Influence

***

      Только шаг, и тонкий красный кроссовок, — явно предназначенный не для прогулок по лужам, — промок насквозь. Впрочем, нет разницы, куда ты идешь, если вокруг тебя холод и поздняя промозглая осень, а твое сердце — это плачущий маленький ребенок, и с каждым разом, когда его пытаются утешить, его крики становятся все более оглушительней. «Успокойся, Ману, все будет хорошо. Ты уже взрослый парень — почти мужчина. Ты сильный, ты справишься. Это была лишь маленькая неприятность, и скоро она забудется. Я уверен, что скоро»       Внезапно для парня, в небе прогремел гром. Он вздрогнул, и впервые не от холода, а от страха. Теперь осознание своей беспомощности словно толкало его в пропасть, заставляя сдаться и заплакать, ведь теперь капли дождя было не отличить от капель слез, да и его лицо среди мрака никому не покажется видным, даже если изредка оно освещается ночными фонарями.       Он шел поспешным шагом, прямо поперек домов. Ему было так печально смотреть на освещенные светом окна, и он знал: хотя бы в одной квартире есть дружная семья, в тепле и уюте, не знающая столько проблем, сколько знала его…       Дождь только усиливался. Теперь вода в его кроссовках бултыхалась, издавая шлепающие звуки, а легкое осеннее пальто, пропитанное дождевой водой до нитки, совершенно не грело. Скрестив руки на груди от зябкости, парень шел, куда глядят глаза, совершенно не разбирая дороги. Ноги шли сами по себе, совершенно потеряв чувствительность от обморожения. В эту непростую погоду его тонкая одежда не спасала от жуткого ледяного воздуха, и это мало того: парень почувствовал нужду в еде, ведь он не ел практически сутки. Слабость начала поглощать и без того обессиленного Мануэля, потерянного среди темных аллей и фонарей. На улице было совершенно темно, и он смог заметить, как в глазах, полных слез и отчаяния, начало постепенно темнеть.       Боль. Кровь. Холод. Все было словно в тумане, и он ходил в нем, такой маленький и беспомощный, поглащаемый словно темным монстром. Вот, вот же он! Бежит от него, запыхаясь и боясь оглядываться, боясь увидеть его глаза в глаза. Он чувствует, как у него выступает пот, как бешено бьется сердце, как он не хочет попасться в лапы этому зверю. Он хочет жить! Он, Мануэль Ульс, шестнадцатилетний парень, хочет жить! Зачем он так рано повзрослел? Чем это заслужил? Почему его не любят, если он обычный человек? Почему? Почему? Почему? — Почему…       И снова боль, раздирающая виски, словно выстрел. Однако, мимолетная. Снова туман. Теперь спокойнее. Нет того монстра, который гнался за бедным парнишкой, но он остался один среди беспамятной пустоты. В следующий миг, он словно почувствовал тепло. То самое тепло, как от матери. Но оно было другим… Совсем не уверенным и аккуратным. Мануэлю стало легче от этого тепла, но он все еще боялся, что вернется боль, или тот самый монстр. — Монстр?       Ульс открыл глаза, но уколовшись о солнечные лучи, поспешно закрыл их. Послышался мужской смех. Мужской силуэт. Силуэт привстал, и, отойдя по ту сторону кровати, зашуршал жалюзи. Лучи перестали светить и греть. — Где я? — Тихо спросил Ману.       Он вновь попытался открыть глаза. Теперь глазам стало даже прохладно. Он начал изучающе осматриваться.       Белая кровать-односпалка, на которой он лежал, находилась прямо возле стены. Слева от него была прислоненная к стене широкая белая тумба, обмотанная желтосветой гирляндой, а на ней стояли горшки с разновидными цветками. Парень заметил, что на тумбе стоит миска с водой и тряпкой, а рядом стакан воды. Напротив тумбы стоял стол из дуба Венги, и стул из того же материала. Пол был устлан паркетом, а на нем постелен белый меховой коврик. — С тобой все хорошо?       Наконец парень поглядел на мужчину, которого прежде не опознал. Он сидел на краешке кровати. На нем были черные короткие спортивные шорты с тремя полосками и черная майка от той же фирмы. Мануэль заприметил смугловатость, густоту волос, бровей и щетины, а еще атлетическое телосложение. — Не знаю. Как я тут оказался? Я далеко от дома? Мужчина усмехнулся, посмотрев в сторону. — Друг, ты чудной. Я ведь понятия не имею, где ты живешь. — А, ну да… — Мануэль растерялся и покраснел от своей же неловкости. — Я просто не помню, что было вчера. — И не надо. Память должна приходить к тебе постепенно, — мужчина встал и подошел к тумбе. Он протянул руку к миске с водой, но усомнился, и повернулся к парню. — Тебе уже лучше? Нет жара? — Голова тяжелая. Я полежу, — парень говорил это и наблюдал за мужчиной, вжавшись в уголок. — А как звать то тебя? — Мануэль. — Адам, — Он протянул руку, и Мануэль, еще раз смутившись, пожал ее. Он почувствовал, что ему стало немного больно. Видимо, Адам даже не замечал, что не рассчитывает силы. — Сейчас одиннадцать утра. Поздновато, да? Я все ждал, когда ты проснешься, и хотел узнать, что тебе приготовить. — Адам уже было хотел выйти из комнаты. — Мне? — Мануэль заметил его вопросительный, и вместе с тем смеющийся взгляд. — Просто… Понимаешь, мне давно никто не готовил, и для меня это непривычно. — Оба парня неловко заулыбались. — Наверное, ты бы мог пойти посмотреть, как я готовлю, если бы был в лучшем состоянии. Но сейчас тебе остается только ждать. И ты так и не сказал, что ты будешь.       В комнате повисла гробовая тишина. — Ладно, я за яичницу с кукурузой и апельсиновым соком, — Адам развернулся и удалился.       В комнате опять стало тихо. Мануэль все не мог поверить, что он проснулся не дома. Парень вновь оглядывал квартиру, как в первый раз, и почесывая затылок. В голове начали вырисовываться открывки вчерашнего дня. Он мог вспомнить только то, как ему было холодно и страшно, и то, как быстро он торопился в неизвестность. Что было до, и что было после — все окутывало туманом.       Его раздумия прервали звуки стреляющего масла. Запахло едой, и желудок Мануэля дал о себе знать глухим протяжным бурчанием. — Ау, черт! — Послышалось из кухни. — Обжегся, с кем не бывает!       Вскоре послышались шаги, напрявляющиеся прямо в комнату. Это был Адам. На нем был надет фартук, точнее, прямо на его спортивный прикид, а в руках он держал поднос. Мануэль подтянулся и сел, облокотившись на огромную подушку. — Вот, держи, Незнайка, — Он поставил поднос прямо перед ним. Это был удобный поднос, к которому можно было прикрепить специальное крепление на ножках, чтобы ставить. На белом блюдце красовались два румяных жареных яйца, а возле них в горстку насыпана кукуруза. Слева от блюдца лежала металлическая вилка. — Сейчас принесу стакан. — Главное не уронить, — Выпалил Ману, и тут же взглянул на Адама. Он заметил, что вновь смутился, а мужчина лишь усмехнулся. — В таком случае, в следующий раз тебе придется постараться дотопать до стола.       Мануэль потянул правую руку, но заметил, что вилка лежит в левой стороне. — Ах, ты же, вероятно правша, — он провелся рукой по затылку. — После приготовления я обычно кладу вилку слева, мне так удобнее. — Ничего. Когда мама левша — это та еще история, — Он заулыбался только на миг, но тут же улыбка сползла с его лица. Он надеялся, что Адам поймет, и они до последнего не будут говорить об этом. О том, что произошло. Но ведь Ману не помнил и сам, он знал только одно — то, что по вспоминанию привело бы его в нименуемый тупик чувств. — Я думаю, тебе стоит реабилитироваться. Я не буду мешать. Но если что-то понадобится, ты позови. Стакан! Моменто.       Мануэль кивнул головой, даже не смотря на Адама. Сейчас он больше всего хотел поглотить приготовленную для него еду. Через пару мгновений на тумбе стоял стакан со светло-оранжевой жидкостью, пахнущей свежим цитрусом. Ману проводил Адама благодарным взглядом, и принялся за еду.