Мой новый друг и его пустота

Каждый раз наставляя на Белова винтовку, Шилгавий заставляет себя взглянуть своему новому другу в глаза. Однако он не способен узреть в них что-либо. Они — тёмная бездна. Они — пустота. Что вообще есть в этом человеке? И что он чувствует, когда ЕГО новый друг обращает против него своё оружие?

Шилгавий был убеждён в том, что Пётр считает его таковым. То есть другом. Иначе никак и быть не может.

А, между прочим, глаза у него карие, чёрные, как тропинка к дому Шилгавия в деревне Стршешовице, недалеко от самой главной достопримечательности чехов — Праги. Отец когда-то специально выложил её чёрным кирпичом, чтобы хоть как-то выделить их двор среди других похожих невзрачных построек. Однажды, когда Шилгавий был маленьким, совершенно случайно упал на дорожке, играя с другом в мяч, и растёр себе коленки в кровь. Почему-то он помнил это до сих пор. Иногда, находясь на волоске от смерти, он размышлял о том, что кирпич тогда впитал в себя его кровь, а значит совсем незначительная его "часть" продолжит жить там, прямо возле дома, если молодому солдату не посчастливиться вернуться самому. Да, он размышлял о всяких глупостях, но когда ты на войне и тебе нужно хоть как-то себя подбодрить, то каждая мысль о доме, каждый несуразный логос становится чем-то важным и не таким уж глупым, чем можно посчитать на первый взгляд.

Пётр, чёрт его дери, выглядел моложе и старше своих лет одновременно. Его ожог на пол лица, его чёрные бездонные очи, его, в некоторых местах, совсем немножко посеребрённые волосы… И голос, хриплый, но чувствуется, чувствуется же, что молодой! И почему-то этот непонятный, странный тип тоже напоминал ему о доме. Возможно, встреча с ним сравнима для Шилгавия с каждой его минувшей и будущей битвой, но парень, несмотря на все противоречивые чувства, возникающие у него в душе при каждой стычке с Беловым, питает надежду на то, что сможет показать Прагу своему новому другу.

Другу. Дело в том, что Шилгавию хочется, чтобы Пётр был его другом. Он держится за него как за последнюю соломинку, на чужбине, где его окружают солдаты, русские, японцы и даже корейцы. Но если дело касается именно чешских солдат, то чувствует он себя «чужим среди своих». Те могут невзначай как-то не так пошутить, что-то не то сказать, и ему сразу же становится тошно. «Обидеть ребёнка так просто!» Если честно, ему так хочется домой… К обычным людям. Вернуться в обычную обстановку, где он может беззаботно проживать зачем-то данную ему жизнь, завести семью, собаку, построить свой собственный дом или пекарню, как, например, сделал Клаус до войны…

Однако когда он говорит с Петром, у которого "такой же" (на самом деле Шилгавий считает, что в этом аспекте Белов однозначно лучше) посредственный английский, как у самого Шилгавия, он знает, что тот не скажет ничего, что может его задеть. Он всегда дружелюбен, тактичен. Он осторожный. Такой же, как Шилгавий. Юноше хочется верить в то, что они до ужаса похожи. Такая вера смущает его почему-то.

Но интуиция подсказывает, что Пётр совсем не так прост, как кажется. От корейца веет за версту чем-то опасным, пугающим, страшным. Когда он улыбается чехам, его глаза пустые, словно бутыли от пива в чешской забегаловке. Наивный Шилгавий чувствует это, но не подаёт виду. Всё просто: потому что Пётр — чёрт его возьми — Белов — его друг.

После долгого знакомства, Шилгавий так и не решается спросить его о чём-то слишком личном. Например, о детстве. Рассказывает сам про своё, когда наступает момент какого-то неловкого молчания. Тогда он до безумства ликует в своей душе и благодарит своего учителя и отца, которые заставляли учить его английский. И, как оказалось, их старания были не зря. У Шилгавия появилась прекрасная возможность говорить с иностранцем.

Каждый раз он делает вывод: Белов — удивительный человек. Удивительный. Больше таких в его жизни не будет. Думать о том, что на самом деле этот переводчик никчёмен, кажется ему чем-то невозможным и противоестественным. Нет, нет… Шилгавий не глупый, он просто слишком доверчивый и искренний. Он даже не сомневается, не думает, что другие люди могут отличаться от него, что его могут использовать для каких-то своих нужд. Каждый раз, когда Шилгавий всё больше и больше проникался разговорами с Петром, не менее дружелюбный по отношению к корейцу Клаус тыкал его в жуткую правду — Петя не просто друг. Петя инструмент. Как и Шилгавий для него. Союзник, товарищ, но друг ли???

И от этого хочется плакать. Но он же…он же такой хороший? Он улыбается скромно и ведёт себя доброжелательно. Как он не может быть другом? А как же его рассказы про Асю?

Вот. Точно. Ася. Шилгавий часто вспоминал о том, как Петя говорит о ней. И какой он, когда делает это. У Белова меняется взгляд: он оживает, но становится более странным. Грустным, бесконечно о чём-то сожалеющим. Может быть, любящим? Шилгавий не знал. Но в тот момент ему очень хотелось понять это чувство, ещё больше, чем когда-либо узнать молодого мужчину. То, какой он бывает с той самой Асей, и какая она сама. Юность всё больше бьёт в глаза и вытягивает из души любопытство. Такая ли Ася спокойная, такая ли она добрая, как сам Петя?

Он один раз видел их вместе. Девушка оказалась меньше Петра ростом, с короткой стрижкой и опасным взглядом. Со стороны она казалась не очень дружелюбной, но и сам Петя раньше не внушал доверия, до их знакомства. Когда чех смотрел на них, он почему-то задумался. Если бы… Если бы Петя был обычным человеком, смог бы он быть вместе с Асей? Шилгавий сам не знал что заставляло его об этом думать, но было правда интересно. Может, самому ему хотелось в кого-то влюбиться, потому что в своё время он так и не успел это сделать. Смешно. Он опять думает о глупостях в военное время.

Но он лишь человек. Ему просто хочется жить, а не выживать.

А что же касательно чувств… Неизвестно. Наверное, он уже влюблён, просто не осознаёт это в полной мере. Неважно-неважно, об этом не стоит даже говорить!

Когда Петя наконец прощается со своей подругой, он смотрит куда-то вдаль. Они в порту, Шилгавий, чтобы не доставать, наблюдает со стороны, надеется, что Пётр сам его заметит. Но его знакомый так задумался, так погряз в своих мыслях, что и смотреть по сторонам не хотел. Ничего-ничего, юноше иногда нравится просто созерцать его, молча, беззвучно. Он почему-то так глупо улыбался, когда Белов не видел его, но ещё искреннее, чем обычно. Ох, бедный, бедный Шилгавий. И сердце его наизнанку, и глаза муравою блестят. Чтож ты веришь всем без оглядки, всяким чертям и всяким плутам. Больно будет потом умирать, глядя Пете прямо в глаза.

Но к счастью или к сожалению, Он не попрощается как следует перед своей смертью с корейцем. Гайда направит его и других чехов «сотрудничать» с партизанами. Наверное, Шилгавий был бы рад тому, что Пётр не печалился из-за его бессмысленной гибели. Но не печалился ли Белов? Может, он просто не успел…

***

Пётр отправляется в Чехию. Может, это и правда была его мечта. Чешские солдаты так «рекламировали» свою родину, что не проникнуться в яркие описания архитектуры и жизнеустройства было сложно. Мысленно он уже был влюблён в это место, а после того, как он стал всё больше приживаться у чехов, он действительно захотел увидеть живьём месторождение двух его хороших друзей — Клауса и Шилгавия. Первому было примерно столько же, сколько самому Белому, а второй был их младше лет так на 5-10, Пётр точно не знал, но характер юного воина ему очень нравился: он был добрее всех прочих. И Пете было очень жаль, что тому не повезло попасть на поле боя в столь незрелом возрасте. Хотя, по правде сказать, никому бы он не пожелал оказаться на месте солдата, оказаться на фронте среди кучи трупов и запаха гнили… Ведь со временем каждому начинает казаться, что гнилью тянет именно из его груди… Война это действительно страшно, война губит жизни… Белову искренне хотелось бы, чтобы Шилгавий избежал этого.

Но каким бы замечательным он ни был, судьба не оказалась к нему так благосклонна. Паренёк, успевший увидеть слёзы, кровь и боль, но так и не прочувствовавший в полную силу все светлые чувства, что обязан пережить каждый человек, погиб. Погиб, конечно же, достойно, но быстро. Слишком быстро…

Голова Петра была забита совсем другими мыслями, уж точно не об этом наивном чехе, но стоит ему лишь приблизиться к тому переулку, как вдруг что-то ёкает и он понимает: там лежит именно Шилгавий. Он не подходит к его телу слишком близко, но не узнать не может — это точно он, тот самый. Чёрт…чёрт… Ёнджу… жива ли хотя бы она? — тоже нет…

Столько смертей спадают вдруг на его плечи, как тёмные длинные волосы, которые он когда-то хотел отрастить. Они с Шилгавием обсуждали эту потеху. Друг посмеялся и сказал, что Петру бы они пошли… Да… всё-таки они с чехом очень похожи… Петя тоже неудачник… Правда, он никогда не поймёт, почему такой ужасный человек, как он, постоянно выживал, а ещё совсем чистый душой Шилгавий умер почти сразу же, когда крупно влип…

Когда Пётр был в России, у него не было времени думать о чехах. Но как только он оказался в Праге, в пекарне того самого Клауса, он… Он только и думал о Шилгавии.

Через два дня после прибытия в Чехию Клаус прихватил Петра с собой в какую-то местную таверну, где знатно перебрал с пивом и стал лепетать обо всём на свете. Но Петя почти не слушал его. Что-то сильное накатило в тот момент, и это было совсем не похоже на счастье. Тоска. Вечная, непроглядная. Шиля, как бы сократил Мишка, должен был быть тут по праву, но уж точно не Пётр. Кто такой Пётр Белов?! Ничтожный человек со своей ничтожной жизнью. У Шилгавия всё было бы хорошо… Дом, семья, собака… интересно, ничьи мысли не напоминает?

Клаус, естественно, приметил какой-то не такой настрой Петра и стал уговаривать его тоже выпить кружечку. Петя, естественно, отказывался.

«Нет, мне нельзя, это вредно»

«О, Господь помилуй, чешское пиво самое безобидное, Белов! Ну хотя бы попробуй!»

Он попробовал. А потом и ещё, ещё. В какой-то момент он стал бессознательно улыбаться своей болезненной хмельной улыбкой и смеяться с глупых шуток какого-то давнего знакомого Клауса. Кстати, сейчас ему казалось, что его уровень знания чешского стал выше прежнего. Забавно.

Клаус продолжал веселиться. А потом, где-то к середине ночи, когда почти все разошлись по домам, вернулись к своим уже вскипающим от недовольства жёнам, мужчина прижух, изредка поглядывая с неузнаваемым холодом на корейца. Его стеклянные глаза что-то искали во взгляде Петра, но, видимо, так и не нашли, потому что через некоторое время, Клаус опустил их в тёмный деревянный стол и тяжко вздохнул.

Уже бродящие от выпивки глаза переводчика вновь расширились и даже как-то просветлели.

Пете казалось, что он больше не может моргать. Он раскрыл глаза ещё больше и специально не закрывал, даже несмотря на некий зарождающийся дискомфорт. Наверное, он отрезвел также быстро, как напился. Дыхание сбилось, а губы слегка задрожали.

Взор мужчины стал ещё более затуманенным. Он поник, замолчал, потом вовсе отвернулся. До ушей Петра донёсся короткий шмыг, руки Клауса резко тёрли его лицо, хотя Белову это не удалось увидеть напрямую. Чех вздохнул и повернулся обратно.

Петя чувствовал в своём горле остриё ассасинского клинка, который вот-вот проткнёт его насквозь. Однако это был не он, а всего лишь… всего лишь подкативший комок очередных слёз, готовых выскользнуть наружу. Когда руки вспотели, он стал старательно вытирать их об свои брюки. Глаза забегали по всему помещению, стало очень душно, ему захотелось выйти. Сильное омерзительное чувство одолело его, и он сконфуженно поднялся из-за стола. Он с ужасом посмотрел на Клауса, потому что знал, что более не вытерпит это. Это… невозможно терпеть.

Он практически выпрыгнул оттуда, из этой дрянной забегаловки. Это не адское место, но он весь вспотел, будто бы только что искупался в котле. Рано, очень рано. Но всегда очень хотелось.

Дышать всё ещё было тяжело. Осознавать происходящее с ним было тоже нелегко. Вот же задал ему Клаус трёпку… Так неожиданно и нежданно. Весь такой весёлый, он скрывал, что на самом деле, злиться на Петра за его безразличие. НО ЕМУ СОВСЕМ НЕ БЫЛО ПЛЕВАТЬ!

Конечно, Клаус на самом деле злился не на Петра, а на сложившиеся обстоятельство, просто Белов единственный, кто попался ему под руки и кто, вроде как, замешан во всём этом дерьме. Но зато теперь чёртов кореец перестал закрывать свои карие глаза на очевидные странные вещи.

Он ураганом прошёлся по площади, которая в столь позднее время была освещена фонарями. Днём он был на ней и видел прекрасные зелёные кустарники и приятные глазу резные красивые лавки, выкрашенные в светло-серый оттенок. А ведь точно, глаза Шилгавия такие же, как эти пушистые и насыщенные кустарники, полностью набитые листиками, от чего казались очень мягкими и воздушными, как облачка, некоторые из них даже были круглыми.

Сейчас же в этой кромешной тьме мало что можно было разглядеть. Петру подствечивали ещё звёзды, но помощники из них такие себе. А на луну… он не хотел бы вообще видеть её. Почему? Ведь Шилгавий больше никогда не увидит её, и солнце тоже. Он не будет жмуриться от его света и тепло смеяться, смотря на Петю. А под играми ночного месяца он не сможет грустить и думать о смысле жизни, или читать свои любимые детективы, о которых Шилгавий невзначай спросил незадолго до своей гибели… Он ушёл, а Петя так и не успел сказать ему спасибо.

Петя всё-таки сел на лавочку. Свежий ветер полностью пробудил его. Белов всё понял. И он будет скучать. Он правда будет… даже сильнее Клауса…

Петя сжал свой кулак в другой руке и прижал обе к груди.

Петя облокотился на спинку скамейки и прикрыл глаза. Он вздрогнул от чего-то, словно кто-то дотронулся до его плеч и по телу разлилось некое тепло, даже какое-то облегчение. Прежний холодный зуд прошёл и оставил его в покое. Его жизнь продолжается.