Hackamore

Через шесть часов после того, как они развернулись в сторону Нью-Йорка, Тек не сказал ни слова, кроме как спросил, где вода. Он был молчалив большую часть дня, даже до того, как закончил последний узел - умеренно сложный булинь* - и теперь, казалось, что осел на нём. Он провел много времени, глядя за корму. Но как только Эверетт начал думать о конце дня, Тек немного встряхнулся и сел, немного выпрямившись. - Где этот кувшин с водой? - Тот большой шкаф, как раз там, - Эверетт наклонился, чтобы указать во мрак, - есть защелка - потяни её вверх. И возьми фонарь. Теперь, когда они были на обратном пути, не было необходимости экономить масло, и начали наступать сумерки. Темное море, темное небо, туман надвигается с востока. Через час будет темно. Эверетт снова повернулся к парусам, когда Тэк начал рыться в каюте уже было достаточно темно, и он, вероятно, плохо видел, особенно в гробовой темноте трюма, но в конце концов он вернулся за фонарём. Во внезапной вспышке света Эверетт увидел темные волосы на лице Тэка, немытые участки щек и лба. В таком свете он выглядел костлявым, странным и еще больше осунувшимся. Тек поднялся на палубу, глядя сквозь гик, его волосы развевались на лбу. Эверетт посмотрел, но там не было ничего, кроме черной морской поверхности, морщинистой и сияющей. - У тебя есть еще пальто? - спросил Тек. И снова Эверетт указал на трюм. Когда Тек обернул его другим пальто и снова занял свое место на другой стороне лестницы, он сказал: должен сказать вам, доктор Галлинджер, это была не ваша лучшая идея, - его голос был ровным и упрекающим, как будто они все еще были в Нике, и он застал Эверетта, проводившего какое-то опрометчивое исследование. - Северная Атлантика посреди зимы. Когда мы выезжали из Хромарти, на земле лежало четыре фута снега, а у вас на попечении находится пациент. - Первые два дня у тебя была лихорадка. - А теперь я мерзну. - Ты к этому привыкнешь, - это было правдой. Когда отец Эверетта взял его в плавание еще мальчишкой, на нем было не намного больше одежды, чем сейчас. Кальсоны, брюки, толстая рубашка и пальто, шерстяной шарф, шапка и носки. Корпел над морскими картами, пока у него не заболели глаза: широта и долгота, заход и дрейф, бездонные козни моря. Как только он узнал то, что ему нужно было знать, это было достаточно простым. Плавание под парусами стало похоже на хирургию сейчас, плавный и инстинктивный, движение океана словно на биение сердца, легких, мельчайшие подергивания бессознательного тела, цепочку реакций, которую он должен был только изучить. Если это, тогда то. Если что, то это. Остановить кровотечение; вправить кость. Если жена сходит с ума, ее нужно отвести в сумасшедший дом. Если человек будет много работать, он получит повышение. Таков мир, как его усвоил Эверетт. Рядом с ним Тэк поерзал и еще больше забился в глубь своего пальто. - Как скоро мы вернемся? - спросил он. - Примерно три дня, если не будет штормов. Тэк небрежно взглянул на воду. - Ну, пока что нет. -Нет. Если не считать шторма, Тек был сам по себе, поочередно бушевал и тошнило. Эверетт был знаком с выделениями тела, но именно поэтому у них были медсестры в больнице. Вряд ли хирургу удавалось выливать ведра рвоты через борт своей лодки в Атлантический океан. Но с другой стороны Эверетт знал, во что он ввязывается, вернувшись в Хромарти, когда прижал пропитанную хлороформом тряпку ко рту Тэка и отнес его в экипаж. Это было то, что он хотел сделать. Все, что угодно, Боже, что угодно, лишь бы выбраться из-под Эдвардса. Все, что угодно, чтобы получить то, что он заслужил. Что было его по праву. - Когда мы причалим, вы спросите о возвращении в Ник, - сказал Эверетт, глядя на невидимую береговую линию. Тек посмотрел на него. Он не так смотрел на него с тех пор, как проснулся, как будто Эверетт был дирижером всех зол в мире. Это был режущий взгляд, сосредоточенный и холодный. - Я сделаю это, - медленно сказал он. Он выглядел измученным: мне понадобится оборудование и предметы для проведения моих исследований. И деньги, я полагаю. -Хороший, - Эверетт посмотрел в сторону, а затем обратно. Тек все еще выглядел слишком заинтересованным. Честно говоря, - продолжил он, - мне все равно, что вы делаете, я просто... Эдвардс исполняет обязанности начальника хирургии, пока вас нет. Они сняли мое отстранение на прошлой неделе, но я не буду работать под его началом. - Так что это все-таки не альтруистическое предприятие, - Тек отвел взгляд, казалось, равнодушный. - Знаешь, он никуда не денется. Он слишком хорош. Один кулак сжимал гик, его кожаная рабочая перчатка скрипела. - Он может. Я могу, черт возьми, попытаться заставить его. Тек издал тихий горловой звук, но ничего не сказал. Он снова смотрел на океан, и Эверетт взглянул поверх воды. Ничего не было видно, кроме ровной темной поверхности моря и мили, и мили воды под ним. Этого было достаточно, чтобы напугать некоторых людей - например, Элеонору, - но, конечно, моря, самого по себе, бояться нечего. Эверетт был отличным моряком, и лодка была крепкой. Если что-то пошло не так, он знает, что делать. Это мужчины и женщины те, кто бывали непредсказуемы. Они делали то, чего он не мог предвидеть, по причинам, которые он не мог понять или объяснить. Как желание Тэка кокаина, лекарство не принесло ему пользы, но он бы принимал его, пока оно его не погубило. Мог бы, если бы ему дали шанс. - Когда мы снова начнем работать, - сказал Эверетт, - ты должен сказать мне, если собираешься употреблять кокаин - Кокаин? - Тек моргнул, бросив на него короткий ошеломленный взгляд, а затем, казалось, узнал это слово, - верно, конечно. Но затем он покачал головой, морщась, как будто ему было больно - что, вероятно так и есть: извини, зачем мне это делать? - Так я могу остановить тебя. Я не хочу, чтобы ты возвращался к ночным исследованиям, безумным экспериментам, убийству детей… Тек вздрогнул, движение всем телом было невозможно пропустить. Тогда это была больная точка. Как и должно быть. - Этого больше не повторится, - пробормотал Тек. А потом потребовал, чтобы его накормили. Итак, Эверетт привязал румпель на место, и они съели ужин из вяленой баранины с сыром и остатками лепешек. После этого Эверетт достал фляжку. Если бы они были в Нью-Йорке, он, возможно, также выкурил бы сигару, но Тек, как он был с его небритым лицом и в защите согнутой спиной, вряд ли был из тех компаний, с которыми можно курить сигары. Что, пожалуй, было к лучшему, поскольку ветер переменился, и Эверетту пришлось снова встать, прежде чем он даже успел выпить, чтобы повернуть грот немного ближе к правому борту. - Что означает название вашей лодки? - спросил Тек, когда Эверетт сел, - Аморита. Он произнес его осторожно, как будто это слово ему хотелось попробовать: это испанский? - Да, 'Голубка', раньше лодка принадлежала моему отцу, - Эверетт нежно положил ладонь на палубу, - он подарил его нам с Элеонор в качестве свадебного подарка. Мы должны были плыть по миру или, по крайней мере, в гавани, но Элеонора быстро обнаружила, что терпеть не может находиться на воде. Я беру его только несколько раз в год. В основном летом. - Здесь должно быть хорошо, когда ты не используешь его как тюрьму. - Это было то, что было необходимо. Ты бы не вернулся сам, а ты мне нужен в Нике. - Да, ты говорил, - он сделал большой глоток воды, затем нетерпеливо указал на фляжку Эверетта, - знаешь, ты был единственным, кто пришел ко мне в гости. Даже… - он остановился, но какое имя он собирался сказать тогда? Берти? Мисс Робертсон или, вернее, миссис Шоуолтер? Один из администраторов больницы? - Не помогло то, что ты не был зарегистрированы под своим именем, - сказал Эверетт, - мне пришлось почти убедить сотрудников бюро признать, что ты вообще был там. - Да, - немного невесело фыркнул Тэк белым облаком презрения, и взглянул на него, затем сделал еще глоток из фляги, прежде чем вернуть ее, - ни посетителей, ни писем, но первый человек, который меня увидит, выбивает меня из колеи и похищает. Почему Чикеринг настоял на том, чтобы я использовал псевдоним. Виски было прохладным, падая, но оседало в животе Эверетта, как горсть голубого пламени, - они сказали нам не приходить. Во всяком случае тем, кто знал, где вы находитесь. Полагаю, по той же причине, что этот доктор назвал вас мистером Кратчфилдом. - Они смущены мной. Виски, - добавил он, снова протягивая руку за фляжкой, - я полагаю, они будут вам благодарны за устранение этого потенциального вреда для репутации больницы. Кокаиновый наркоман в качестве главного хирурга. - Ты все еще один, - сухо сказал Эверетт, - Я думаю, что пока тебе нужен кокаин. Тек поднял фляжку, как будто для тоста: тогда на всю оставшуюся жизнь, - он выпил, затем вытер рот тыльной стороной ладони, - или, пока я не найду лекарство. - Да. Удачи с этим. Взгляд Тэка в сгущающейся темноте и в отбрасывающем свете фонаря был почти довольным: ты и твое альтруистическое сердце. По крайней мере, я могу доверять твоей мотивации. Он посидел еще немного, затем покачал головой и встал, чтобы спуститься в каюту. Эверетт наблюдал, как он натянул запасную фуражку Эверетта на уши, а затем бросился полностью одетым на узкую кровать. Видимо, он собирался спать. - Спокойной ночи, - сказал Эверетт. Над головой начали появляться звезды. Но туман приближался быстро, и у них было всего полчаса или около того, прежде чем он будет ориентироваться, используя только карты и инстинкт. Но на самом деле спешить в Нью-Йорк было некуда. Он мог позволить им постоять на ночь: закинул паруса на рифы, бросил якорь; они были достаточно близко, чтобы приземлиться, так что дно океана было не более шестидесяти футов вниз. Или он мог поднять лодку, выставив кливер на ветер и ослабив грот, и быть уверенным, что подъем и падение волн не унесут их слишком далеко от курса. Любой вариант был жизнеспособным. Любой вариант, учитывая полную и абсолютную непригодность Тэка в качестве первого помощника, имел смысл. - Я все ещё хочу тебя ударить по лицу, - крикнул Тек из каюты. Эверетт поднял глаза к небу: я уверен. Просто иди спать, черт возьми. Я буду следить. Или он мог бы просто плыть под парусом, спать урывками, чтобы убедиться, что ночью ничего не пойдет не так. Это было то, чем он до сих пор занимался, даже мечтал, потому что Тэк иногда трясся и плакал в темноте. Теперь был только непрерывный плеск волн о борт лодки, звук, который всегда любил Эверетт. Тогда он решил, что продолжит плавание. Он удобнее устроился на корпусе, подняв одну руку и положив руку на румпель. Теперь было совсем темно, и он не мог видеть ни звезд, ни земли, но в этом не было необходимости. Он знал, куда они шли.