Anchorite

Иногда люди спрашивали, не скучно ли ему. Это всегда заставляло Трауна улыбаться. Его дни были наполнены молитвами, размышлениями и собственными сочинениями. Из своего маленького окошка, выходившего внутрь церкви, он мог наблюдать за богослужениями в течение дня и принимать Причастие. Другое окно его кельи выходило во внутренний двор монастыря и позволяло ему говорить с любопытными прихожанами и теми, кто искал его совета. Он старался помочь им, как мог, и всегда говорил, что будет молиться за них. Иногда список людей, за чьи души ему предстояло молиться, был очень длинным, но в конце концов времени у него более чем достаточно для них всех. У него была крыша над головой и еда дважды в день. Он мог по-настоящему, полностью посвятить свою жизнь молитвам и созерцанию Господа. Его работа над сочинениями о природе Бога продвигалась хорошо… Что еще ему могло быть нужно? *** И все же. *** Брат Илай был добрым юношей. Его светлые глаза были до краев наполнены любовью к Господу и своим ближним. Он брался за самую грязную и неблагодарную работу - любые поручения, которых остальные старались избегать, Илай выполнял с неизменной доброй улыбкой. Он переживал о том, что он недостаточно хорош, и Траун знал об этом. Он знал, потому что Илай сам рассказывал ему шепотом о своих тревогах, как и многие другие, через окно во внутренний двор, пока там никого не было. Траун говорил Илаю не тревожиться, потому что Господь всегда узнаёт о том, как сильна вера человека по его деяниям. И как Бог мог не улыбнуться душе такой же прекрасной, какой был Брат Илай. *** Среди его скудных пожитков была маленькая самодельная книжка с молитвами. Это были просто сшитые между собой листы серой бумаги, на которых аккуратным почерком были написаны несколько молитв. Брат Илай написал их. Он просил настоятеля о такой книжице, намереваясь самостоятельно записать молитвы, но на следующее утро Илай принес ее вместе с завтраком и спросил, удовлетворит ли она его желание. (Обычно именно Илай приносил ему еду и присматривал за ним.) Его почерк был красивым. Траун перечитывал книжку снова и снова, и изящные изгибы письма долго не выходили у него из памяти. Усердие, необходимое чтобы писать так же мелко и понятно, как Илай, было достойно уважения. *** У Брата Илая были такие прелестные руки. *** Это была только его вина. Илай приносил ему еду дважды в день, и одним утром, пораженный желанием, которого он сам не понимал, он бережно взял одну из мозолистых ладоней Илая в свои руки и провел большим пальцем по нежной, смуглой коже запястья, прежде чем отпустить его с миром. Илай только улыбнулся в ответ, слегка покраснев. *** После, это стало его обычной привычкой, каждый раз, когда Илай приносил ему еду, он ненадолго брал того за руку. Он понемногу изучал кожу Илая, как когда-то изучал каждый сантиметр своей кельи, все паузы и интонации Мессы, мягкий наклон букв в его книжке с молитвами. *** Илай часто оставался с ним после ужина, чтобы поговорить о прошедшем дне. Теперь он стал появляться у окна его комнаты глубокой ночью. Он приходил только если его сон нарушали сновидения, так он говорил Трауну, и если Траун спал в это время, он тоже возвращался в постель. Было много ночей, когда Траун засиживался допоздна, прислушиваясь к отзвукам тихих шагов Илая. Их разговоры по ночам были другими. Они больше не обсуждали жизни друг друга, но говорили о прошлом и о местах, далеких отсюда. Илай был из купеческой семьи до того, как принял послушание. В юности он много путешествовал с отцом далеко на Восток и видел удивительных вещей. — Ты жалеешь, что пришел сюда? — спросил Траун. — Иногда. — признал Илай. — А ты жалеешь, что запер себя там? «Нет» — подумал он, но это было - впервые с тех пор, как Архиепископ запечатал дверь в его келью - ложью. — Не до тех пор, когда встретил тебя. — сказал он. Окно находилось в неловкой позиции - слишком высокое, чтобы сидеть, слишком низкое, чтобы стоять, но сейчас Илай упал на колени, схватившись руками за края оконного проема, и просунул голову внутрь комнаты Трауна так далеко, как позволяли толстые каменные стены. — Мне снятся сны о тебе, — сказал Илай, словно на исповеди. — О том, каково быть там с тобой, каково тебе быть здесь со мной. И даже после пробуждения от этих снов я все еще хочу прийти сюда, чтобы тебя увидеть. Траун опустился на колени, повторяя позу Илая. Его руки, казалось, двигались по собственной воле, переплетая пальцы с прядями мягких темных волос и удерживая Илая на месте. Его руки, может, и двигались сами по себе, но он точно знал, что делает, сцеловывая свое проклятье с губ Илая. *** На следующее утро, когда Илай с принес его завтрак, Траун прижался губами к тыльной стороне его ладони и наблюдал за тем, как улыбка осветила его усталое лицо. *** Он обрек их обоих на вечные муки в Аду и не чувствовал в себе сил сделать вид, что ему не все равно. *** В его келье была дверь, заколоченная с обеих сторон, с печатью Архиепископа снаружи, о которой он никогда не думал так много, как сейчас. Вдохновение к работе покинуло его. Он все еще наблюдал за ходом Мессы и молился - за себя и за Илая - и смотрел на дверь так долго, что в глубине души ему начинало казаться, что она сжалится над ним и внезапно загорится. Чего она, конечно, не делала. Илай до боли сжал пальцы Трауна тем вечером, когда принес ему ужин. *** Теперь Илай приходил к нему каждую ночь и они оба становились на колени. Они целовались, и Траун сбрасывал свою рясу, оставаясь обнаженным на полу кельи. — Расскажи мне, что тебе снилось сегодня. — говорил он. Илай рассказывал ему. Ему снились они в постели Илая, двигающиеся так тихо, как это было возможно. Ему снился Траун, стоящий за спиной Илая и гладящий его через рясу, пока тот работает за своим столом. Ему снилось, как они прячутся в тихом алькове церкви, как Илай на коленях вылизывает член Трауна, пока тот не кончает ему в горло. Траун касался себя, пока Илай говорил, и представлял все те вещи, о которых он рассказывал. Пока он делал это, Илай смотрел на него глазами, черными во тьме ночи. Когда Траун заканчивал, он снова целовал Илая, проклиная стену между ними, и их разговоры обращались к будущему. *** Его келья была удушающей. Траун лежал на своей кровати и смотрел пустым взглядом в потолок. Он заслуживал этого. Он сам сделал это с собой, превратив этот божественный Рай в свой Ад. У него даже был собственный милый Дьявол, который приходил ночью и нашептывал ему все его сладкие грехи. *** Он никогда не отворачивался от Илая. Хотя ему следовало. Если бы Илай позвал его, он бы пришел. *** На Мессе тем утром Траун не причащался. После богослужения священник пошел проверить его. Его келья была пуста. Стены были нетронуты, дверь заколочена и запечатана, как и была все эти года. Но Трауна не было. Призвали Архиепископа, и пока ждали его прибытия, кто-то заметил, что Брат Илай тоже пропал. Он не завтракал вместе со всеми тем утром. Когда приехал Архиепископ, келья была вскрыта. Труды Трауна лежали незаконченными на письменном столе. Все вещи были на своих местах. Его ряса лежала поверх покрывала на кровати. Это выглядело так, будто он сам лежал там а потом просто растворился. Была еще одна вещь, пропажу которой никто не заметил, маленькая книжка с молитвами, сделанная из серой бумаги. Она надежно покоилась в кармане плаща мужчины. Мужчина лежал в объятиях своего любовника на верхушке стога сена за многие мили от монастыря. Они шли всю ночь перед тем как сделать привал на заре. Скоро им снова предстоит двинуться в путь. Если повезет, они придут к месту своего назначения - ближайшему городу с портом - уже завтра. Оттуда они смогут отправиться куда угодно. Илай проснулся и улыбнулся Трауну. — Тебе когда-нибудь снилось такое? — спросил Траун. — Это лучше любого из моих снов, — ответил Илай. — Это все по-настоящему.