умирать за тобой.

яскучаюпотебе жан шепчет монотонно одну и ту же фразу уже так долго, что полный ее смысл доходит не сразу. а сколько времени прошло? год? три? ты, марко, въелся в его голову настолько глубоко, что кирштайн уже не знает точно. забылся, потерялся, даже не улавливая происходящее вокруг. он кричит. снова кричит твое имя ночью в полусонном бреду. со психу выкидывает старую подушку, рвет наволочку одеяла, не зная, куда еще деть всю ту агрессию, которая появляется в нем из-за тебя. ты как рефлекс появляешься в голове ровно с пробуждением жана. снишься во снах, чудишься в прохожих, напоминаешь о себе теми вещами, которые нравились только тебе, которые любил только ты. я ты, блять, так любил свои веснушки, так часто чесал ногтями щеки, будто хотел показать всем их, обратить внимание других. жан полюбил твои веснушки сильнее, но потом так же быстро разлюбил. на мертвых они смотрятся особенно отвратительно. и на проходящей мимо девушке тоже. скучаю ты любил обнимать его за шею. подходил сзади, счастливо смеялся своим блядским смехом, который до сих пор стоит в ушах, и обнимал как самое родное, что у тебя было в этом ебаном мире. ты проводил своими длинными пальцами по его кадыку, венам на шее и тихо дышал на ухо. жан так привык к тому, что так делал только ты, но сейчас он это ненавидит. это отвратительно, потому что руки, обнимающие его, не твои. по ты любил полевые цветы. всякие сраные ромашки, колокольчики. венок одуванчиков на твоей голове выглядел так прекрасно, так невинно. они так идеально дополняли твои каштановые волосы, что жан даже не сдержался, научился плести эти блядские венки для тебя. тебе а еще ты любил смотреть, как жан рисует. ты наблюдал с таким восхищением, будто на бумаге линии соединялись не в черты твоего лица, а во что-то более масштабное. хотя, масштабным для жана как раз и был ты. и раньше это ему даже нравилось, сейчас в доме нет ни единого листка бумаги. жан сидит на грязном полу, сжимая свои волосы руками. намного грубее, чем это делал ты. заламывает руки, не заботясь о ссадинах на них. а ведь они появились на костяшках из-за тебя. жана так бесит, так раздражает, что он не придумывает ничего лучшего, чем выбить злость на стену. и бьетбьетбьет, причиняя уже физическую боль самому себе, а потом сидит около нее так долго, пока не вырубится. а про себя замечает, что стена намного холоднее груди марко. и жан плачет, истерит так сильно, что становится жутко. жан продолжает умирать за тобой, потому что ты напоминаешь о себе везде. веснушками, цветами, касаниями, рисунками и, сука, ебаными песнями, от которых хочется вскрыться. ты застрял где-то глубоко внутри, засел там так прочно, что становится трудно дышать. трудно говорить, трудно думать и трудно просто жить. трудно жить без тебя. и когда жан опять забывается, сухие губы молвят только...

я скучаю по тебе.