Тяжко с дьяволом / Heavy With The Devil

      Ривердейл доказал, что он проклят. Вот и всё, что нужно было.       Похороны продолжались с раннего утра и до сумерок. К тому времени Джагхед уже натянул свои ботинки со стальными носками — поношенные и потёртые — надел зелёную рубашку в клетку и чёрный шерстяной плащ, а шею обмотал бежево-тёмно-красным шарфом от Вероники. Он больше не чувствовал холода, но внешность… её нужно поддерживать. Ради его блага. Ради их всех.       Он надел солнцезащитные очки-авиаторы, кривя верхнюю губу от яркого солнечного света, попавшего в глаза. Как будто наказывающий его. Ладно. Джагхед считает, что он, вероятно, заслужил это.       Унылое, бледное небо бросало на кладбище, и идущего среди надгробий и тумана Джагхеда, оттенки алого. Под ногами хрустел слегка подтаявший снег. Шерил и Бетти не обращали на него внимания — плача и утешая друг друга, они шли к мрачному мистеру Эндрюсу у лимузина.       Вероника стояла особняком в своём чёрном платье с завязками на шее и вырезом «замочная скважина», с длинными рукавами в крестьянской стиле. Сверху на ней было пальто-трапеция, сшитое с большим воротником, рядом крупных пуговиц по борту и расклешённым подолом.       Она крутит зонтик, чёрный и тяжёлый от многослойного атласа и кружева, между своими шёлковыми пальцами в белых перчатках, глядя вниз на холмик свежей земли на могиле их одноклассника. Джагхед с лёгким интересом наблюдал за её ровным выражением лица, проводя пальцами по своим тёмным, красиво растрёпанными волосам.       — Бедный малыш Арчи!..       Шёпот Вероники звучит так пусто, небрежно. Тонкая полоска водянисто-алой жидкости выскользнула из глаза, стекая по щеке. Она немедленно стёрла её.       — Да, — пробормотал Джагхед, протягивая руку, чтобы засунуть палец в рот и поковырять в зубах. Он всё ещё ощущает вкус свернувшейся крови и сгнившей плоти, застрявшей где-то в дёснах. Электрические зубные щётки явно ни черта не годятся для более острых и плотно расположенных рядов зубов.       — Серьёзно, Джагхед? — Вероника неодобрительно смотрит на него поверх солнцезащитных очков. — На его могиле?       Джагхед поднимает руки, притворно сдаваясь, сверкнув улыбкой:       — Прости.       Но почему-то она тоже начинает улыбаться, края её радужки светятся огненным, глубоким красным. Её клыки ненадолго обнажились на фоне шикарного рта. Джагхеду хочется поцеловать её, размазать всю эту дорогую тёмно-сливовую помаду по своему подбородку и губах, дабы ощутить гладкость её матовой текстуры.       Арчи должен считать, себя везунчиком — он вкусил рот Вероники, утопая в эротизме и силе её пленения, подчиняющие таящееся в груди сердце и пах Арчи, заставляя его сдаться.       Он умер божественным образом, слабо булькая, пока Вероника ворковала и ласкала его, испивая из его яремной вены.       Джагхед почти ревновал. Почти.       У отца Кевина нет никаких зацепок или подозреваемых в расследовании, и полиция, скорее всего, спишет это на ужасное и неожиданное нападение животных на берегу реки Свитуотер. Истечь кровью, до последней капли.       Никто не может быть мудрее.       Вероника издаёт низкий, довольный гул, когда Джагхед прижимается к ней и их бедра сталкиваются. Теперь только они могут доверять друг другу. Понять друг друга и эту изнуряющую, ненасытную, жажду человеческой крови. Труп их чудовищного создателя был уничтожен, сожжён и обуглен.       Теперь никто и ничто не сможет навредить им.