Глупая сестра

       Эна смотрит на себя через камеру телефона. Селфи получается ужасным — лицо у девушки уставшее, тёмное каре выглядит неуложенным, да и, в целом, без улыбки всё бессмысленно. Она вздыхает и тут же удаляет фотографию. А после кидает телефон к чёрту так, что тот врезается в стенку. Удивительно, что не сломался или хотя бы треснул где-то. Хотя звук всё равно был сильный — младший брат в соседней комнате явно шарахнулся от такого. Если, конечно, он не слушает музыку в наушниках на полную, чтобы скрыться подальше ото всего мира.        Шинономе тоже так хочется. Просто надеть наушники и пропасть в музыке. Но она не может, она на дух не переносит музыку. У неё нет таланта к чему-либо, потому ненависть и зависть съедает её изнутри. Все вокруг неё такие хорошие, такие талантливые. Лишь она одна ужасная, неблагодарная и тупая. — Ненавижу…! — вскрикнула Эна, вставая с кровати. Хорошо, что ни отца, ни матери дома нет, иначе бы они уже давно поругали за такие резкие выражения. Слова девушки вообще в этом доме ничего не стоят, скоро ей запретят говорить вовсе. — Ненавижу отца! Ненавижу, ненавижу!        На глаза попадается мольберт. Он совсем новый — девушка ещё не прикасалась к нему. А зачем? Никто не ждёт её картин, никто не поддерживает её, потому что у неё совсем нет талантов. Лишь лицом хорошо вышла, но на этом ведь далеко не уедешь. Даже Акито, к примеру, в сто раз лучше неё. И поёт хорошо, и танцует, и друзья у него прекрасные. Ему даже необязательно стараться, чтобы его полюбили… и он это знает. И пользуется этим.        На полке аккуратно лежат краски, наполнители для маркеров, совсем новые кисточки, стёрки, ручки и наборы карандашей — и цветные, и простые. Эна хмурится и в момент сметает их все руками. А после, когда они уже упали на пол, топчет ногами. Чернила брызгают на белоснежный ковёр, превращая его в абстрактный ужас. Девушка не останавливается на этом и, подбирая карандаши, ломает каждый особенно жестоко. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу… не хочу больше рисовать! Ничего больше не хочу! — ногой она пнула мольберт и тот, падая, задел рабочий стол. На нём лежал графический планшет, а где-то возле него стилус. — Не нужны мне ни краски, ни планшеты…!        Эна уже была на волоске от того, чтобы стоящим рядом стулом ударить по планшету, как вдруг ручка двери дёрнулась. Девушка опустила стул и напряглась. В комнату буквально-таки вломился младший брат. Недовольно почесав свои рыжие волосы, он буркнул: — Ой, ты не можешь заткнуться?! Ты что тут вообще нахрен дела…? — но, не успев договорить, парень вдруг осёкся. Выражение его лица вмиг переменилось. Он с примесью страха и интереса огляделся и кое-как выдал: — Что с твоей комнатой? Тут настоящий бардак. — Заткнись и уходи, — почти что рыкнула Эна на брата. — Я потом всё это выкину… — Выкинешь? — спросил он, присматриваясь к беспорядку. Кисти, масляные краски, ластики, даже пару корректоров… весь пол превратился в какое-то художественное нечто. — Это разве не твои супер дорогие рисовательные штучки? Ты серьёзно собралась их выкидывать?        Эна, сжав подол платья, резко нахмурилась. Его это не касается. Зачем этот идиот вообще спрашивает что-либо? Разве он не должен уже забить на всё и, кинув оскорбление напоследок, уйти куда подальше? Девушка совсем не понимает и от того становится рассерженной до предела. — Тебя это вообще не должно волновать! — крикнула она, пытаясь казаться злой, но в глазах у неё всё равно стояли слёзы. — Для тебя эти штуковины важны. Ты жалеть-то не будешь, что сейчас всё это вытворяешь? — тем не менее, брат продолжал напирать на Эн. — Заткнись! Скройся с моих глаз, не хочу тебя видеть!        Шинономе уже готова выставить Акито за дверь, но тот успевает перехватить её руки. Он сильный, он в состоянии устоять, даже когда его изо всех сил пытается выкинуть прочь. Он совершенно отличается от своей никудышной старшей сестры, что не в силах побороть даже собственные идиотские комплексы. — Эн, ты вообще что тут устроила? — всё ещё держа её запястья, пробормотал Акито. Брат злится, это понятно. Если на него кричат, то он закричит в ответ — за столько лет жизни с ним под одной крышой это стало общепринятым фактом.        Эна не выдержала и осела коленями на пол. Акито, удивившись, чисто из неожиданности вдруг отпустил её. Теперь сестра полностью уязвима. Она рыдает среди сломленных её собственными руками карандашей и опрокинутых баночек красок. Плечи изредка дёргается, а руки мелко дрожат, пока всхлипы не прекращаются. Такой Эну Акито видел, наверное, в первый и последний раз в своей жизни, потому и не знал, злорадствовать ему сейчас или же попытаться утешить.        Первый вариант звучал как поступок настоящего монстра, потому Шинониме, недолго подумав, избрал второй. Он аккуратно, словно пытаясь не спугнуть, сел на корточки возле сестры. — Ой, Эн, что случилось? Может, всё-таки скажешь? Хотя бы мне? — прошептал рыжий. Эна всхлипнула ещё раз. — Уходи… заткнись. — У тебя, что ли, вся лексика состоит из этих слов? — буркнул Акито, пока сам думал, что ему стоит говорить дальше. Он сменил положение и удобно устроился на полу и положил ноги так, словно пытался сделать позу лотоса. — О-ой, слушай… отец в этом как-то замешан?        Эна промолчала и Акито, кинув себе, убедился, что да, именно отец и его слова — причина этой истерике. Как обычно, впрочем. — Почему тебя это волнует? Иди пой где-нибудь с Тойей или Ан… ты же у них такой хороший, такой популярный, такой талантливый, — последнее слово Шинониме практически выплёвывает вместе со своими слезами, что всё не могут остановиться. Акито быстро понимает, в чём дело. — Я же глупая, у меня же нет талантов… я даже не знаю, чем хочу заниматься дальше! — Чего ты хочешь? — осторожно спросил Акито, подсаживаясь чуть ближе. — Я не знаю… я не знаю, чего хочу! Ничего не хочу!        «Хочу исчезнуть, хочу, чтобы меня просто не стало, — про себя продолжает кричать она. Есть одно место, где у неё есть эта возможность. Если бы только Акито скрылся к чёрту и позволил ей сбежать в Сэкай… где никого нет. Где только тишина и покой. — …где я смогу исчезнуть». — А хочешь, чтобы я, ну не знаю… — пробормотал Акито, а сам вдруг обнял сестру. Вышло неловко и слегка неудобно — они никогда не обнимались до этого, даже будучи детьми. Между ними не было связи, как, к примеру, у Саки и Цукасы. Они совсем не добрые брат и сестра, что поддерживает друг друга в трудную минуту, но почему-то сейчас Шинониме это совершенно не волновало. — …сделал вот так? — Что с тобой? — чуть усмехнувшись, буркнула Эна. — Ан ударила тебя головой или ты сам сошёл с ума? — Заткнись, вообще-то я читал, что объятия помогают, когда человек нервничает. — О-о, ты умеешь читать?        Акито тяжело вздохнул и специально закатил глаза, пока Эна тихо посмеялась. Ну, хотя бы больше не плакала, уже хорошо. Девушка утёрла слёзы и, отстранившись от брата, кашлянула в кулак. Повисла небольшая неловкость. — А теперь говори, что это всё значило, — скрестив руки на груди, фыркнул младший Шинономе. — Сорвалась. У людей такое бывают, когда они слишком много в себе что-то копят, — ответила девушка, разглядывая ковёр под собой. Такой разноцветный… может, даже что-то в этом есть. — Хе-хе, не буду его стирать… — А? Ты что-то сказала?        Эна помотала головой. Теперь, после слёз, её зрение словно восстановилось. Акито выглядел другим. Не привычным надоедливым занудой с комплексом идеального парня, а просто братом. Её родным младшим братишкой. Если бы не он, Шинономе, наверное, сломала всё в своей комнате окончательно, а потом действительно выкинула. А после… пожалела бы. Потому что Акито, всё это ей важно. Каждый карандашик, каждая капля краски, каждый новый холст, каждый рисунок, что она подолгу выводила на планшете стилусом и много раз переделывала по миллион раз. — Спасибо… — шепнула девушка, улыбаясь. — Если бы не ты, я бы уже сбежала. — Сбежала? Куда ты там собралась бежать, глупая сестра? — строго спросил Акито.        «В мир, где никого нет, и где я бы просто исчезла… — подумала она. — Хотя, наверное, ему пока ещё не стоит знать о Сэкае. Может, скажу позже». — Ладно, Акито, помоги мне здесь убраться, а затем я приготовлю ужин, — вздыхая, сказала Эна, когда уже стала подниматься на ноги. Те немного затекли от долгого нахождения в одном неизменном положении. — Навела здесь беспорядок, а мне разгребать… — буркнул Акито, хотя на деле радовался, что его глупая сестра больше не плачет и вновь вернула себе своё прежнее состояние. — Ну-ну, не жалуйся и будь хорошим братом.