении, когда всю жизнь учились ходить рука об руку. – Можешь постирать это, пожалуйста? – Сан спускается по лестнице, прижимая к груди свою пижаму и худи Уёна. Его мама занята приготовлением завтрака, аккуратно заправляет прядь густых чёрных волос, какие достались от неё и Сану, за ухо. – Но толстовку нужно постирать отдельно. Это Уёна. – Конечно, милый. А что случилось с твоей пижамой? – подмечает она, указывая на синюю ткань. – Я слишком взрослый для пижамы с плюшевыми медведями, – бормочет он, оглаживая одного из крошечных мишек, выделяющихся на синем. – Можешь отдать её Пакам. У них маленький ребёнок. – Она слишком большая для него, Сани, – смеется его мама и кладёт одну руку на бедро. – Но я бы могла отнести ее в ратушу. – Сначала ее нужно постирать, – Сан пожимает плечами и аккуратно кладёт красную толстовку Уёна сверху. Сразу после обеда Сан переходит по тропинке к дому Уёна и стучит в желтую дверь, крепко прижимая недавно высохшую толстовку Уёна к себе. Теперь она пахнет лавандой, и Сан морщится в разочаровании. Запаха Уёна больше нет. Мама Уёна встречает его яркой улыбкой, которая навечно отпечаталась в памяти Чхве. Уён улыбается точно также. Мама говорит ему, что Уён спит наверху, и Сан сразу же перепрыгивает порог дома, будто это его собственный. Он даже не заморачивается, нужно ли постучать, прежде чем войти в комнату Уёна. Мальчик лежит на кровати с закрытыми глазами, одна рука закинута за голову, а вторая покоится на его слегка движущейся груди. Вверх и вниз, следуя ровному дыханию. Сейчас на нем надеты какие-то домашние штаны, но футболка та же, что и утром, между складок просачивается пятно от зубной пасты. Он слушает музыку, может быть, спит, поэтому даже не вздрагивает, когда Сан проходит в комнату. И несколько секунд Сан стоит там, позволяет себе насладиться игнорированием со стороны Чона. Потому что так Сан может без задней мысли впитывать в себя образ Уёна. Включить музыку и сесть перед девственно-белым холстом, и, притворившись художником, запечатлеть его очертания, чтобы он навечно остался рядом с Чхве. Его чёрные волосы, спадающие шелком на подушку, идеальная линия носа, кожа, поцелованная солнцем. Уён такой эфемерный, но тем не менее, он прямо перед его глазами. Сан закрывает дверь, следя за тем, чтобы та не издала ни звука, и крепко сжимает ткань в руках. Уён дергается, когда дверь щёлкает замком, отводит руку в сторону, чтобы посмотреть, кто его потревожил. Снова закрывает глаза, когда понимает, что это Сан. Комната Уёна больше, чем комната Сана, но несмотря на масштабность, она все равно выглядит меньше из-за количества музыкальных постеров, пестрящих тут и там на стенах. Его бас-гитара уютно расположилась в углу комнаты, занимая почетное место, а акустика, которая досталась ему в начале года, лежит на столе, будто мальчик совсем недавно играл на ней. На том же столе, где они тратили нервы на задачи по математике в третьем классе, в нескольких сантиметрах от гитары стоит маленький телевизор. У Уёна висят все те же желтые занавески, которые его мама повесила, украшая комнату, когда Уён был ещё малышом, и Сан считает это милым. – Хочешь поспать немного? – Уён перекатывается в постели, полностью открывая глаза. От его хриплого голоса у Сана пересыхает горло. Чон наблюдает за Саном, как он аккуратно кладёт худи на место в шкафу, поворачивается к нему лицом. Губы Сана складываются в тонкую полоску, когда он думает о том, чего хочет сейчас, – Уён дразнит, похлопывая по месту рядом с собой. Шмыгая, он решает двинуться вперёд и укладывается рядом с Уёном. Его тело словно погружается в воду во время штиля, так приятно и невесомо, и под успокаивающий запах, который источает каждая вещь в этой комнате, он расслабляется. Уён кладёт руку ему на талию, одной ногой обвивает ногу Сана. Он слепо утыкается носом в щеку Чхве, громко дыша. Но когда он говорит, его голос звучит очень тихо. – Как дела? – спрашивает он сонно. Сан ничего не может сделать с тем, как его сердце раздувается в груди, пальцы поневоле двигаются по предплечью Уёна. – Все хорошо. Ты вчера снова не спал допоздна? – Писал песню. – Для фестиваля? – Уён пожимает плечами, не давая четкого ответа и сильнее прижимается к Сану. Каждая часть, где его кожа соприкасается с сановой, облизывается языками пламени. – У тебя жар? – Мне просто тепло. Все в порядке, – бормочет Чон, половина его тела уже лежит на Чхве. – Хочешь послушать что-нибудь? Сан сглатывает, шевеля пальцами: – Песню, которую ты написал? Уён беззвучно хихикает, одна рука порхает к шее Сана, когда он жмётся ещё ближе, и остаётся там. Сан боится, что Уён заметит, как дрожат его кончики пальцев в такт неустойчивому пульсу Чхве и спросит, почему Сан так взволнован. Они проводят в объятиях друг друга большую часть времени. Это не должно быть такой проблемой. – Пока что нет, – свободной рукой Уён протягивает наушники. Сан берет их, выпуская облегченный вздох, когда слышит мелодию одной из песен Queen. У него во рту немного пересыхает, когда он вслушивается в текст, что толчком вырывает его из миража. Уён молча проваливается в сон, размеренным и глубоким дыханием лаская кожу Сана. Такой спокойный, умиротворенный. Сану хочется плакать. Love of my life, you've hurt me. You've broken my heart, and now you leave me. * Сан, не моргая, смотрит в потолок, пальцы резко замирают. Слёзы туманом застилают его глаза за доли секунд. Он никогда бы не подумал, что песня может так на него подействовать. Love of my life, don't leave me. *❀
Сан попрощался со своим велосипедом, когда ему было двенадцать, и он сломал запястье, упав с холма. Это не отразилось травмой в его сознании, он просто решил, что ему не стоит самому кататься на велосипеде, когда есть задний багажник велосипеда Уёна, куда он мог запрыгнуть и раскинуть руки, ощущая потоки воздуха, он чувствует себя так легко, словно он может летать. Когда у Хонджуна появился грузовичок, доставшийся ему от дедушки, время, когда они встречались, чтобы прокатиться на велосипедах, безбожно катилось к минимуму, и в один из дней, Сан понял, что последний раз, когда он катался на заднем багажнике велосипеда Уёна, был два месяца назад. И все же, летом передвигаться на велосипедах намного удобнее. Они летят навстречу воздуху, который забирает все их беспокойства и вытягивает из сердец искреннее счастье. По пути в центр города в восемнадцатый день рождения Ёсана, Сан смотрит в голубое небо, пока Уён ускоряется, пытаясь догнать Юнхо. Единственный звуки, достигающие его слуха, – звуки лета, которое, наконец, взрывалось вокруг них тысячами цветов: скрежет колёс по асфальту, чёткое нажатие на педали четырёх велосипедов, смех и яркие крики, доносившиеся повсюду. В этот раз руки Сана опущены, он слишком напуган, что гитара Чона под давлением скорости соскользнёт с его плеч и разобьётся о тёплый асфальт, брызгами салюта сожаления ослепляя их тела. Крепко держась за сидение велосипеда, грудью Сан приклеивается к его изогнутой спине. Ещё совсем немного, и он уткнётся носом в волосы Уёна. Он все ещё чувствует будто может лететь. После двадцатиминутной поездки от дома Ёсана они останавливаются у единственного в их городе мини-маркета. Небольшой магазинчик самообслуживания, которым владеют родители Минги, поэтому совсем не удивительно, что они начинают шуметь сразу, как спрыгивают с велосипедов. Хонджун, Сонхва и Чонхо ответственные за покупку еды, поэтому их уже нет рядом. Уён ждёт, пока Сан слезет с велосипеда, чтобы догнать остальных ребят. Чхве немного заносит, когда он опускается на землю, но он отрицательно трясёт головой, когда Уён жестом просит отдать гитару. Ему не тяжело, – вот что он пытается сказать, дергая плечами. Уён принимает это, сияя улыбкой в ответ, и, спутывая их мизинцы, тянет Сана за собой к дверям магазина. – Моя любимая пара! Вы такие красавчики сегодня, – Йеджи машет им рукой из-за стойки с кассой, лениво облизывая чупа-чупс. У неё волосы путаются множеством косичек, так по-детски невинно, но в глазах Сан замечает проблеск насмешки, и это заставляет его нахмуриться. Неосознанно его тело пробирается нервозностью, пытаясь разорвать хватку с пальцем Уёна, он старается отвести руку назад. Уён отвечает ему тем, что крепче сжимает пальцы вокруг его запястья. Йеджи улыбается, явно удовлетворённая жестом. Сан опускает голову. Мы не пара. Вот что он хочет сказать, но сила, с какой его сердце начинает биться, заглушает его голос, мешая ему сделать это. А Йеджи уже сосредотачивает своё внимание на Юнхо и Ёсане, которые стоят перед полками с алкоголем. – У вас сегодня вечеринка? – девушка обходит стойку кассира и проходит рядом с Уёном. – День рождения Ёсана, – Уён отвечает так, будто головой находится совершенно в другом месте. Пара. Это правда, Уён и Сан не разлей вода. Куда бы не пошёл Уён, Сан уже плетётся рядом. А ещё они единственные из их группы друзей никогда ни с кем не встречались, даже в течении пяти часов – самые короткие отношения Минги со старшей сестрой Сана, и то – это было желание Юнхо. И все же, Сан считает, они никогда не вели себя как пара. Друзья могут держаться за руки, обниматься и целовать друг друга в щеки. Даже если Уён целует заднюю часть шеи Сана, они все ещё не пара. И никогда не будет. – Хочешь прийти? Можешь взять с собой Рюджин. Йеджи громко смеётся, тыча в живот Уёна. Тело Сана копирует движения тела Уёна, когда тот немного наклоняется. – Так и скажи, что хочешь посмотреть как Ёсан будет смущаться перед ней. – Может и так. Но, правда, приходите. – А что ты думаешь, Сан? – девушка поворачивается к нему, сияя озорством в глазах. Сан гулко сглатывает, сжимая ладонь. – Стоит ли нам прийти? Сану нравится Йеджи. Она учится в одном классе с Чонхо, но ее лучшая подруга в классе Сана, поэтому она часто заглядывает к ним на переменах. Йеджи добрая, всегда самоотверженно помогает Сану с заданиями по биологии. Она такая драгоценная, но также она единственная, кто считает Сана и Уёна настоящей парой, и даже если Сан уверен, что никто не знает о его подлинных чувствах, он не уверен, шутит ли Йеджи или просто пытается стать ближе, чтобы узнать побольше. Поэтому когда она спрашивает его, на лице играет детское озорство. – Конечно, – Сан жмёт плечами. Йеджи сотрясается смехом в ответ, косички движутся волнами, когда она снова смотрит на Уёна. – Если често, у меня уже есть планы на этот вечер. Но спасибо, что не забываете обо мне, – она тянет Уёна за щеку, мгновенно смотря на Сана и проверяя его реакцию. Чхве отворачивается. А потом Сан слышит, как Уён рядом с ним издаёт звук раздражения, большим пальцем слегка поглаживая кожу Сана. – Зачем тогда вообще было спрашивать? – Йеджи смеётся и не собирается никак оправдываться. – Ладно, замолчи уже и помоги нам. Не знаю, сколько ещё продержится Минги. Сан следит за ребятами через плечо Уёна. Мини-маркет Сонов – единственное место, где они могут купить алкоголь, во-первых, из-за того, что они все ещё несовершеннолетние, а во-вторых, в глазах взрослых в их городке они все ещё те же маленькие ребята, что играли в городском фонтане, когда им было по восемь лет. Они точно не будут пытать удачу и пробовать купить алкоголь в магазине мистера Хана, – добродушного старичка, который раньше давал им конфеты, – поэтому последний и единственный вариант – купить его в магазине Минги, но так, чтобы его отец ни о чем не узнал. Вот почему Минги всегда оставался на улице, окованный разговорами со своим отцом, пока Йеджи, как их тайный агент, пробивала им бутылки. Ёсан сидит на корточках перед полкой с алкоголем, выбор у него мизерный, рука удерживает голову для большего удобства. – Нужна ли мне дешевая водка, – спрашивает он больше у себя, чем у остальных. – В последний раз, когда мы брали ее, я не мог есть ничего, кроме каши почти неделю. – Водка здесь совершенно ни при чем, все из-за того, что ты смешал весь алкоголь, который мы купили и чуть ли не с головой в него окунулся, – ворчит Юнхо, с каждым словом мягко ударяя Ёсана коленом по спине. – Звучит как что-то, что я мог бы сделать. Он точно сделал это, Сан видел собственными глазами. И он уверен, что в телефоне Уёна сохранилось как минимум три видео с той ночи. В одном из них Ёсан выливает содержимое бутылки в чашку с попкорном. В другом он припадает к ней губами. А в последнем его рвёт на кожаные штаны Сонхва. Сан не позволяет этим мыслям возвращаться в памяти, потому что Уён нежностью ласкает кожу Чхве большим пальцем. Он совсем не обращает внимание на других трёх человек в магазине вокруг них, не отрывает взгляда от лица Сана. Щеки Сана вспыхивают розовым, он оказывается слишком оккупирован собственными мыслями, чтобы заметить раньше. – Что? – спрашивает Кан, а Сан дует губы. Йеджи нагибается рядом с Ёсаном, как и Юнхо, они слишком сосредоточены на выборе напитков, чтобы заметить, как Уён улыбается и пальцами медленно перемещается с запястья Сана на его ладонь, и он давит большим пальцем прямо по центру, обжигая это место теплом. Сан смотрит на его движения, а воздух обвивается вокруг рёбер, дурманя его разум. В итоге Уён переплетает их пальцы, с нежностью сжимая, и закрывает глаза, коротко улыбаясь, и Сан видит как удовольствие заливает его щеки. – Ничего, – отмахивается Уён, смотря на Ёсана. – Просто выбери уже что-нибудь. Все равно ты протянешь максимум до девяти, а потом тебе будет все равно на то, что окажется у тебя во рту. Юнхо смеётся в ответ, выпрямляется и громко хлопает в ладоши. Его уши мгновенно краснеют от множества непотребных мыслей, в которых во рту Ёсана оказывается что-то далеко не похожее на алкоголь. Юнхо ударяет Уёна по груди, заливаясь смехом. – Хорошо, тогда четыре этих и четыре этих, – говорит Ёсан и встаёт, сразу нападая на Юнхо. – Ты что, собираешься умереть в собственный день рождения? – спрашивает Йеджи, осторожно складывая бутылки в одну коробку и плотно ее закрывая. По пути к кассе они вслепую хватают бутылки с газировкой, чтобы не выглядеть подозрительно на выходе. Отец Минги спрашивает у Юнхо, не тяжело ли ему нести “коробку с раменом“, и Уён спешит подтолкнуть Юнхо вперёд, когда тот начинается смеяться. – Чувак, ты что делаешь? – скулит Минги, когда наконец догоняет их, кружась вокруг на своём велосипеде. – Если мой отец обо всем узнаёт, конец нашему веселью. Ты не увидишь меня до конца лета, а я не увижу вообще ничего в ближайшие двадцать лет. Юнхо снова раздаётся смехом. – Прости, я все ещё думаю об Ёсане и его рте. – Да перестань уже, – кричит Ёсан и ускоряется. Минги следует за ним. Сан катит велосипед Юнхо, потому что коробка слишком большая и очень хрупкая, чтобы рисковать и везти ее на велосипеде. Уён медленно едет рядом с ним вместо того, чтобы догнать Ёсана и Минги. Сан крепче сжимает пальцы вокруг руля, мысли все ещё свежи воспоминаниями о нежности пальцев Уёна, что ласковыми касаниями целовали его кожу.❀
Они устраивают вечеринку в подвале Ёсана, он достаточно большой, чтобы они могли расположиться там с комфортом, а не сидели друг на друге, как в гараже Сонхва, но, видимо, для Уёна места все ещё мало. Мальчик сидит рядом с Саном на полу, облокотившись на диван, где Сонхва делает макияж Ёсану для праздничной вечеринки, одна нога Уёна перекинута через ногу Сана. Сан выпивает два стаканчика Секретной Формулы Ёсана меньше чем за десять минут, чтобы не выдать ногу-истеричку, что бессовестно трясётся под весом ноги Уёна. Но Уён слишком сосредоточен, наигрывает какую-то новую мелодию на гитаре и даже не замечает, как Сан оборачивает пальцы вокруг третьего стаканчика. – Новая песня? – Хонджун плюхается на полу рядом с ними, Уён кивает, лучезарно улыбаясь. – Звучит настолько классно, что мне хочется расцеловать тебя прямо здесь и сейчас. Уён смеётся, запрокинув голову, встречается взглядом с глазами Сана. – А ты что думаешь? – спрашивает он, и, ведомый его голосом, Сан возвращается в реальный мир. Сцена, которую устроило его затуманенное алкоголем сознание, – они с Уёном давно отдались старине, но Чон все ещё играет для него песни на своей уже старой гитаре, медленно рассеивается. – Ох, – твою мать. Он не обращал внимания на друзей с тех пор, как их с Уёном ноги соприкоснулись, плененный беспорядочной работой своих мыслей. – Бит очень крутой. Все, что касается Уёна – превосходно. Всегда превосходно. Уён талантлив во всем, чем начинает заниматься. Игра на бас-гитаре, на акустической гитаре, пение. И любовь к Сану, даже если это не совсем та любовь, которую Чхве испытывает к нему. Уён все равно хорош в этом, что Сану нет дела, в каком ключе она проявляется. Или, по крайней мере, ему не было до этого дела, пока Уён не начал говорить о том, что хочет уехать, – и из города и от Сана. И вскоре Чхве понял, насколько разной была их любовь. И это было одной из причин, превращавших его дни в безумно тяжелые и однотипные. – То есть ты не против, если Хонджун поцелует меня? – Уён приподнимает бровь. Глаза Сана расширяются, он смотрит на Кима, который начинает смеяться как вне себя. Уён же выглядит серьезным. – Что? – воздух, пробирающийся сквозь сжатое горло, обжигает кожу. – С чего бы вам двоим целоваться? – Не злись, я просто пошутил, – Хонджун говорит сквозь порывы смеха, садясь обратно и размахивая руками. Сан хмурится, не в состоянии сказать хотя бы “я не злюсь“ без жалости в голосе. – В любом случае, песня потрясающая. Мы обязательно должны сыграть ее на фестивале. – Даже не знаю. Она медленная и для акустики, – бормочет Уён и указывает пальцем на Кима прежде, чем тот успевает что-то сказать, – и нет, я не дам ее в аранжировку. Мне она нравится такой, какая есть. Поэтому не думаю, что она подойдёт под атмосферу фестиваля. – Ты прав, ты прав. Но я думаю, людям она понравится даже такой, тебе так не кажется? – Хонджун смотрит на Сана, и параллельно с этим Сан чувствует прожигающий взгляд Уёна на себе. И Сан снова проебался, потому что в голове нет ни единой мысли о том, как же звучит песня. Он должен был сидеть и слушать тихое пение Уёна и то, как он ловко перебирает струны. Но вместо этого Сан снова слишком глубоко погрузился в свои мысли. Он приоткрывает рот и выпивает содержимое стаканчика за один глоток, прежде чем начать что-то говорить. Уён в изумлении поднимает брови, и Сан замечает нотки беспокойства на его лице. – Она хороша, – в итоге отвечает он, и вкус алкоголя, распространяющийся по всему телу, заставляет его морщиться в дискомфорте. – Очень красивая песня. – Ты так думаешь? – Уён светится, расцветая счастливой улыбкой. Сан кивает, крепко сжимая бока пластикового стаканчика. – Видишь? Мы бы могли попробовать добавить пианино, – предлагает Хонджун, его тело трясётся энтузиазмом. – Но у нас его нет. – У меня есть, – Юнхо укладывает своё тело на спину Хонджуна и ставит подбородок на его голову. – Оно моей прабабушки и уже долгое время просто покрывается пылью в комнате брата. – Это же классно! – парирует Ким, отбивая Юнхо пять. – А ты умеешь на нем играть? – Нет, – Юнхо смеётся, скатываясь с Хонджуна вниз, пока его спина не прижимается к полу, он закрывает глаза, и его щеки полыхают красным. – Ты бесполезный. – Эй, я предлагал только само пианино, мои пальцы не идут с ним в комплекте, – Юнхо взмахивает пальцами в воздухе и нападает на Хонджуна щекоткой. Они отдаются порыву какой-то странной перепалки, такой, которая случается не раз в день, просто потому, что они подростки, они могут себе позволить ребячества, и Сан наблюдает за ними ровно до того момента, пока не чувствует руку Уёна в своих волосах, и снова направляет все внимание на него. Уён звучит воодушевленно. – Сани умеет, – Хонджун и Юнхо отрываются друг от друга и смотрят на Сана, но Чхве не видит, как ими завладевает удивление, потому что он смотрит в глаза Уёна. Уён медленно моргает, оглядываясь на Хонджуна, его пальцы мягко путаются вокруг прядей Сана. – Его тетя умеет играть. Раньше она учила его на летних каникулах. – Точно! – Хонджун встаёт на колени, внезапно вспоминая тетю Сана. Высокая и элегантная женщина-мечта из Столицы, привлекавшая взгляды везде, где бы не появлялась. Она перестала навещать их, когда вышла замуж и переехала в Париж, Сану тогда было всего восемь. – Подождите вы, – губы Сана дрожат, когда он начинает говорить, а в груди все пылает. – Это было восемь лет назад. У нас больше нет пианино потому, что мама продала его. И тетя научила меня только основам, и то я даже этого не помню. – Ну а я уверен, что у нас что-то из этого получится, – Хонджун вскакивает на ноги, попутно вытаскивая телефон и не обращая внимания на протесты Сана. – Мне срочно нужно узнать все о нотах для пианино. – Джун, ты не можешь кинуть нас ради музыки! – хнычет Юнхо, перекатываясь по полу как ребёнок. – Попробуй остановить меня, – Ким бросает ему вызов и смотрит на Уёна, – Перекинь мне табулатуру и текст, я транскрибирую ее для клавиш. Ну, попробую, хотя бы. Уён показывает ему большой палец, а потом они смотрят, как Юнхо врезается в Чонхо и тот опрокидывает свой напиток, пока Чон пытается догнать стремительно поднимающегося вверх Хонджуна. Сан расслабляется и почти проваливается в сон от того, насколько хорошо пальцы Уёна ощущаются в его волосах. – Это очень плохая идея, – жалуется он. Пальцы Уёна вмиг замирают. Мальчик двигается немного ближе, закидывает вторую ногу на колени Сана и опускает руки на его плечи. Сан ненавидит то, как его тело и мысли застывают, а затем мурашками оттаивает, когда Уён как попрыгунчик мило подпрыгивает, чтобы стать ещё ближе. Его пальцы вновь двигаются на основании головы Сана, играясь его волосами. – А мне кажется это очень хорошая идея. Разве тебе не хочется выступить со мной на фестивале? – спрашивает Уён, переводя взгляд с глаз Сана на его губы. – Только ты и я на сцене. И это было тем, о чем Сан всегда мечтал. Задолго до того, как все его мечты липким страхом пробрались под кожу между пальцами. Он хотел смотреть на Уёна со сцены, а не со своего места где-то в толпе. Он хотел прочувствовать на себе, что делает Уёна таким счастливым. Прочувствовать это вместе с ним. Но сейчас он не уверен, что сможет выйти на сцену. Потому что, если он лично встретится с теми чувствами и эмоциями, почувствует это счастье, протекающее в венах, что каждый раз испытывает Уён, Сан знает, что больше не сможет его удерживать. Не сможет заставить его остаться, потому что он уверен в одном. Их небольшой городок – не то место, где Уён должен расцветать, подобно ранней сакуре. Но если Сану суждено остаться здесь, он хочет засыпать, думая, что они были счастливы проведя часть своей жизни в этом маленьком городе, окутанные любовью. Сан готов выпустить свои мысли наружу, – я не могу это сделать, Ву, во-первых, потому что я давно решил стереть из памяти все знания по игре на пианино, и во-вторых, потому что я безумно влюблён в тебя, – когда Уён опережает его: – Я написал эту песню для тебя, – парирует он и смотрит в глаза Сана. Он так близко, что Сан уверен, Уён может почувствовать страх, стекающий с его приоткрытых губ. У Чхве кружится голова, и не из-за бурлящего внутри его организма алкоголя и особенно танцующих пузырьков раздражения в его груди. Слова Уёна плавают брасом в пучине его мыслей, и Сан не способен их достичь. А Уён смотрит на него так, как никогда ещё не смотрел. С толикой надежды, но Сан совсем не близится разгадать, почему. – Я буду самым счастливым, если ты споёшь ее со мной. Щеки Сана окрашиваются красным, а сердце грозится пробить грудную клетку. Он чувствует себя так, будто вместо крови по телу циркулирует пламя. Он вспоминает про лето, когда ему было десять. Ещё до того, как они начали увлекаться музыкой и зависать на заброшенной стоянке разбитых надежд, их увлечением было катание на велосипедах с горы в глубь леса, где отец Чонхо построил им секретную базу. На той же горе Сан упал в двенадцать, а в глубинах той секретной базы хранится запретное воспоминание поцелуя Сонхва и Юнхо. Сану было десять, он нёсся со всех ног, упиваясь бешеным ритмом собственного сердца. Сухой летний ветер ласкал волосы, от чего они становились влажными, но он проникал внутрь его тела через приоткрытые губы, приятно отдаваясь волнами свежести. Опалял легкие, пронзая острой болью. Все потому, что Юнхо сказал, что поцелует того, кто первым добежит до секретной базы. Сану было всего десять, и он ни о чем не думал, просто бежал, гонимый желанием, чтобы Уён пришёл вторым. Или последним. Главное, чтобы не первым. Это было единственной вещью, громыхавшей в его голове, пока он заставлял своё тело двигаться по максимуму, чтобы прибежать первым. Не потому, что он хотел поцеловать Юнхо, а из-за чего-то более глубокого, чего-то, что он ещё не мог понять. В итоге, Сонхва прибежал первее, и Юнхо облизал его щеку. Уён отвлёкся где-то на полпути, поймав божью коровку, поэтому прибежал последним, и подойдя к Сану, он с улыбкой, отражающей лето, посадил ее на мокрые волосы Чхве. Сейчас Уён смотрит на него так же, как в тот день. Взгляд обращён только на Сана. Будто комната была абсолютно пустой, только для них двоих. – Ву, – Сан больше хнычет, чем говорит, опуская руки на бёдра Уёна. Теперь он не знает, что ему стоит сказать. Уён написал для него песню, а Сан был слишком отвлечен своими мыслями, чтобы послушать ее. Уён хочет поделиться с ним кусочком своего счастья, а Сан все ещё бродит по задворкам своего сознания, взволнованный тем, что произойдёт в конце лета. Он чувствует себя безбожно глупым из-за того, что ни за что в жизни не смог бы открыть свои чувства Уёну. Не тогда, в десятилетнем возрасте, когда он переживал о том, чтобы Юнхо не поцеловал Уёна, ни сейчас, когда ему почти восемнадцать, но он все ещё тот же неуверенный ребёнок, обреченный горькой любовью. Но Уёна, кажется, совсем это не волнует, когда он наклоняется вперёд. Их лбы соприкасаются, и когда Сан сглатывает, он клянётся, губы Уёна находятся слишком близко к его собственным. Одно дыхание на двоих. – Пиццу привезли! – кричит Ёсан, пиная дверь, и спускается с двумя коробками пиццы. Сонхва идёт прямо за ним, в его руках ещё две коробки, и сразу за Паком Юнхо дёргает за собой Хонджуна за руку. В памяти Сана Ёсан и Сонхва сидели на диване всего минуту назад. Или десять? Полчаса? Как долго Сан был погружён в летнее цветение глаз Уёна? Резкий звук так пугает Сана, что он подскакивает на месте, двигается так, что их с Уёном лбы ударяются друг об друга. – Ауч, – Уён закрывает глаза, прерывая момент, и встаёт. Будто ничего и не было. Его щеки не горят румянцем, даже руки не дрожат как сановы. Чхве завидует его выдержке, но вместе с тем он опустошён, потому что это значит, что их сердца разделяют совершенно разные эмоции и чувства, не бьются в унисон. – Давай руку. Уён протягивает свою Сану, но тот качает головой, натягивая свою лучшую улыбку. Он чувствует себя так, будто какая-то его часть начинает трескаться под давлением реальности. Как же ему хочется, чтобы все было так же просто, как в детстве, когда он был недостаточно взрослым, чтобы осознавать более серьёзные чувства к Уёну, и тот был просто его лучшим другом, с которым они бы были всегда вместе. Может, тогда все и началось. – Сначала мне срочно нужно сходить в ванную, – говорит Сан, продолжая лежать на полу. – Оставишь кусочек для меня? – Конечно, – отвечает Уён, подмигивая, прежде чем развернуться и закинуть руку на плечо Ёсана. А потом Ёсан пытается вырваться от его громких С днём рождения. Уён как летняя песня. Его уникальная способность – заставить всех улыбаться и напрочь забыть о реальном мире. Сан опускает голову, позволяя длинной челке упасть вниз, закрывая лицо. Он подносит руку ко лбу, касаясь пальцами этого места. Он выпускает тяжёлый вздох, вперемешку со всхлипом, и, подняв глаза, понимает, что Минги и Чонхо сидят прямо перед ним. Оба крепко обхватывают колени руками, прижимая к груди. Они смотрят на Сана нечитаемым взглядом, а на губах застыло удивление. Сан ерзает под пристальным взглядом и чувствует как щеки начинают гореть. – Что? – тихо спрашивает он. Чонхо единственный как-то реагирует, качая головой. – Ничего. Я просто, как бы сказать, удивлён? – он хмурится, не совсем уверенный в правильности подобранных слов. Он смотрит на Минги, пытаясь вытянуть из него хоть слово, но парень слишком сосредоточен, смотрит на Сана не моргая. Чонхо вздыхает, сжимая губы. – Удивлён тому, каким слепым был всю жизнь, – он кивает сам себе, заканчивая мысль. – Мне нужно в ванную, – выпаливает Сан, не совсем понимая, о чем пытается сказать младший, и встаёт, убегая вверх по лестнице. Он и понятия не имеет, что Чонхо и Минги чуть не стали свидетелями его с Уёном несостоявшегося поцелуя.❀
Когда время достигает четырёх часов утра, Уён уже пьяный. Но он не один – сестре Ёсана приходится остановить их вечеринку, когда Юнхо загадывает Минги станцевать брейк-данс, и тот в процессе разбивает кофейный столик. С огромной вероятностью Сан самый пьяный из всех, а причина этому – его сердце, которое не может заткнуться, завывая болью. Поэтому он топит себя в том, что Ёсан мешает в кувшины из-под лимонада. Напитки были до головокружения крепкими и жгучими до такой степени, что Сан мог видеть звёздное небо сквозь потолок. Может быть из-за того, как заплетаются их ноги, когда они идут домой, но ни Сан, ни Уён не вспоминают их небольшой разговор. Сонхва и Чонхо засыпают друг на друге рядом с остатками стола, но Ёсан даже не обращает на них внимания, одаривает всех поцелуями в лоб и укладывается на кровать, заверяя друзей, что это был его лучший день рождения – он каждый год говорит одно и то же. Минги и Юнхо запрыгивают на свои велосипеды, – они не в состоянии ехать прямо, плетут какие-то новые дорожки, рассекая прохладный воздух ночи, пока Хонджун пытается угнаться за ними. Уён оставляет велосипед у Кана и идёт домой, крепко держа руку Сана в своей. Он беззаботно раскачивает ими, создавая приятный ветерок, и громко напевает. Сан мгновенно узнает песню. Они пели ее ещё в детском саду. Они поют вместе, срывая голоса, пока не доходят до своих домов. – Поспи со мной, – Чон цепляется за шею Сана, перенося весь вес на руки мальчика, и почти приземляется на колени. Он тихо поскуливает, пытаясь держать глаза открытыми. – Да? Или нет? – Хорошо. У Сана язык онемевший, а мозг грозится полностью отключиться. Сейчас единственное, в чем он уверен, это то, что Уён, повисший на нем, – реален, а не плод его задурманенного алкоголем мозга. И Уён хочет спать с ним. – У тебя дома, – просит Уён, опираясь лбом о грудь Сана, чтобы оттолкнуться и встать на ноги. – Если мой отец увидит меня в таком состоянии, я навсегда застряну в этом городе. Эти слова холодом пронизывают мозг Сана и он морщится. Уён держит его руку, ведя их обоих к дому Чхве. – Не так уж это и плохо, – возражает он. – Но это не моя мечта, – без сомнений отвечает Уён, слова звучат громко и ясно. – У тебя есть ключи? Сан стоит перед дверью, зажмурив глаза. Он чувствует, словно вот-вот расплачется. Но вместо этого он выдыхает и ищет ключи. Дверь им открывает его сестра, потому что Сан не в силах найти замочную скважину, сопровождаемый смехом Уёна, подобному пению ночных птиц. – Вы что, напились? – интересуется Ханёль, принципиально нюхая воздух вокруг ребят. – Не-а, совсем нет, – парирует Уён, поднося к губам палец, и через секунду взрывается смехом. Сейчас Сан – тот, кто уходит от Уёна, быстро идёт по коридору, ведущему к его комнате, пока вокруг все продолжает крутиться. Они не включают свет, слепо движутся в сторону кровати, попутно стягивая одежду. Сан остаётся в футболке, в которой был днём, – он слишком устал, чтобы искать другую, но Уён запрыгивает на кровать в одном нижнем белье. Он вжимается в место возле стены, раскрывает руки, чтобы Сан мог присоединиться к нему. Сану хочется его обнять, но в то же время это хочется кажется таким запретным. Борясь с собственными чувствами, он в итоге поворачивается к Уёну спиной, чтобы тот смог обвиться вокруг него посильнее. Чон обнимает его за талию, спутывая их ноги, кончик его носа медленной прохладой движется вдоль шеи Сана. Кожа Уёна горит, или, может, Сан теперь все воспринимает так. – Я люблю тебя, – вздыхает Уён, прижимаясь губами, словно перьями, к затылку Сана. Легко целует его, прежде чем провалиться в сон. Сан больше не в силах сдерживать подступающие слёзы.❀
Летний фестиваль проходит в середине июля, почти сразу после дня рождения Сана. Если сравнивать то, что показывают в фильмах и фестиваль, устраиваемый в их городе, то он больше похож на небольшую вечеринку под открытым небом. В городе не так много подростков, потому что большинство уезжает сразу после восемнадцатого дня рождения и не горят желанием возвращаться до определенного момента. Поэтому на их празднике музыка стихает около часа ночи, сразу после того, как основаная толпа взрослых уходит спать. До того, как Sunrise впервые выступили на фестивале, он был очень тихим. Словно восход солнца, группа принесла свет в этот городок. До фестиваля ещё месяц, но через неделю после дня рождения Ёсана, Хонджун вытаскивает Сана из его дома и садится рядом с ним перед пианино, которое им отдали родители Юнхо, – мэр дал им разрешение на проведение репетиций в заброшенной кофейне, так как пианино совсем не хотело помещаться в гараже Сонхва. Это место, находящееся на периферии города, не кажется таким привлекательным, чтобы у кого-то из жителей города появлялось желание находиться здесь, – поэтому они никому не мешали, – и пока Сан рассыпался в попытках вспомнить то, чему учился десять лет назад, остальные могли отдыхать на привычном им месте – заброшенной парковке. Все те же разговоры. Будто дни совсем не сменяют друг друга. Сан и Уён никогда не вспоминали о том, что произошло в подвале Ёсана. Где-то там же светились запретным красным поцелуй Уёна и то, как крепко он обхватывал во сне тело Сана. Утром во время завтрака они обсуждали, хочет ли Сан поступить в колледж, – крайние сроки подачи заявления были в конце сентября, но Сан все ещё мечется сомнениями. В его голове слишком много мыслей. Прямо сейчас Уён сидит рядом с Сонхва и смеётся над чем-то, что рассказывает Юнхо. Он горит счастьем. – Совсем неплохо, – одобрительно восклицает Ким, сверкая глазами. – Ты должен был раньше сказать мне, что умеешь играть на пианино и присоединиться к нам. Сан трясётся отрицанием, руки падают на колени. – Я делаю это только потому, что Уён попросил меня. Я не создан для рок-группы. – Почему? – Сан слышит искреннее любопытство в его голосе. Хонджун мягко опирается рукой об угол пианино. Сан пожимает плечами, смотря вниз. – У меня нет той атмосферы. – Какой той? – Крутой атмосферы, – пытается объяснять Сан. – У тебя она есть, у Ву тоже, а у меня нет. Будто вы, ребята, паприка, а я сладкая вата. Мы не сочетаемся. Хонджун смеётся. – Юнхо тоже как сладкая вата. А Ёсан вообще на двадцать процентов состоит из алкоголя. – Ну... пианисты не нужны в рок-группах, – продолжает Сан, с его губ соскальзывает тяжёлый вздох. – Но мы все ещё ищем свой путь, – добавляет Хонджун, мягко нажимая на клавиши, которые начинают со скрипом стонать. – Я хотел стать рокером, но каждый день я нахожу все больше направлений, которые меня привлекают. Не уверен, что все время смогу придерживаться лишь одного. Думай о музыке словно она такая же живая, как мы. Сан хмурится. – Как мы? – Когда нам было по десять, мы мечтали стать пиратами, – Хонджун смеётся, и Сан мягко улыбается в ответ, вспоминая времена, когда все, чем они хотели заниматься, это запрыгнуть на большой корабль и плыть по безграничному океану. Отец Чонхо сделал каждому из них деревянный меч, и санов все ещё прячется у него под кроватью, покусанный временем, и тысячу раз исписанный именем Уёна. – Потом мы выросли и теперь у каждого своя мечта. Кто знает, что произойдёт к концу года. Или через год. Мы все время пытаемся найти себя, развиваемся, потому что будущее непредсказуемо. Сан хотел бы, чтобы у него были ответы всего мира, которые прогнали бы страх перед неизвестностью, и он смог бы спокойно спать ночью. – Я все равно не подхожу вашей группе, независимо от направления. – А я думаю, подходишь, – Ким смотрит на него со звёздами в глазах, – мне бы хотелось, чтобы все восьмеро были частью Sunrise. Тогда мы бы остались навсегда вместе. Сан прикусывает губу, смотря на улицу сквозь пыльное стекло. Юнхо и Ёсан сотрясаются танцами, Минги все снимает на телефон и так взбудораженно прыгает, что грузовичок раскачивается вместе с ним. Они выглядят такими живыми. – Как думаешь, в будущем мы все разойдёмся? – спрашивает Сан совершенно спокойным голосом. – Я думаю, мы любим друг друга достаточно сильно, и мне этого хватает. – Сан смотрит на него в удивлении, не ожидая такого ответа. Взгляд Хонджуна приклеен к клавишам пианино. – Даже если какое-то время мы не будем рядом, я все равно вижу нас, зависающих вместе. Будто время никуда и не уходило. – Думаешь, тебе захочется вернуться? – спрашивает Сан. – Сюда. Хонджун смотрит на него, приподняв бровь. – А ты бы не вернулся? Сан решает не говорить ему о том, что скорее всего он вообще никуда и не уедет. Заканчивая на сегодня с репетицией, они уходят, чтобы поесть мяса на гриле. Уён сразу же бежит к Сану, пальцами убирая мешающую челку, что неприятно лезет в глаза, и интересуется, как прошла репетиция. И когда Сан тихим голосом отвечает, что все прошло хорошо, он не может сосредоточиться и выкинуть из головы то, что сказал ему Хонджун. Даже если Уён уедет от него, если они проведут порознь десять лет, Сан всегда будет относиться к нему со всей любовью, на которую способен. Он просто надеется, что Уён никогда о нем не забудет.❀
Зайдя в маленький ресторан, которым управляют родители Рюджин, Уён не теряет времени и усаживается на колени Чхве, мило раскачивая ногами, пока они ждут официантку, чтобы сделать заказ. Они оба привыкли к этому. Но грудь Сана попрежнему расцветает дикими полевыми цветами с каждым вздохом. Где Рюджин, там и Йеджи. Девушка сидит за стойкой, не сводит с Сана пристального взгляда. Но сегодня она не единственная, от чьего взгляда тело охватывает дрожью, Чонхо и Минги время от времени смотрят на него, а потом смотрят друг на друга, будто золото нашли. Сан зажмуривается, опираясь лбом между лопаток Уёна, пытаясь спрятаться за его телом. Он обвивает руками талию Чона, сплетая пальцы на его животе. – Эй, Уён, может тебе нужен стул? – спрашивает Рюджин, наконец подходя к ним. – Нет, все в порядке, – Сан ненавидит то, как звучит его голос. Ни намёка на нервозность или стеснение, он просто сидит на коленях Сана потому что они близки настолько, что видели друг друга голыми, а не потому, что он хочет этого так же, как и Сан. Как Сан хотел этого именно с Уёном. Потому что он находит свой комфорт только рядом с Уёном, но ни с одним другим из своих друзей. – Сан? – голос Рюджин достигает его слуха. – А тебе стул нужен? Внезапно единственное, что Сан может воспринимать – его собственное сбившиеся сердцебиение. Разговоры вокруг них прекращаются, не только за их столом, но и за соседними тоже, словно весь город сосредоточил своё внимание на нем. Он очень медленно открывает глаза, принимая стрелой вонзившееся осознание. То, что уже давно поняла Йеджи. И Чонхо с Минги. – Сан, – голос Уёна просачивается сквозь тишину, Чон полностью облокачивается на Сана. Спина приклеивается к груди Сана, голова лежит на его плече. Изгиб его затылка так идеально вписывается в изгиб плеча Сана, будто их тела пытаюсь объяснить ему, что они подходят друг другу, как части пазла. Уён смотрит на него из-под ресниц. Все за столом смотрят на Сана, но ни один не смотрит так, как Уён. Ёсан приоткрываете рот, ища взглядом Чонхо. Тот пожимает плечами, шепча Я же говорил. Когда изучающие взгляды никуда не деваются, Сан фокусируется лишь на двух вещах. На том, как его желудок купается в солнечном тепле, и глазах Уёна, внутри которых находится его собственное лето. То, каким образом их тела склеены, Сан знает, скорее всего Уён спиной чувствует беспорядочные импульсы груди Чхве. Сан переживает, и из-за этого его ладони потеют. Уён дышит так спокойно, создаётся впечатление, что он может уснуть прямо в руках Сана. И его совершенно не волнует то, как сердце Сана выплясывает венским вальсом. – Все порядке, ничего не нужно, – наконец говорит Сан, неуверенный, сколько прошло времени с тех пор, как Рюджин спросила его – минута или триста лет. По тому, как горит его лицо, он уверен, что его кожа сейчас такая же красная, как волосы Чонхо. Уён закрывает глаза, улыбаясь, и лежит на нем так до тех пор, пока не приносят их заказ. Постепенно они снова сливаются ручьями разговоров, звук снова окутывает Сана, гудит в ушах. Уён кормит его, потому что Сану не хочется отпускать руки с его талии, чтобы самому воспользоваться палочками. Все равно он не очень голоден. Ему просто хочется крепко держаться за Уёна, не заботясь о том, что на них смотрит весь мир. Он был бы совсем не против, чтобы на них смотрели. Чтобы все увидели, как сильно он любит Уёна. И, возможно, если удача повернётся к Сану лицом, однажды, когда глаза Уёна встретятся с его собственными, Чон тоже это увидит.❀
День, когда Сану исполняется восемнадцать, встречает его ярким голубым небом. Совсем без облаков, один лишь голубой холст, уходящий куда-то в бесконечность. Стоя посреди дороги и смотря вверх, Сан понимает, что прошёл целый месяц. С каждым вздохом, слетающим с его губ, лето становится чуточку короче. – Ну и как тебе? – спросил Уён утром, комнатным торнадо врываясь в его дом, когда солнце ещё не успело взойти. Сан прижимался ближе к нему, пока не уткнулся кончиком носа в его щеку. – Быть совершеннолетним. Сан все ещё сонный, сжимается клубком, когда Уён перепрыгивает через него, чтобы подарить обязательный день-рожденный поцелуй. Это особенная опция только для Сана, ни Ёсан, ни Юнхо не удостаивались его поцелуя, но мозг Сана ещё слишком сонный, чтобы позволить этой мысли проникнуть в него. – Ничего необычного, – бормочет Сан, двигаясь по постели в поисках летнего тепла, исходящего от Уёна. Он зарывается носом в его футболку, шумно вдыхая. Набирая уеновский запах в легкие и задерживая дыхание. – Будто мне все ещё семнадцать. Но на шестнадцать уже не похоже. Уён хмыкает и удобнее устраивается рядом с телом Сана, кладя одну руку себе под голову, удерживая ее, вторая мягко обосновывается на талии Чхве. Пальцы медленно кружат фигурами по изгибам его тела. – Что случилось с твоей милой пижамкой? Сан хмурится, закрывает глаза и трется головой о грудь Уёна. – Мне восемнадцать. И всякие пижамы с медведями мне не нужны. Они для детей. Пальцы Уёна бабочкой порхают к его волосам, взъерошивая. – Но это мило, – парирует он, прерывисто вздыхая, не торопясь продолжать. – Ты милый. Сан вдыхает и выдыхает, сплетая пальца на спине Уёна, обнимая его ещё крепче. – Я так сильно тебя люблю, – тихо соскальзывает с его губ. Уён молчит, но его пальцы скользят к лицу Сана, охватывая с обеих сторон, большие пальцы вычерчивают круги на его щеках. Так легко, словно боится его разрушить. Слишком поздно, отзывается эхом в голове Сана. Сейчас, царапая гравий бордовыми ботинками, Сану кажется, что это было частью его снов. Тех, в которых с груди исчезла тяжесть, переставая тянуть его вниз. Такие приятные ощущения. Голубое небо над ним такое широкое и пугающее, а на грудь Чхве все ещё лениво свисают проблемы. Они собираются на заднем дворе дома Сана, прямо как когда они были дошкольниками. Сидя в кругу, они по очереди дарят ему самодельные подарки. Сан не раз говорил друзьям, что ему не нужны никакие подарки, но Юнхо тратит все деньги, заработанные в магазине Сонов прошлым летом на огромную плюшевую игрушку, а Сонхва, утирая слезы, протягивает ему фотоальбом, заполненный фотографиями с каждого года. Начиная с первого дня в школе, где Сан и Сонхва стоят рядом в школьных жёлтых шапках и показывают знак Мира, заканчивая фотографиями со дня рождения Ёсана, – у всех потерянные взгляды и кожа до ужаса красная, – они позируют рядом со сломанным кофейным столиком. Фотографии расплывчатые и немного темные, полностью отображающие, насколько счастливыми, – и пьяными, – они были в тот момент. Сан вспоминает, как Сонхва в мучениях пытался поставить свой телефон на спинке дивана, а не на подушках, как предлагал Чонхо, чтобы сделать фотографию, и как через секунду после снимка он упал на пол. Сан не может содержать слез, рассматривая фотографии. Пятилетний Чонхо, одетый в костюм клубнички и мандаринка Сан строят рожицы перед камерой, а сзади них банан Юнхо заставляет вишенку Ёсана плакать. Или семилетние Сан и Уён, очарованные золотой рыбкой, которую они поймали на весеннем фестивале, – из глаз буквально искры сыпятся. Или фотография, где им по десять, – стоят с поднятыми вверх деревянными мечами, а за ними прячется их секретная база. Цветовой всплеск в одежде сменяется монохромным чёрным, когда им исполняется четырнадцать. Время расцвета Sunrise. Фотография, сделанная в гараже Сонхва, где они громко смеются. Уён в безрукавке, с длинными волосами, спадающими ему на лицо, в руках бас-гитара. И ещё одна фотография Сана и Уёна, когда им было по семнадцать, сделанная в начале года, когда под ногами ещё хрустел снег. Они держатся за руки, глядя друг другу в глаза. Уён пытался утянуть Сана куда-то за собой, но Сан не помнит, куда. Но он помнит тот день. Утро после новогодней ночи. И единственное воспоминание, засевшее в голове с того дня – блестящие глаза Уёна. – Он плачет, – голос Юнхо в какой-то мере достигает его глаз, а не ушей. Сан быстро моргает, прогоняя слёзы, стекающие прямо на фотографию. – Хва, из-за тебя он плачет! – Так, ребята, если вы хотели подарить мне что-то такое же, можете забыть об этом. Я разревусь как ребёнок, – говорит Минги. В уголках его глаз тоже скопилась влага, пока он рассматривал фотографии через плечо Сана. – Я ударю тебя, – предупреждает Чонхо. – Поверить не могу, что мне ты подарил нижнее белье на каждый день недели, а для Сана сделал все это, – закатывает глаза Ёсан. – Все-таки у бога есть любимчики. – Ты сам меня попросил об этом, идиот. Ничего, что заставило бы меня плакать, вот, что ты сказал. – Трусы со Средой заставили меня плакать. Юнхо заливается смехом, запрокинув голову. Уён придвигается к Сану, кладя одну руку поверх его и мягко сжимает. Сан смотрит на него, вытирая слёзы. – Ты в порядке? Сан кивает, закрывает альбом и дарит ему лучшую улыбку. – Все хорошо, – шепчет он, но ложь скручивается вокруг шеи, не пропуская кислород. Он не может сглотнуть, не расплакавшись, и подносит одну руку к глазам. Невозможно сдержать слёзы в такой момент. Сан чувствует, как тёплая влага целует его щеки. Все замолкают, смотря на него. Уён рядом сильнее сжимает руку. И Сан знает, что он выглядит по идиотски глупо, но ситуация становится невыносимой, а подарок Сонхва только сильнее напоминает ему, как прекрасна была его жизнь. Сколько историй и воспоминаний они создали вместе. А когда лето помашет им осенним оранжевым бризом, все это останется в прошлом. – Я буду скучать, – его плечи содрогаются, когда он говорит. – Я буду очень сильно скучать по этому.❀
Сан перестаёт плакать, когда ребята расцеловывают его в щеки и обнимают самыми тёплыми объятиями. Когда его мама приносит торт и мажет сладким белым кремом кончик его носа, Сану хочется под землю провалиться из-за своей реакции. Уён – единственный остаётся с ним после того, как солнце прячется за горами. Они молча лежат на мягкой траве, наблюдая за звёздами. Сан не может перестать играть с тканью футболки, которую ему подарил Минги, – и сразу заставил надеть, уверяя, что она поднимет ему настроение после подарка Хва, – она розовая, с большой пчелой посередине, светится надписью bee happy*. Это и вправду заставляет Сана улыбнуться. Они не говорят о том, что произошло, и Сан безгранично рад. Он не знает, как долго продержится с чувствами, что испытывает к Уёну, запертыми внутри него. Он не хочет, чтобы последним воспоминанием Чона, которое он унесёт с собой, было лицо, когда он захлебывался слезами. Поэтому они просто смотрят вверх на манящее своей тайностью звёздное небо. Когда Уён решает пойти домой, Сан идёт рядом с ним. Становясь посреди дороги, он смотрит себе под ноги. – Твой подарок, – тихо говорит Уён, подходя ближе, чтобы опустить ожерелье в раскрытую руку Сана. – Не такой сердечный, как подарок Хва, но напомнило мне о тебе. На ладони Сана переливается золотом ожерелье. Тонкая веревка, а на ней подвеска в форме горы. Сану кажется, это также трогательно, как и подарок Сонхва. Горы напоминают Уёну о Сане, вот о чем кричит его подарок. Сан морщится, на этот раз сдерживая слезы, тепло волнами топит все его тело. – Оно прекрасное. Спасибо, – шепчет он, протягивая украшение Уёну и поворачиваясь спиной. – Помоги мне надеть его. Уён делает это в тишине, но пальцы – не единственное, что в итоге касается согретой солнцем кожи Чхве. Уён обнимает его за талию, прижимаясь лбом к позвонкам. Младший глубоко вдыхает, большими пальцами скользя по животу Сана. – Сани, – начинает он, пропитываясь сомнением. Сан замирает, задерживая дыхание. От ожидания тело прожигает дрожью. – Ты ведёшь себя странно с тех пор, как я сказал, что уеду. Сердце Сана кричит пронзительным воплем, застывая. – Я знаю, что тебе здесь нравится, и это единственная причина, почему я тоже люблю этот город. Поэтому я рассказал тебе. Я никогда не буду злиться на тебя за любовь к этому городу, если это причина, почему ты такой расстроенный, – Сану хочется сказать ему. Назвать настоящую причину, скрытую за его летней хандрой, которую он чувствует куда сильнее, чем раньше. Но он не может. Если слова выскользнуть с его языка, он снова расплачется. – Но я не могу остаться здесь. Я должен уехать. Это разбивает мне сердце, но — – Не в этом дело, Ву, – голос Сана срывается на вдохе, он разрывает объятия и делает шаг вперёд. Он не может смотреть в глаза Уёна, поэтому рассматривает неровности темной дороги, размытой слезами. – И я не злюсь, Ёни. Никогда бы не смог. Сан не ждёт его ответа и бежит под защиту своего дома, своей комнаты, где он сможет выплакать все слёзы. Это все разбивает и мое сердце. Но я не буду держать тебя. Он должен был сказать это, но он слишком слаб перед страхом действительно все потерять.❀
Летний фестиваль наступает в сопровождении жары, от которой у Сана голова идёт кругом, когда он лежит на тёплом полу своей комнаты. Где-то в комнате работает кондиционер, но прохлада не достает его разгоряченной кожи. Теплый ветер, импульсами заглядывающий через открытое окно, только усугубляет ситуацию. Зажимая в пальцах крошечную подвеску гор, Сан вспоминает о том, как Уён смотрел на него в утро после его дня рождения. Поглощённый вселенской грустью, но все равно активно размахивал рукой. Уён всегда был чувствительным, а Сан разбил ему сердце. Он сказал это. Из-за того, что он не может поддержать его желание отправиться в другом течении, Сан сделал ему больно. На мгновение он забывает о собственном состоянии. У Уёна никогда не было плохих намерений. Он просто хотел следовать за мечтой. Когда солнце садится и они встречаются в кофейне для последней репетиции перед фестивалем, Сан проглатывает свои чувства. Он понимает, что вёл себя как жертва, измученная решением Уёна, причиняя ему боль. Он улыбается ему и садится перед пианино, готовый к хаотичному передвижению пальцев по клавишам в такт песни Уёна. – Ты тоже давай садись, – говорит Хонджун, толкая Чона к Сану, от чего они ударяются плечами. Они впервые делают это, – соединяют мелодию и текст вместе. Уён не выглядит уверенным, на лице проблескивает толика противоречия. Он хмурится, изгибая губы. И это первый раз, когда Сан видит его таким. – Наверно, выступление будет трогательнее, если я сохраню текст при себе, пока мы не выйдем на сцену, – бормочет Уён, смотря на Хонджуна и указывая на остальных участников группы. Что-то вонзается в сердце Сана. Ему интересно, не потому ли Уён хочет сделать это, что написал эту песню для него. Даже после алкогольной завесы слова Уёна новостной строкой крутятся у него в голове. Уён написал для него песню. Песню для Сана. Песню, которую он хотел спеть только с ним. – Ну не будь ты таким упрямым. Мы все хотим ее услышать, – Джун хлопает его по спине, пока остальные устраиваются на пыльном полу рядом с пианино. Уён цокает, но не сопротивляется. Он смотрит на Сана, и, несмотря на всю печаль, вакуумом оккупировавшую его лицо, он все ещё дарит ему нежную улыбку. Сан сглатывает, а пальцы слегка дрожат, когда он опускает руки на клавиши. Уён смотрит на него как-то странно, но Сан не может понять причины, пока Уён не начинает петь. Сначала его идеально красивый голос сопровождается кривой мелодией, вылетающей из-под дёрганных пальцев Чхве, но Сан хорошо справляется, держа ритм. Все благодаря тому, как поёт Уён – легко и с чувствами. Он смотрит прямо Сану в глаза, словно пытается что-то сказать. И тогда осознание ударяет его. Песня, слова, ее смысл. Уён написал ее, думая о Сане. Пальцы замирают льдом, мелодия прекращается. Но Уён продолжает петь. Как и всегда его мизинец находит мизинец Сана. Он мягко их сплетает. Горло Сана пересыхает пустыней, сжимается комком, пронзающим изнутри. Боль настолько острая, что слёзы начинают течь по его щекам, прежде чем он замечает. No matter what I'm going my way. It's what I've dreamed every night. * Громкий удар сердца ножом прорезает внутренности. А затем — I always wanted you to take care of me.* После долгого месяца терзаний собственными чувствами Сан больше не может этого вынести. Слёзы уже текут по его лицу, когда он, спотыкаясь, соскакивает со стула. Он не оглядывается на Уёна, мчится вперёд по дороге, ведущей в центр города. Бежит. И бежит. Бежит так же быстро, как тогда, когда не хотел, чтобы Юнхо поцеловал Уёна. Пока грудь не сдаётся в плен сбитому напрочь дыханию, а ноги не предают его. Он падает, сбивая в кровь колени, точно как в детстве. На той же дороге, по пути в тот же город. Только сам Сан уже не тот. Он лежит на пустынной дороге, позволяя слезам разбиваться об асфальт в течение нескольких минут. Или часов. Он будто больше не принадлежит времени. Часть его крушит и мечет, злится на то, как по-детски он себя повёл. Другая просто позволяет ему плакать. Все чувства, копившиеся в нем неделями, наконец выходят наружу, исчезая. Это то, что ему нужно сейчас. Дать эмоциям разрушить себя. И только когда до его слуха доходит характерный звук скольжения резины по гравию, тогда он понимает, как глупо должно быть выглядит сейчас. Съёживаясь как выжатая губка посреди дороги, он позволяет рыданиям пожирать своё тело. Поэтому, когда он пытается встать, падает обратно на землю, сокрушаемый пронизывающей болью. Из обоих колен струится кровь, и поэтому он начинает плакать ещё сильнее. – Блять! – Сан не может ошибаться в догадках, когда слышит этот голос. – У тебя кровь! Сан пока не видит его, но слышит, как он небрежно кидает велосипед и бежит к нему. Становясь перед ним на колени, со сбитым дыханием, Уён всматривается в его раны. – Я знаю, – всхлипывает Сан, его плечи трясутся, пока тёплые слёзы непрерывно текут по щекам. Даже если он попытается остановить их, он не сможет, он держал в себе все в течение долгих месяцев. Он просто не может перестать плакать. – Я знаю, что у меня идет кровь. И это пиздец, как больно. – Что с тобой происходит? – спрашивает Уён, выглядя искренне обеспокоенным, когда прижимает ладони к щекам Сана. – Просто скажи мне уже. Сан моргает, пытаясь прогнать слёзы, всматривается в расплывчатое изображение Уёна перед собой. Он словно мираж. Уён – его спасительный остров с участью затонуть. Кончики его губ непроизвольно опускаются вниз, когда он говорит, большие пальцы Уёна не перестают двигаться по коже, стирая все поступающие слёзы. – Я не хочу, чтобы ты уезжал, – наконец он отрывает тяжёлый камень от груди. И как только делает это, он открывает дверь в своё сердце. Все, что тяжелым грузом копилось, начинает рушиться. – Я не хочу, чтобы ты уезжал, потому что если ты уедешь, ты оставишь меня. Я не хочу оставаться один. Это так эгоистично, но я с детства думал, что мы будем вместе навсегда. А сейчас ты уедешь, и я не выдержу этого. Ты просто не представляешь, я — Ты мне нравишься. Вот так. Мозг Сана замирает, губы остаются приоткрытыми. Он уверен, что хотел сказать куда больше, на периферии сознания валяется целый список, который он обдумывал долгое время. Ему интересно, действительно ли он говорит быстрее скорости света и сказал это вслух, когда Уён прикасается своим лбом к его. – А я влюблён в тебя, Сани. Это Уён. Мгновение Сан молча смотрит в его глаза, успокаиваясь. А потом снова плачет, но на этот раз ему совсем не удаётся сказать и слова. Он просто плачет. Уён движется к нему, вперёд, заключая в объятия. Как и всегда. Как и должно быть. – Я не хочу оставлять тебя, – шепчет он в волосы Сана. – Я и не собирался. – Но ты уедешь, – Сан икает, заливая слезами футболку Уёна. – Но ты тот, кто не хочет уезжать со мной. По крайней мере, я так думал. Если честно, ты так ужасен в выражении своих чувств, Сани. Когда Уён отстраняется, мягко впиваясь пальцами в плечи Сана, и улыбается. Сан всхлипывает и закрывает глаза, когда Уён поднимает руку, чтобы стереть слёзы. – Когда я рассказывал тебе, что хочу уехать, я не просто ставил тебя перед фактом. Я говорил и о тебе. – Уён смотрит на него сверху вниз, и в глазах Сана он навсегда останется летним воспоминанием. – Я планировал нашу совместную жизнь с десяти лет. Я и ты и наша крошечная квартира, потому что это единственное, что мы можем себе позволить. Будем вместе учиться в коллеже, а потом вместе пойдём сдавать на права. Попробуем все торты, которые только увидим, и посмотрим на закат сквозь высотки. Я люблю тебя, Сан, и хочу, чтобы мы были вместе. Ничего страшного, если ты захочешь остаться, но попробуй только подумать, что я брошу тебя. Это последнее, что я бы сделал. Сану многое хочется сказать. У него много вопросов, а извинений ещё больше. Он открывает рот, но не произносит и звука, вместо этого соединяя свои губы вместе с уёновыми. Поцелуй чувствуется таким нежным, что сначала даже не ощущается реальным. Но у них ещё будет время. Прямо сейчас Сан чувствует, что готов взлететь. И, отрываясь от губ Уёна, он наконец чувствует себя в том месте, которому всегда принадлежал.❀
Сонхва тот, кто вызвался обработать разбитые колени Сана, заклеивая их пластырями с рисунком апельсинов. Когда они возвращаются в кофейню, все выглядят встревоженными, но никто не спрашивает о красных, опухших глазах Сана или его коленях. Вместо этого они обнимают его. И слёзы сменяются улыбками. А ещё они смотрят с пониманием. Будто знают, почему Сан так цепляется за Уёна, и почему Уён целует его щеки. Но Сану все равно. Он последним из всех узнал о чувствах Уёна, и это так возмущает его, что он оставляет ещё больше слез на футболке своего мальчика. – Сан! Ты останешься на ужин? – мама Уёна выглядывает с кухни, когда они вваливаются в дом Чонов. Ее глаза загораются, когда она видит его, и что-то щёлкает в его сознании. Мама Уёна тоже знает. – Ага, останется, – отвечает Уён, крепче сжимая руку Сана. – Мы будем наверху. – Хорошо. Повеселитесь, ребята. В комнате Уёна они отлипают друг от друга. Сидя на углу кровати, Сан нервно играет со своими пальцами, все ещё не зная, что делать с цветами, прорастающими в его лёгких каждый раз, когда он смотрит на Уёна. Они ещё ничего не обсуждали. Ни мерцающее на горизонте будущее, ни страхи и неуверенность, скопившиеся в теле Сана. Он ничего не мог поделать с тем, что мысли постоянно возвращались к парню, приехавшему из Столицы летом, он был полон надежд и мечтаний, но убегал из городка, разбитым на части. Уён просил Сана уехать из старого города вместе с ним. Сан чувствует все и ничего одновременно. Смущение, потому что последний месяц он беспокоился о диафоническом монстре. Стыд, потому что он годами думал, что сердце Уёна никогда не будет биться в унисон с его. Волнение, но вместе с тем и безопасность. Он волнуется из-за того, что произойдёт в будущем, но его мало беспокоит то, что происходит сейчас. То, как Уён подползает к нему по кровати и улыбается в губы. Так легко, словно Сан снова зависает в невесомости, пока едет на заднем багажнике велосипеда Уёна, вытянув руки вверх, готовый взлететь. – Ты такой плакса, – смеётся Уён, когда на щёки Сана выливается новая порция слез. Сан дуется, прячется в изгибе его шеи. Уён обнимает его так крепко, Чхве может чувствовать ритм их сердец. – Но несмотря на это, я люблю тебя больше жизни. До Сана доходит осознание, как нежно звучит голос мальчика, когда он разговаривает с ним. Будто лето льётся ему прямо на лицо. – Ты поедешь со мной? – спрашивает Уён, спускаясь чуть ниже, чтобы поцеловать его везде, где сможет достать. Оставляя след из дорожки поцелуев вверх и вниз по его челюсти. Целует его за каждый раз, когда он сдерживался, вот что говорит Уён. И поцелуев так много, что Сан сбивается со счета. Уён не осуждает его. Не винит Сана за его поведение. Его веки трепещут, а руки скользят по щекам, обхватывая лицо. Снова и снова целуя губы. Глубоко и медленно. Наслаждаясь каждой секундой. Потому что Уён так сильно любит его. Осознание бьет Сана, он понимает, что ещё не сказал этого. Не сказал, как сильно любит Уёна, даже если Уён уже знает это. – Что, если что-то пойдёт не так и у нас ничего не выйдет? – спрашивает Сан. Ему хочется уехать. Он мечтал об этом до того момента, пока страх липкой паутиной не начал расползаться по его спине. Он все ещё напуган, но теперь у него есть Уён, его безопасное место. И он хочет быть рядом с ним так долго, сколько сможет. Уён шевелится, ставит колени по сторонам от бёдер Сана. С глубокой трепещущей нежностью смотрит в его глаза, лаская кожу, исцарапанную солеными слезами. – Тогда мы вернёмся обратно в наш старый городок. Внезапно все беспокойство выпархивает из груди Сана. Конечно, ведь Уён полюбил их город так же сильно, как и Сан. Или, может быть, это все они. Может, они были влюблены столько, сколько себя помнят. Их любовь подобна жизни города. Старая и крепкая. Но прежде всего, невероятно прекрасная.