Упасть в небо

— Рокудо. Скажи мне, «я-будущий» ведь отдавал тебе приказ? — Тсуна смотрит очень серьезно и это даже не вопрос, он уверен в своих словах. Рокудо молчит и как всегда насмешливо смотрит, лишь на миг зрачки дрогнули, выдавая изумление. — Отдавал, — кивает головой Тсуна, сам отвечая на свой вопрос. — Нет, «я-будущий» не оставлял себе посланий или чего такого, вообще ничего, — Тсуна немного нервно ерошит волосы и смотрит на своего Хранителя очень серьезно и немного виновато. — Я знаю, про этот приказ потому что это «я», понимаешь? Я не успел сказать его «тебе-прошлому», но еще после битвы за кольца когда ты стал моим Хранителям я пообещал себе, что отдам тебе всего один приказ. Правда я хотел тебя сначала освободить, — Тсуна нервно рассмеялся, — Так самонадеянно, я даже себя спасти не могу пока, а до тебя мне и тогда и сейчас ужасно далеко. Тсуна нервничает, но голос не дрожит, и он вполне осознает, что и кому говорит. Рокудо на миг видит перед собой «настоящего» Саваду. Того который пришел к нему во сне и безапелляционным тоном отдал свой первый и последний приказ. — Посмотри на меня Рокудо! Я воспользуюсь своим правом приказать тебе один единственный раз. Рокудо Мукуро, я Вонгола Джудайме, Савада Тсунаеши приказываю тебе: никогда не сдавайся! Лги, предавай, притворяйся, убивай, спасай, прячься в тенях или будь на виду — твори все, что угодно. Ты можешь обманывать, можешь быть на чьей угодно стороне, отдать свою верность кому угодно или не отдавать никому. Но не смей сдаваться. Я запрещаю тебе сдаваться. Вот мой приказ — живи Мукуро! И каждое слово отдается эхом прямо в груди. Как будто заставляя биться уставшее сердце. Будто свет, окружающий невысокого паренька в клочья развеивает всю тьму, скопившуюся в глубинах сознания. Но внешне он все тот же. Смеется и усмехается. — Ку-фу-фу-фу. Ты предлагаешь мне предать тебя, Вонгола? Я могу уничтожить твоих милых наивных друзей прямо отсюда. Ты ведь знаешь это? И не боишься приходить сюда и говорить мне такое? Даже для мафии ты слишком самоуверен. Ку-фу-фу. Это будет очень весело. Смотреть как ты страдаешь с каждой потерянной жизнью. Видеть вину в твоих глазах. Так сладко будет утопить тебя в тумане отчаяния. Ты не боишься меня Вонгола? Рокудо издевается, он нарочно выводит из себя Саваду. Чувствует, что времени осталось совсем немного и стоит избавиться от назойливого визитера немедленно и тогда он еще успеет уйти по туманной тропе, раньше чем сработают вся эта глупая электроника вокруг него. А Савада смотрит на него так, будто он говорит какие-то смешные глупости. Вдруг улыбается широко и говорит: — Не боюсь, — и Рокудо по глазам видит, что да, совершенно не боится! Ни тени сомнения в ясном взгляде. — Я просто тебе верю, — убийственно прямо произносит Савада. И тут же смущается своих слов. — Эээ, я конечно большую часть времени вообще не представляю о чем ты думаешь, и понятия не имею, что ты о нас думаешь или что собираешься делать. Но я верю тебе. Не потому что ты Хранитель Тумана, а просто потому что ты Рокудо Мукуро, и я решил, что никогда не буду сомневаться в тебе. С этими словами Савада как-то беспомощно моргнул и сказал уже исчезая: — Это мой единственный приказ тебе! Слышишь, Рокудо Мукуро? Этого разговора не могло быть. Откуда Савада мог взяться в самой страшной тюрьме? Но он иррационально знал, что этот невозможный, непостижимый Савада говорил с ним. И он передумал умирать, позорный миг слабости, откуда юный мафиози мог узнать об этом? Они встретились снова. И как всегда в бою. Рокудо снова был по другую сторону и семья Вонголы снова смотрела на него волком. Они готовы были растерзать его за предательство своего любимого Джудайме. А когда вызволили Саваду из плена, этот блаженный улыбался, успокаивал их, извинялся, благодарил и вдруг повернулся к нему с этой проклятой улыбкой и сказал: — Здравствуй Рокудо, я рад что ты вернулся! — и, будь все проклято, но ни единой тени сомнения в глазах. — Забыл сказать, приказ бессрочный, — едва слышно сказал Тсуна, проходя мимо. — Ку-фу-фу, все так же наивен, Вонгола. — Возможно, но это мое решение — верить. Рокудо посмотрел ему вслед долгим взглядом. Улыбнулся обычной маньячной улыбкой и ушел. Он пропадал на годы, не давал о себе знать, лгал, убивал, предавал, наживал врагов, убивал врагов. По чистой случайности это были враги Вонголы. Ку-фу-фу, мир вообще полон случайностей. Рокудо всегда появлялся неслышно, иногда он рассказывал где был. Чаще молчал. Он приходил в плохом настроении и от его ядовитых слов не было никакого спасения. А еще он не высыпался и Тсуна ни о чем не спрашивая просто притягивал его к себе и позволял уснуть рядом с собой. Первый раз Рокудо хотел сбежать, но проклятое тело предало его и он проснулся рядом с Вонголой. У Тсуны все лицо было мокрым от слез. Какие кошмары он пережил вместе с ним? Рокудо не знал, впервые он спал без снов. А Тсуна никогда не говорил об этом. Ни разу Мукуро не видел в его глазах жалости. Сотни различных эмоций: беспокойство (нашел о ком волноваться), признательность (можно подумать Рокудо будет что-то для него делать), усталость (совсем эти слабаки не берегут своего босса, а уж орут громче всех), уважение (Тсуна смотрит так, будто перед ним Божество, а не один из жесточайших убийц этого времени), восхищение (чертовски лестно) радость от встречи (нашел чему радоваться!). Но никогда эти глаза не осквернялись этим отвратительным чувством жалости. Можно ли выспаться во сне? Может ли спать иллюзия? Он не думал об этом. Приходил иллюзией чаще чем во плоти, и засыпал, чувствуя как Савада ерошит его волосы невесомой лаской. Рядом с Вонголой даже тьма не решалась поднимать голову. Потому что черт возьми Савада готов был даже эту тьму в нем залюбить до смерти. Ему невозможно было сопротивляться. Это невероятное обаяние сводило с ума. Это чувствовали все, но в сердце Тсуны хватало места на всех. Он любил всю свою семью и, страшно сказать, он любил Рокудо. Как же он стеснялся произнести это. Эта сладкая мука и невероятное смущение, невозможно налюбоваться. Да любовь бывает разная и Савада любил всех по-разному. Рокудо хотел себе все без остатка, все что ему могли дать и даже больше. Проблема в том, что у Тсуны не нужно было выбивать любовь ни силой, ни обманом. Он давал ее столько, что порой казалось — все вместить невозможно. Нельзя так любить его — Рокудо Мукуро! Его именем пугают отпетых мафиози, они дрожат в страхе перед Хранителем Тумана. А сейчас перед ним стоит тощий цыпленок со взглядом его Тсуны. Он неправильный, но он смотрит тем самым взглядом. И не боится, опять не боится. Что ж это за проклятье то такое? — Рокудо, когда ты последний раз спал? — вдруг спрашивает Тсуна. И Мукуро впервые с момента появления этих детей в этом времени перестает улыбаться. Он смотрит на Саваду Тсунаеши из прошлого. В нем так мало от блистательного босса мафии, в нем так много от его Савады. Мукуро смотрит и позволяет себе всего одно мгновение слабости. Всего на мгновение прикрыл глаза, а открыл их уже в объятиях Тсуны. Хочется отпустить себя и ненадолго забыться. Представить, что ничего не случится, тени не вырвутся из-под контроля, не заполнят базу, не уничтожат все на своем пути, не сведут с ума этих глупых детей. Так хочется позволить себе обмануться. Рокудо отстраняется. Это все глупость. Этот воробушек не справится с Тьмой. Его разум растворится раньше, чем успеет понять, что происходит. Тсуна резко подается вперед, стискивая руки. — Не убегай! Окрик такой резкий, что в очередной раз реальность накреняется. Никак не удается совместить этого воробушка и свою реакцию на него. — … — Позволь мне быть рядом, хоть я не Он. И не знаю стану ли Им. Все эти перемещения во времени слишком сложно для меня. Я не знаю, что произошло за эти годы, кем мы стали друг другу, как ты относишься ко мне. Что ты значил для меня-из-этого-времени. Но я знаю, что сейчас я хочу тебе помочь. Хочу сделать все, что в моих силах. И пусть я сгожусь только на роль манекена для битья, пусть. Я никогда не знал о чем ты думаешь и не прошу тебя рассказывать о своих планах, да и вряд ли я смогу понять их. Честно говоря, гораздо вероятнее, что я тебе что-нибудь испорчу если буду знать. И я наверняка делаю тебе больно, хоть ты и не показываешь. Никто из вас не показывает. Я знаю, что не могу заменить Его. Я не буду пытаться занять это место, просто сделаю все, что смогу. Вы все бережете меня и отводите глаза. Не нужно, все в порядке. Это Я подвел вас. Прости, что сейчас здесь я, не Он. Прости, что будущий-я сейчас не с вами. Позволь мне побыть рядом. — Ку-фу-фу, какая речь, — Рокудо насмешничает, но не отстраняется. Тсуна едва заметно дрожит, нелегко ему далась эта речь. Вот так вот вывернуть себя наизнанку ради стража-предателя. Ради того, кто может убить тебя в любую секунду. Странный воробушек. Дрожит, а руки не разжимает и собирается уговаривать до последнего, вон глаза горят упрямством. Совсем как у… Проклятье. Рокудо вдруг понял, что вот уже который раз ловит себя на том, что ищет не отличия, а сходство! Он хочет видеть в нем Вонголу Джудайме, рядом с которым даже психованный убийца кажется ручным котом. Забавная мысль. Котом значит, что ж почему бы и нет. Кем как не котом он был все эти годы? Приходил и уходил, возвращаясь по собственной воле. Вот и сейчас, едва услышав про Саваду он рванул сюда. Зачем? Чтобы разбередить собственные раны? Что он хотел доказать? На что надеялся? Ку-фу-фу. Как же он жалок. Цепляется за ребенка, ждет от него утешения и защиты. — Ой, ну вот. Ты смеешься, опять я глупостей наговорил, да? Но тебе и правда надо поспать. Пожалуйста? — Ку-фу-фу, сколько страсти. Ты уверен, что я хочу спать юный Вонгола? — Рокудо насмешничает, но он уже сдался, белый флаг выброшен. Он повалил Саваду на пол, а тот руки так и не разжал. Вот ведь упрямец. — Что ж раз меня просит босс, кто я такой чтобы отказываться? Прошу позаботься обо мне, — с этими словами Мукуро закрыл глаза и позволил себе провалиться в сон. Тсуна растерянно смотрел на уснувшего Рокудо. Невероятно, уснул прямо у него на глазах, сполз головой на живот, обнял руками за пояс и посапывает едва слышно. А морщинка между бровями осталась. Вот ведь, даже во сне хмурится! Тсуна легонько прикоснулся к его волосам. Сколько же проблем он им доставил. Все стражи на пределе, постоянное напряжение, ожидание атаки, а тут еще и тренировать их пришлось. Тсуна тихонько вздохнул и устроился поудобнее прислонившись стене. Пусть толку от него пока и немного, но хотя бы дать Рокудо выспаться он в состоянии. Тсуна отрешенно сидел думая о своем, вспоминая дни проведенные в будущем, слова, поступки, детали на которые он не обращал внимание. Он машинально гладил Мукуро по голове. В какой-то момент по чувствам прошла дрожь, что-то неправильно. Тсуна нахмурился, ну конечно! Мукуро же холодно наверно. Но тут даже накинуть нечего, а будить его сейчас это вообще издевательство. Тсуна прищурился и решился. Рокудо тонул во тьме: она забивалась в нос, сжимала горло, застилала глаза. От нее не было спасенья, жадная тьма вот-вот готова была выплеснуться наружу. Она была такая стылая, отдавала одновременно сыростью подвалов и стерильностью лаборатории. Он тонул в этой стерильности, мечтая запачкать ее, уничтожить разбить эту вязкую чистоту и тьму. А потом тьма испугалась. Она бежала визжа от ярости. Очищаясь и теряя все наносное. На ее место пришел запах. Самый родной и бесконечно невозможный. Запах теплого хлеба, весенней травы и свободы. Запах Тсуны. Он окутывал теплом как летний ветер, и темнота лаборатории вдруг сменилась тьмой летней ночи. Стерильность исчезла под напором жизни, а клетка сменилась бескрайним Небом. Небо. Всегда Небо. Единственное, что позволило ему выжить в этой проклятой тюрьме. Небо и ощущение теплого ветра. Его окутывало такое знакомое тепло, вдвойне невозможное сейчас. И Рокудо немного вынырнул из сна, боясь поверить и еще больше страшась разочароваться. Он спал на коленях у Савады. Тот был все таким же мелким и растрепанным, но его окружало едва заметное оранжевое пламя. Оно дрожало в глазах и оно окружало не только Саваду, но и Рокудо. Мукуро зачарованно смотрел на свою руку, озаренную невесомым как летний ветерок пламенем. — Ой, прости. Разбудил? — Тсуна смотрел смущенно и немного виновато. Мукуро приподнял руку любуясь почти незаметными отблесками Пламени Предсмертной Воли. Пламя Неба. — А это? — смутился Тсуна еще больше. — Прости, если тебе неприятно я уберу. — Оставь, мне нравится. — Правда? — Савада просиял. — Я не хотел тебя будить, просто… — Просто что? — промурлыкал Мукуро, потянулся и потерся щекой об теплого парня. — Ну… — Тсуна запнулся во все глаза рассматривая Рокудо, сглотнул и продолжил чуть заикаясь, — П-просто мне все время казалось, что тебе холодно. Рокудо молчал и Тсуна продолжил, уже тише. — Т-ты, мне снился иногда и-и там всегда было темно и холодно и так жутко одиноко. Мукуро прикрыл глаза. Нет никаких сомнений. Сколько раз он испытывал это чувство? Когда становилось совершенно невыносимо к нему приходил этот сон. Нечасто, но он оставлял после себя ощущение кусочка неба в ладонях и крошечной искры солнца. Только это небо и этот свет не дали ему исчезнуть в подвалах тюрьмы. А потом этот сон стал приходить каждый раз, когда… Да, каждый раз когда он ночевал с Тсуной. Глупец. Стоило потерять, чтобы понять то, что очевидно. Все это время этим светом был Савада. А тот продолжал: — Я ничего не мог для тебя сделать, ни согреть ни хотя бы дать немного света. Я старался изо всех сил, а получался совсем-совсем слабенький огонек. Но мне так хотелось, чтобы он оставался у тебя даже когда я просыпался. И как бы я не тянулся ни разу не получилось тебе помочь. Тсуна рассказывал, а Рокудо видел перед собой кусочек летнего неба и теплый огонек, что всегда был с ним. Все эти годы в стерильном боксе, он был не один. Сначала огонек был слабым, в какой то момент он стал сильнее и перестал исчезать. Тогда же сны про летнюю ночь и неодиночество стали чаще. Он говорил себе, что это созданная им самим иллюзия и старался вызывать ее не слишком часто. Вот только эта иллюзия не истощала силы, а наоборот помогала восстанавливаться. — И вот ты здесь и я хотел тебя согреть, а тут не было ничего вот я и… — Тсуна смешался не зная как объяснить по-человечески то, что он сделал. Глупый ребенок, такое не объяснить словами. Пламя Предсмертной Воли — это оружие, это предмет гордости, уникальная способность. Ее не используют чтобы согреть кого-то! Тьма уютно свернулась внутри, преданно зализывая нанесенные сознанию раны. Его тьма и его сила тянулись к силе Савады. Не прятались от нее, не пытались поглотить. Его кошмары, его проклятье ластилось к Тсуне. Он сам купался в его силе и не находил в себе ни сил ни желания отстраниться. Тсуна что-то еще бубнил, а Мукуро лениво размышлял о том, какой же он идиот. Боялся столько лет поверить, в то, что знал с самого начала. Савада. Это всегда был Савада. Кто черт возьми это еще мог быть? У кого еще хватило бы идиотизма, силы и желания пробиться к его сознанию тогда? Да еще и поддерживать его пламенем своей жизни все эти годы? Только у такого блаженного идиота и могло это выйти. — Ку-фу-фу, мне очень приятно, но если ты хочешь это продлить надо пригасить пламя. — А… А как? — … Представь, что оно не горит над кожей, а окутывает тонкой прозрачной пленкой. Тсуна нахмурился. Какое то время ничего не происходило, а потом он улыбнулся, расслабился и сила сначала взметнулась ввысь, а потом окутала невесомой пеленой все тело. Несколько мгновений пламя дрожало, растекаясь дразнящими прикосновениями по коже и вдруг впиталось внутрь. Рокудо выгнулся и тихонько застонал. — Ой, больно? — всполошился Тсуна. — Не-а, приятно, — протянул Мукуро, уплывая в сон. Теперь можно на самом деле уснуть и позволить себе увидеть тот-самый-сон. Рокудо Мукуро спал, Тсуна недоверчиво смотрел на него тихонько улыбаясь. Ему казалось, что он сейчас взлетит как воздушный шарик от наполняющего его счастья. Рокудо правда уснул. И даже не разозлился на него за глупости, и пламя, и вообще. И так здорово, что смог наконец высказаться. Тсуна даже немного задремал и проснулся от ощущения чужого присутствия. В дверях тренировочного зала стоял Хибари. Он молча смотрел на странную композицию. Совершенно спокойно, будто это в порядке вещей, что Хранитель спит на коленях у своего босса. И не смущает его такое зрелище: обалденно красивый Мукуро спит на коленях у Тсуны. Тсуна запоздало сообразил, а может и правда в порядке вещей. Рокудо совсем не удивился пламени и уснул как-то так, как бы это сказать? Привычно? Тсуна покраснел. Кхм. Ну и ладно, смысл переживать из-за того, что уже было и одновременно еще не было? За своими размышлениями он не сразу заметил, что Хибари подошел совсем близко. Тсуна смотрел на своего Хранителя Облака снизу вверх и только собрался что-то сказать как… Хибари приложил палец к губам и кивнул на Рокудо. Тоже видимо боялся разбудить. А потом вдруг присел рядом, опираясь на стену. Он выглядел так, будто у него разом все силы кончились. Тсуна удивленно смотрел как Хибари откинулся на стену и прикрыл глаза в изнеможении. И со стыдом понял то, что должен был заменить гораздо раньше. Хибари из всех Хранителей единственный кто мог в случае чего сдержать Рокудо, а значит вымотался больше всех. Он мало того что участвовал в боевых операциях, проводил собственное расследование, тренировал Тсуну, он еще и присматривал за Мукуро. Каково это двадцать четыре часа в сутки ожидать худшего? Бояться что твой союзник станет врагом? Упустит из-под контроля свою силу или поддастся безумию, что почти одно и то же. Сколько уже не спал Рокудо? Тсуна похолодел. И все это время Хибари присматривал за ним. Даже не так, он служил той сдерживающей силой, которая останавливала безумие Рокудо. Военный паритет. Как долго это могло продолжаться? К глазам подступили слезы. Его семья страдала, а он ничего не мог сделать! Прежде чем Тсуна успел вволю настрадаться и сказать какую-нибудь глупость, Хибари Кея уснул. Сидя в неудобной позе, в тренировочном зале, рядом со своим сильнейшим соперником. Показал свою слабость Никчемному Тсуне. Которого и за противника то еще не считал. Тсуна вздохнул. Это был очень длинный день. Когда несколько часов спустя к ним заглянул Реборн. Он застал невозможную картину. Хибари Кея спал уложив голову на плечо Тсуне, на коленях у которого сладко спал Рокудо Мукуро. Хранители проснулись одновременно. Тсуна спал тихонько посапывая. Его пламя невесомой лаской согревало обоих. Хибари задумчиво приподнял руку. Всматриваясь сначала в пламя неба, чистейшего оттенка, потом бросил быстрый взгляд на Рокудо Мукуро. Что ж, одной загадкой меньше. Так вот как он смог выжить. Кроме собственной силы и упрямства его поддерживала сила Вонголы Дечимо. Однажды отдав свое доверие, Тсуна не сомневался и не отступал от выбранного пути. Все эти годы. Рокудо в ответ на изучающий взгляд провокационно улыбнулся и протянул: — Неужели так нравлюсь? Если бы я знал, что так тебя интересую давно бы заглянул на чашечку саке. Хибари Кея прищурился, рука машинально потянулась к тонфу. Но в этот момент Тсуна пошевелился и привалился к нему правым боком. Рокудо тихонько рассмеялся: — Ку-фу-фу-фу, наш чиби-босс совершенно не умеет сдерживаться, пытается помирить весь мир даже во сне. Хибари внимательно посмотрел на хранителя тумана и вдруг проронил, пожав плечами: — Он же Небо — все или ничего. Рокудо перестал улыбаться. — Я не знал раньше, что можно упасть вверх, в небо, — тихо проронил Мукуро. Он запрокинул голову и посмотрел снизу вверх на спящего Тсуну. Кея неопределенно хмыкнул и отвернулся. Он мог бы давно уйти, но продолжал сидеть и слушать бред Рокудо Мукуро пьяного от силы Савады Тсунаеши. А Рокудо, вот же сумасшедший, вдруг по-кошачьи потянулся и сместился немного вверх. Теперь он лежал макушкой на бедре Хибари, рукой обнимал Тсуну. Мукуро легонько водил кончиками пальцев, рисуя на маленькой копии их босса странные узоры. Казалось его завораживала сама возможность дотронуться. — До смерти ведь забью! — голос Хибари был холоднее льда, но он не сделал ни единого движения чтобы пошевелиться. — Ку-фу-фу-фу, и разбудишь нашего уставшего чиби-львенка, — Рокудо откровенно нарывался, но Хибари его игнорировал. Рокудо Мукуро был редкостным психопатом, он врал, убивал, предавал, почти все с улыбкой. Но сейчас у этого психопата был такой больной взгляд, что даже зная, как опасно верить в иллюзию иллюзиониста Хибари не мог прервать этот миг. Потому что это был взгляд как у смертельно больного, которому позволили выйти из стерильной палаты под летнее небо. В последний раз. Хибари знал, ему нельзя доверять даже на секунду, даже тени мысли такой допускать нельзя. Поэтому он не верил, просто позволял этому мгновению длиться немного дольше. Их странный не-разговор прервал Тсуна, он вдруг поморщился, испуганно вскрикнул во сне и так резко вскинулся, что повалился на Хибари, придавив Рокудо. Дезориентированный после сна или скорее кошмара, он барахтался, пытаясь встать и безнадежно запутался в своих и чужих руках. В итоге, пока пытались выбраться из глупой кучи-малы сами не поняли как оказались лицом к лицу и Тсуной в их объятиях. Хибари утомленно вздохнул. Савада Тсунаеши обладал одной совершенно неистребимой особенностью, оставшейся с ним со времен Никчемного Тсуны. Это был нулевая удача. Стоило ему расслабиться и неприятности сыпались на него как из рога изобилия. Лужи посреди сухой дороги, нелепые падения, глупые ситуации. В этом они с Мустангом были похожи. Вот как сейчас, если бы Тсуна не барахтался, пытаясь им помочь, они бы вообще не попали в такое положение. Хотелось постучаться лбом об стену, ну или хотя бы об пол. Рокудо лежал напротив и паскудно улыбался, вовсю наслаждаясь ситуацией. Облапил Тсуну, гладит ладонями поясницу и посмеивается над смущенным парнем. Тсуна покраснел, попытался немного отодвинуться и уткнулся спиной в Хибари. Забавно ойкнул, запрокидывая голову, явно ожидая гневного окрика. Такой растрепанный и наивный. Кея не удержался и щелкнул его по лбу, а потом, вдруг, неожиданно для самого себя, чмокнул в покрасневшее место. Тсуна распахнул глаза в шоке. Хибари посмотрел в глаза Рокудо. Тот прищурился, принимая условия. Взвилось два пламени. Хибари поставил на зал барьер, их и так слишком много! Лишние зрители им ни к чему. Рокудо за это время обеспечил их шикарной, хоть и иллюзорной, но вполне материальной кроватью. Тсуна не успел оглянуться как оказался снова в кольце надежных рук. — Спать, — приказал Кея, обнимая Тсуну и утыкаясь ему в макушку. А? — Спать! — Хай! — Тсуна замолчал и прилежно зажмурился, но все равно не выдержал и приоткрыл один глаз. — Спи, — голос Рокудо был такой ласковый, что Тсуна чуть не заплакал. Мукуро был готов поклясться, что Савада не сможет посмотреть ему в лицо, слишком смущающая ситуация. Но когда с ним было как со всеми? Тсуна посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся. — Тепло, — пробормотал он и моментально уснул. Вот же ребенок! Рокудо сдался, он протянул руку чтобы притянуть Тсуну ближе и понял, что касается Хибари. Да плевать, Рокудо придвинулся ближе, обнимая обоих. Так они и уснули. Тсуна в кольце их рук и они, согретые его пламенем. Их глупенький Джудайме так и не погасил его. Второй раз Тсуна проснулся от того, что его раздевают в четыре руки. Такие разные мужчины. Такие одинаковые. Они оба смотрели на него с жадностью. Без слов договорившись между собой о временном перемирии. Казалось они не заметили, пробуждения Тсуны и продолжали раздевать его лаская. Но они так внимательно на него смотрели, ожидая. Чего? Смущения? Возмущения? Гнева? Тсуна чувствовал себя так странно. Его ужасно смущала вся эта ситуация, было немного страшно, но все было так правильно? Как будто ему всегда не хватало именно этого. И он поступил как всегда, доверился своим чувствам и расслабился, отвечая на ласки. Он плавился от поцелуев Рокудо и горел от прикосновений Кеи. Спиной чувствовал жар тела Мукуро и биение его сердца, а под ладонью билось сердце Хибари. Было немного неудобно целоваться запрокинув голову, но прерваться было невозможно. Казалось, что вот так заниматься сексом втроем для них это совершенно привычное дело. Но Тсуна чувствовал, что для них это тоже впервые. Хибари позволил Рокудо быть первым. Такая жажда, нельзя отказать умирающему в пустыне в глотке воды. Подарить осужденному на тьму лучик света. Они щадили своего львенка. А он принимал их. Такими какие они есть, нетерпеливых, немного грубых, ненасытных — он отдавался им без остатка и от этого сносило крышу. Это было сумасшествие. Когда они, уставшие, держали его в объятиях, Тсуна вдруг соединил их руки и прошептал: — Мои. Навсегда, — и поцеловал сцепленные ладони, безмолвно закрепляя этим свое обещание. Он так и уснул, держа их руки в своих ладонях.