- ква

Город своим шумом и массивностью на Келегорма откровенно давил. Постоянные очереди, пробки, окрики, лифты. Небоскрёбы и метро пугали его до чертиков. Потому, едва представилась возможность, собрал все свои сбережения, занял немного у братьев и переехал на дачи. Электричество есть, котёл на зиму есть, водопровод подвели. Что домик старенький, это ничего, зато и веранда, и летний душ, и сад небольшой, и участок — делай, что пожелаешь. И с собакой в однушке не придётся ютиться, хотя, конечно, увидев, во что превратилась безупречно белая шерсть Хуана в первые же полчаса после того, как они ступили на теперь уже полностью свою территорию, хотелось лечь на землю и заплакать. К концу первого месяца благодаря беззаботности предыдущих хозяев — зато со скидкой! -, видео из интернета и непрестанным майским дождям Тьелко с гордостью мог назвать себя мастером на все руки: чинить крышу, менять кран, ставить двери, сколотить лавочку… Братья по очереди приезжали помогать клеить обои и уничтожать запасы любимого чая, а ещё сговорились скинуться ко Дню рождения на личный транспорт, работа ведь у Турко осталась в городе, а автобус от посёлка ходил пусть и регулярно, но не так уж часто. Сам хозяин был всем доволен и самозабвенно обмахивал смоченной в извести кистью стволы нескольких яблонь, абрикос и черешен. В планах было заняться огородом, тут обещала помочь мама, а пока на свободных участках радостно копался и валялся в грязи Хуан. — Всё, голубчик, допрыгался, будем тебя мыть, — строго сказал Тьелко, стирая пот со лба. Солнышко пригревало уже совсем по-летнему, значит, пора было наконец проверить, работает ли летний, собственно, душ. Хуан благоразумно ускакал в дальний конец сада с недовольным ворчанием, как и полагается породистый белоснежной собаке, которая извозилась в грязи до неузнаваемости и чрезвычайно гордилась этим. Тьелко усмехнулся ему вслед и направился к небольшой дощатой постройке. Всё же пёс, хоть и своенравный, своей участи не избежит и послушно придёт мыться, а пока можно и самому смыть пыль и остатки извести. На решетчатом полу сидела, прикрыв глаза, лягушка. — Здрасьте, — насмешливо кивнул ей Келегорм, — Вы тут отдыхаете? — Ква, — неоднозначно ответила она, демонстрируя гладкий травянисто-зеленый бочок. — А мне, конечно, жаль такую красоту тревожить, но мне уж очень надо воспользоваться вот этим вот, — он указал на распылитель, установленный сверху, сам не понимая, почему вдруг говорит с земноводным. Лягушка переступила с лапки на лапку, но покидать насиженное место явно не собиралась. Равнодушно пожав плечами, Тьелко стянул футболку и включил воду на пробу. Вода была прохладная, но в целом после работы на солнце весьма приятная. Вернувшись из дома с мылом и полотенцем, обнаружил, что лягушка уселась ровно посредине, а увидев его, приветственно квакнула. — Нет, ну теперь уходи. Животное отскочило чуть дальше, но в противоположную от выхода сторону. И ведь лягушка лягушкой, ну что здесь такого, пускай сидит себе, но Келегорм мог поклясться, что смотрела она уж чересчур осознанно и абсолютно точно понимала, что он говорит. И конечно же капризничала. — Это мой участок и мой душ, иди, иди, — не сдавался Тьелко, рукой указывая на полянку, усеянную примятыми Хуаном одуванчиками. Лягушка лишь попрыгала по мокрому полу и насмешливо квакнула, — Да уйти ты, ну! *** С детства самого Турко любил ездить за город. Валялся на траве, как озорной щенок, обламывал ветки сирени для мамы, плел венки из одуванчиков. Любил и в огороде копаться, и урожай собирать, и на пикники выбираться, и сидеть, закинув удочку, но так ничего и не поймав за несколько часов. Важен был сам факт, что вокруг — лишь зелень и высокое небо, потому и в учебных коллективах он частенько был инициатором всяческих поездок. Ещё в детстве любил Турко, когда дедушка или отец брали в руки гитару, папа знал всего две песни, но исполнял всегда от души, а с дедом можно было распевать всё, от душевных романсов до дворовых задорных напевок. Гитару обещали передать ему, когда подрастет, но досталась она старшему брату, тот, впрочем, ходил в музыкальную школу, так что Тьелко учился играть уже в колледже с друзьями. И гитара, подаренная себе же к получению диплома, вполне закономерно перекочевала в новое жилище. Так и сидел Тьелко, засучив рукава спортивной кофты, на крыльце, в сгущающихся сумерках вдыхал стойкий, пьянящий аромат сирени, изредка посматривал с улыбкой на вишневое деревце, с которого на ветру облетали лепестки, усеивая землю, словно снежок. Хуан носился кругом, за некоторое время уже перестал яростно так рыть землю и принялся за безуспешную ловлю стрекоз, после, услышав медленный, неуверенный почти перебор, подошёл ближе к хозяину и улегся у ног. Турко никогда одиночкой не был, нет, чаще заводила, душа компании, язык без костей, весельчак и яркая звёздочка, способная зажечь чужие сердца, способствовало этому и то, что рос он в большой семье, но пока ещё, очутившись в новом доме, не скучал, отдыхая от пыльного спешащего города душой и телом. Так, словно те детские поездки на дачу к деду вернулись. Было не грустно, скорее просто немного непривычно, что вот он, хозяин целого участка, считай, король на своём клочке земли, в единстве и с сиренью этой, и с зажигающимися звёздами, и с каждой букашкой в траве. Под долетавший от недалекой речки напев лягушек и сам стал петь и, хоть песня была довольно тоскливой и беспросветной даже, но Келегорм улыбался и, оторвав руку от струн на миг, потрепал радостно заурчавшего пса по голове. Не был он всегда один, никогда даже не был, а что сейчас никого рядом нет — вопрос времени, вскоре соседи начнут заезжать, а там и младшие обещали летом наведываться. Вновь прервался, задумчиво глядя вдаль. Хуан, ведомый известными лишь ему собачьими делами, вновь поскакал в дальний конец сада, впрочем, позже Турко услышал, как он шумно пьёт воду. Зябко поежился, вдохнул полной грудью сиреневый воздух. Поднялся, чтоб отнести на место гитару, сам же ещё хотел обратно выйти, чтоб позвать Хуана в дом, тот все же был домашней собакой и обладал шерстью от природы белой аж до завистливого скрипа. Уже собравшись перед сном умываться, Тьелко зашел в ванну и замер на пороге. На раковине, опираясь одной лапкой о стакан с зубной щеткой, сидела травянисто-зеленая лягушка. Квакнула вполголоса, прыгнула в раковину, словно приглашая включить воду. Тьелко присвистнул и пошел вновь отпирать дверь, чтоб потом поймать нежданного гостя и вернуть на улицу, но, едва развернулся и шагнул за порог ванной, раздался страшный грохот, словно что-то тяжёлое разбилось. С мгновенно побелевшим лицом Турко обернулся, тем более, что вслед за грохотом раздался сдавленный стон. У обломков раковины сидел, потирая ушибленный локоть, совершенно незнакомый парень, спутанные волосы с забившимися в них травинками струились живописно по полу и осколкам, длинные ноги поджаты к груди, глаза испуганные и зеленые-зеленющие. — Вот тебе и лягушка… — шокированно прошептал Тьелко, машинально хватая за ошейник примчавшегося на шум пса, однако тот радостно вилял хвостом, словно не терпелось ему познакомиться с нежданным гостем. — Ква, — согласился парень и попытался встать, но едва не оступился и запутался в ногах. — Эй-эй, не спеши, — Турко наконец отпустил Хуана, оттеснив его перед этим из ванной, чтоб не поранился осколками керамики, а сам подался вперёд и протянул руку, — Вот так, осторожно давай. Тот стоял на ногах нетвердо, опираясь рукой о стену, потому Келегорм засомневался, что лягушонок сумеет сам через устроенный им же беспорядок перешагнуть, и, махнув на всё рукой, подхватил испуганно всквакнувшего паренька на руки, донёс так до дивана в гостиной и усадил. Зеленоглазый не дрожал и не смотрел настороженно, лишь устало кивнул и следил чутко за каждым движением. Келегорм же, опасаясь вспугнуть, присел перед диваном на корточки и склонил голову набок. — И кто ж ты такой, царевна-лягушка? — Ф-финдэ я, — ответил ему оборотень, нервно теребя косу. — А заколдовал тебя кто? — хмыкнул Тьелко и легонько прикоснулся к гладкому колену, кожа была бледной-бледной и холодноватой, избегая слишком откровенных взглядов. Впрочем, оборотень вздрогнул от прикосновения и подтянул колени к груди, собираясь в эдакий неловкий комочек. Рука Тьелко повисла в воздухе, он тепло улыбнулся, — Эй, я тебя не обижу. — Я знаю, — согласно кивнул его внезапный вечерний гость, — Ты хорошим кажешься. Немного подумав, Келегорм всё же отошёл запереть на ночь дом и вернулся в комнату. Хуан, виляя хозяину хвостом, лежал почти у самых ног незнакомца и явно желал познакомиться поближе, но тот смотрел настороженно, наверняка опасаясь, что его съедят, непривыкший к своей человеческой форме. Келегорм покачал головой и поставил на плиту чайник, расписанный колосками и кустиками земляники, дома у них всегда был электрический да и здесь проводка позволяла, но всегда его тянуло к таким уютным деталям, а в небольшом деревенском домике это было как нигде более уместно. — Ты голодный, наверное? Финдэ смущённо квакнул, пряча лицо за коленками и длинными волосами, потому как требовательное урчание в животе скрыть не мог. И правда, в полдень он поохотился за мошками, но и времени достаточно прошло, и этому телу требовалось куда больше энергии. Проблема заключалась лишь в том, что Келегорм не то, что с лягушачьими, но и в целом с оборотнями никогда не сталкивался, даже не подозревал об их существовании, оставляя такую фантастику для сказок и увлекательных историй на страницах книг, потому даже не мог предположить, что такое существо сможет есть. Как бы там ни было, выбор оказался невелик и под внимательным цепким взглядом глубочайше зелёных глаз он с тихим насвистыванием приготовил яичницу с сыром, чай же решил выбрать травяной. — Давай, за стол присядешь. Тут, может, не так удобно, зато можно нормально есть, — наткнувшись на удивленный взгляд и склоненную набок голову, рассмеялся, — Давай, лягуш, не бойся. Финдэ, всё так же неловко перебирая ногами, переместился с дивана на стул, тихо ворча, что вовсе он ничего не боится. Тут только Тьелко вспомнил, что гостю, несмотря на тёплое время года, нагишом наверняка прохладно, да и как-то смущающе всё это, подхватил с дивана цветастый плед и накинул испуганно пискнувшему парню на плечи. Не ожидая такой реакции, вопреки здравому смыслу, подсказывавшему отойти и не трогать, обнял за плечи. Финдэ от неожиданности вздрогнул, но вырываться не стал. И от мягкой ткани, и особенно от прижавшегося к спине человека исходило приятное тепло, он даже немного расслабился и разочарованно фыркнул, когда Тьелко отстранился, чтобы сесть напротив. К нему подвинул тарелку с золотистой каёмочкой и яичницей, уже наколотой вилкой, и чашечку ароматного чая, от которой клубился пар. Финдэ и прежде, бывало, принимал человеческий облик, но никогда при том приборами не пользовался, потому принялся внимательно наблюдать за человеком и пытаться повторить его действия. — Ну и ну, — засмеялся Тьелко, заметив, как тот неловко елозит вилкой, — Неужели тебя кормить придется? — Это как? — спросил Финдэ и тут же густо покраснел, когда Тьелко поднес к его губам свою вилку с кусочком сыра, потом ошарашенно схватился за щеки — не знал, что так умеет, лягушки ведь не краснеют. — Ну, долго мне сидеть так? Финдэ послушно приоткрыл рот и зубами стащил угощение с зубцов. Было очень непривычно и непривычно вкусно. Хотелось ещё. Открыв глаза, он увидел всё ту же ласковую улыбку и в недоумении пошевелил бровями. — Людям не обязательно моргать, когда глотают, — объяснил Келегорм, тут же предлагая новый кусочек, на этот раз уже зажаренного желтка. Вот так, спустя минут пятнадцать, наполненных ворчанием выпрашивающего свою порцию Хуана — стоило отдать псу должное, он послушно сидел на месте и лишь возбуждённо елозил по полу хвостом -, тихого смеха Тьелко и отражавшейся на лице оборотня целой палитры ощущений с ужином наконец было окончено, Тьелко потянулся и взял свою чашку, отпивая уже остывший до комфортной температуры напиток. В следующий же миг он с грохотом поставил её на стол и засмеялся, пряча лицо в ладонях. Финдэ лакал языком чай, сердито приговаривая: «Да как же его?!». Делать нечего, нужно было готовить гостю постель и Тьелко отправился в спальню, где, встав на носочки и вытянувшись, принялся доставать со шкафа свернутое рулетиком одеяло и запасную подушку. Подкрепившийся и немного осмелевший лягушонок проследовал за ним и, неловко оперевшись о дверной косяк, за этим наблюдал. Ровно до тех пор, пока тоже накормленный и чрезвычайно довольный собой Хуан не ткнулся мокрым носом в ладонь. Финдэ подскочил на месте, глухо стукнулся лбом и шлёпнулся бы на пол, не подоспей к нему в этот момент Келегорм. Закинув руку поникшего оборотня себе на шею и провёл до дивана, усадил и осторожно по голове погладил, попросил посидеть немного, позже вернулся с одеялом. — Прости, бельё никак найти не могу, поспишь пока так? — Квак, — кисло ответил Финдэ, обнимая выделенную ему подушку. — Одеяло тёплое, не замерзнешь. Хуана я к себе заберу, чтоб не кошмарил. Финдэ легонько зацепился пальцами за его ладонь и, присмотревшись, Тьелко заметил небольшие перепонки между бледными пальцами, чуть сжал их в своей тёплой руке, потрепал по макушке. — А ты… Не злишься? — оборотень поднял на него взгляд ярких глаз, чуть виноватый и уставший. — На что? — Ну, — Финдэ неопределённо кивнул в сторону ванной. — А, что ты своей зелёненькой жопкой раковину сломал? Да ничего, — Тьелко улыбнулся и снова сжал пальцы. Финдэ же вскинулся, вырвал руку и обнял себя, заворачиваясь в одеяло: — Ничего она не зелёная! — Поверю на слово, а пока спокойной ночи. Уже когда Тьелко оказался в постели, прислушиваясь к сопению засыпающей собаки и ворочанию за стеной, прошёл шок и стало накатывать осознание. Он лежал, пялился в окно и пытался переварить все события вечера. Любопытная пробравшаяся в дом лягушка оказалась парнем. Это раз. Он, будто с таким сталкивается каждый день, спокойно это неведомое создание накормил и спать уложил. Это два. Три — без задней мысли и стеснения обнимался и водил по дому голого незнакомца. А что утром будет? Это существо точно ничего не натворит? Есть ли у него какой-то лимит нахождения в человеческом облике? Этично ли его у себя оставить? И что в таком случае делать, раз уже завтра нужно ехать на работу? * * * Выйдя на кухню, чтоб заняться завтраком для себя с Хуаном, Келегорм застыл на пороге. Уснув крепко, успел позабыть о наличии в доме ещё одного человека, а, может, думал, что тот окажется лишь фантазией и к утру исчезнет. Но золотистые спутанные волосы струились по спинке дивана, а из-под одеяла выглядывала пятка. Однако Финдэ не спал уже, сразу повернул к нему голову и моргнул. — Доброе утро, — Келегорм почесал затылок. Одеяло с легким шелестом сползло на пол и Турко вспомнил ещё кое о чём, вновь скрылся в спальне, крикнув оттуда: — Погоди, сейчас найду тебе что-то! Нашёл старые спортивные штаны и водолазку, разложил перед трущим кулачками глаза Финдэ: — Должно подойти, мы примерно одного роста. И тебе не так холодно будет и, ну, знаешь, люди так ходят. — Да знаю, знаю, — сладко зевнул тот, пытаясь всё ещё немного непослушной ногой попасть в штанину. Размешивая сахар в кофе, Келегорм задумался, что вчера подобных знаний лягушонок не выказывал и, будучи осведомленным о необходимости одежды, наготы не стеснялся. Одернул себя, что и сам оказался хорош, пренебрегая всеми странностями. Взглянул на часы и неловко замялся, глядя, как Финдэ неумело вылавливает ложкой хлопья. Покормить хотелось, но совершенно не было времени. В следующий же миг, осознав промелькнувшую мысль, он помотал головой. Хотелось? Казалось, город свой пылью и массивностью на него давил, забивая все лишние размышления и неведомые потоки сознания, а теперь что же? Хмыкнул, ещё раз сверился с графиком автобуса. Нет, без города — вне города — хорошо очень, а что странности, что ж, подумает над ними вечером. — Знаешь, мне нужно уехать, я вернусь через несколько часов. Не уходи никуда, пожалуйста! Проголодаешься — возьми что-нибудь из холодильника. Пушистый белоснежный хвост шлёпнул по бедру, Финдэ опасливо попятился от приближающегося чёрного носа. — Хуана во двор выпущу, слышишь, малыш, не приставай к лягушечке. Уже вернувшись с работы, Тьелко остановился на веранде, вдоволь нагладил и почесал радостно лающего пса, обломил пару веточек душистой сирени. В сумках лежало несколько обновок для внезапного сожителя, вот только, войдя в дом, обнаружен он не был. — Финдэ? Финдэ, ты где? — обеспокоенно позвал Турко, заглянув во все помещения, Хуана же отправил прочесать сад, хотя и ежу понятно было, что, будь парень на участке, они бы друг друга увидели. И совершенно случайно взгляд упал на примостившуюся в углу столешницы банку, в которой обычно отстаивалась вода для домашних растений. Вытянув задние лапки, там смиренно отдыхал оборотень в своей привычной форме. — Господи, — выдохнул Турко, подхватывая банку в руки, — Нашёлся! Живёхонький! Сейчас, погоди, воду солью, тебя достану. Взял в руки крохотную лягушонку из раковины, осмотрел внимательно — ничего ли не поранил. Вздохнул с облегчением, прикрывая глаза, как руки тут же налились тяжестью и Тьелко чудом не полетел на пол вместе со своей ношей, вновь так невовремя сменившей облик. Финдэ, однако, смекнул, что дело идёт к неминуемому падению, обнял за шею и уперся ногами в пол, так собой подперев и Келегорма. — Ну вот что ты, — на полуслове прервался тот, даже не зная, что сказать. Потрепал по макушке, поморщившись от запаха тины и залежавшихся растений. Финдэ, хоть теперь и был теплокровным, едва Турко устроился на диване, предварительно свернув постель, мгновенно запрыгнул к нему и прижался к тёплому боку, привычно и приятно было находить источник обогрева и устраиваться к нему поближе. К тому же, то ли от самого факта, что организму при перемене приходилось слишком сильно перестраиваться, то ли от того, что из лягушачьего облика он долгое время до вчерашнего вечера не выходил, терморегуляция отчаянно плошала и даже в выделенной с утра одежде было прохладно. Турко приобнял одной рукой за плечи, потер немного и вдруг серьезно, даже несколько строго посмотрел в глаза: — Рассказывай. — Мне скучно стало, решил поскакать. — И упал? — Упал. Злиться было почему-то совсем невозможно, да и на что? Главное, что невредим, да ещё и ущерба имуществу не нанес. — Пожалуйста, не перевоплощайся на кухне. Тут очень опасно. Теперь Келегорм подмечал всё — открытые розетки, ножи, приоткрытое окно, вероятность сесть на горячую плиту. Подобное было, когда только принёс щенка домой, подобное было и дома, когда только родились самые младшие. Тут же хлопнул себя по лбу! Младшие! Обещались навестить его летом! Финдэ от такого неожиданного жеста не отпрянул, и разморенный мягким теплом, и постепенно к Тьелко привыкающий, но смотрел с недоумением. Тот поспешил заверить, что всё в порядке. До лета время ещё было, вполне можно подумать, как быть. — А вообще, — сказал Келегорм вкрадчиво, осторожно касаясь кисти Финдэ и проходясь пальцем по перепонкам, — Я тебе личное постельное белье купил. Только я его тебе не отдам, тебе нужно голову вымыть. Тот, наблюдая за перемещением указательного пальца собеседника, перевел взгляд травянисто-зелёных глаз и в недоумении мотнул головой. Без лишних объяснений Турко взял его за руку и отвёл в ванную. — Теперь раздевайся, да, вот так, — поднял на руки и пересадил за бортик, — И не бойся, хорошо? Тёплая водичка оборотня несказанно обрадовала, а вот то, что случилось после — нет. Во-первых, ему были непривычны, пусть и приятные, но слишком сильные запахи. Во-вторых, Келегорм уверенно запустил пальцы ему в волосы и принялся намыливать, а он так сильно пытался посмотреть, что же происходит, что в глаза попала пена. Финдэ совершенно по-детски захныкал, принялся тереть глаза, делая только хуже, Тьелко пришлось умывать его, а затем еще и удерживать одной рукой, когда начал пытаться сбежать. Вымокший с головы до ног, Тьелко наконец-то промокнул длинные, солнечно-золотые волосы оборотня чистым полотенцем, вторым обернул его самого и на руках, словно какую-нибудь сказочную русалку, отнёс обратно на диван. Финдэ обиженно скуксился, вжал голову в плечи и сунул замерзающие ноги под краешек одеяла. Но оказалось, что и такого унижения ему было мало, потому что Тьелко присел рядом с гребнем. Вопреки ожиданиям, уже это оказалось не так плохо, было даже достаточно приятно, особенно когда человек склонился над ним и зарылся носом в чистую шевелюру, восхищенно вдыхая аромат. Тем не менее, ужинать Финдэ отказался и со своего места прошипел, что больше он на такое не дастся, как ни уговаривай. Водичку тёплую в душе — с радостью, но голову мыть никогда-никогда не будет. Келегорм хмыкнул и подмигнул, не желая спорить. Перед сном, посмотрев немного телевизор — Финдэ в изумлении был не в силах оторваться от происходящего на экране, а когда сериал сменялся рекламой, жался к Турко и спрашивал, почему вдруг какие-то не те люди -, пришлось ещё раз лезть на антресоли за доставшимся от прежних хозяев верблюжьим одеялом, из тех, которые сам Турко с детства всей душой ненавидел за колючесть, но это решил оставить, всё же, впереди сезон консервации, да и мало ли куда пригодится. Пригодилось. Потому что лягушонок из-за мокрой длиннющей гривы мерз сильнее прежнего. Конечно, пока они наблюдали за судьбой очередной золушки из провинции, это было не так заметно, да и сам Турко его из объятий не выпускал, исходя из соображений обогрева. Утром, проснувшись раньше — что поделать, так предписывает график единственного автобуса, Тьелко обнаружил забавную картину: Финдэ натянул оба одеяла до самых ушей, а в ногах у него свернулся мохнатым огромным клубком Хуан, устроив острую морду на, предположительно, бедре. Не желая нарушать такую идиллию, собирался как можно тише, но пёс всё равно открыл умные чёрные глаза и потянулся с радостным мявком, от чего Финдэ заворчал во сне и перевернулся на другой бок. Разогревая себе остатки вчерашнего ужина, Тьелко так некстати вспомнил, что вчера, наверное, лягушонок толком и не поел, а сейчас у него опять времени не хватает. Так что выбора не оставалось, нужно было будить. Тронул за плечо легонько, стаскивая немного одеяла и вызывая этим всё то же сонное ворчание. — Вставай, царевна-лягушка, — с улыбкой легко коснулся щеки, сейчас на удивление тёплой. Финдэ под одеялами поворочался, но таки повернулся на спину и вытянул одну руку, тут же прикрывая ею глаза. Турко про себя рассмеялся — сам так изо всех сил у мамы в детстве выпрашивал ещё пять минуточек. — Вставай, говорю, золотко, — зарылся пятернёй в просохшие уже блестящие локоны, шелковистые и взявшиеся мягкими волнами, — Мне тебя накормить надо. Тут уж, словно по команде, Финдэ затрепетал ресницами и заморгал сонно, улыбнулся почти незаметно и совсем неконтролируемо облизнулся, тут же унюхав завтрак. — И где же моё пожелание доброго утра? — беззлобно проворчал Келегорм, похлопав его по плечу. — Д-доброе, — чуть хриплым со сна голосом ответил Финдэ, выпутываясь из своего кубла. Когда с едой наконец было покончено — орудовать сразу двумя руками Тьелко ещё не приходилось, с одной ложки питаясь самому, а другую поднося к чужому рту, но справился он вполне неплохо, он включил телевизор и чмокнул в макушку тут же приклеившегося взглядом к экрану лягушонка: — Вот, не скучай и не скачи, пожалуйста. Я вернусь позже. * * * На следующее утро небо затянуло тяжёлыми серыми тучами и к обеду пошёл дождь. Предвидя такую ситуацию по прогнозу, Турко перед уходом обоих своих подопечных запер в доме, чтоб не несли грязи. Сам же он, забыв на рабочем месте зонт, вернулся промокший, продрогший и, не тратя лишнего времени на приветствия, тут же залез под горячий душ. Чуть отогревшись и расслабившись, открыл глаза. С бортика ванны за ним внимательно наблюдала лягушка, Турко улыбнулся, мол, совсем какое-то единение с природой, а потом вдруг понял, что в этом доме лягушка может быть только одна. — И чего пришёл? — ошарашенно спросил он, плеснув на зелёную спинку тёплой воды, — Попариться? Посидеть? Посмотреть? — Ква, — неоднозначно ответил Финдэ и запрыгнул в ванну. Тьелко от такого поворота событий сел, где и стоял, растерянно шлепнув рукой по кафелю, лягушонок же, сделав небольшой круг, подплыл ближе и прикоснулся маленькой лапкой к его руке. Струйки воды из душа били прямо в лицо, заставляя то и дело тереть глаза и отплевываться. Финдэ вскарабкался по ноге и устроился на колене, сидел тихонько, только смотрел своими глазами огромными. — Так не пойдёт, — сказал Тьелко, прикрывая его ладонью от душа, — Я на тебя наступить боюсь, так что уходи. Финдэ конечно же — как и во все последующие дни — не ушёл, просто запрыгнул обратно на бортик, остерегаясь плавать в пене, всё же лягушачья кожа была слишком нежной для такого. Уже за ужином Турко, сев сразу рядом с ним, пытался объяснить, что пельмени нужно обязательно жевать, да и что вообще жевать нужно, раз зубы есть. — Я же не буду за тебя всё жевать и в рот перекладывать, — хмыкнул с весёлой улыбкой. — А жаль! — выпалил Финдэ, потому как по телевизору он уже видел эти дикие киношные поцелуи и считал, что это люди так от сильных чувств друг друга кормят. Турко от такого заявления опешил, но виду не подал, быстро проглотив один пельмень, второй же наколол вилкой и поднес к бледным губам Финдэ. Тот послушно открыл рот, оскалился совсем по-звериному, совсем смешно, обнажая два ряда ровных мелких зубов, сомкнул их на краешке теста и посмотрел снизу вверх, ожидая одобрения. Турко благосклонно кивнул головой. Совсем маленький, но кусочек был откушен самостоятельно, со следующим было уже лучше, тогда Турко медленно и показательно задвигал челюстями, вынуждая повторять за ним. Наконец, когда с небольшой порцией было покончено большими усилиями, он одобрительно похлопал Финдэ по плечу и прищурился: — Не рановато ли ты обмен слюнями захотел, м? — Нет? — непонимающе склонил голову набок Финдэ. — Ну, я бы тогда предпочёл другой способ, а не пельмени тебе жевать, — почти философски ответил Турко и принялся убирать со стола. Финдэ, наблюдая, как он моет посуду, упёрся локтями в столешницу. Аккуратно подставил под струю воды палец, хихикнул, отпрянул от слетевшего с губки клочка мыльной пены. — А какой? — Что — какой? — не понял вопроса Турко. — Какой бы предпочёл способ? — с детской непосредственностью спросил Финдэ, ёрзая ладонью по чистой тарелке и прислушиваясь к скрипу. Турко, осознавая свои предпочтения уже немало лет, ещё отчёта себе не отдавал, сказал ли ту фразу вполне осмысленно или в качестве шутки, как у него частенько бывало. Вот только лягушонок, видимо, в шутках такого рода не был искушен и принимал за чистую монету, да и откуда ему было знать, что вообще может значить словосочетание «обмен слюнями», если он наверняка и об интернете не слыхал никогда. Обернулся, посмотрел настороженно и потряс головой в немом споре с самим собой, мол, Туркафинвэ Тьелкормо, пожалуйста, думай в следующий раз, ты ведь его почти не знаешь, чертовщину эту, а сказал что-то о поцелуях. Впрочем, заметив его странное поведение, Финдэ больше с этим вопросом не приставал, зато уже устроился на диване, даже в обнимку с Хуаном, хоть и косил глазами недоверчиво, и выжидательно смотрел на телевизор. Тьелко уже собирался нажать на заветную кнопку пульта, как вдруг за окном громыхнуло. Стихший было за время их ужина ливень теперь обернулся грозой. И, пусть проводка казалась надёжной, рисковать ну совсем не хотелось, потому, оставив испуганно прижавшего уши к голове пса и не менее испуганно прижавшего пса к себе оборотня на диване, отправился отключать из розеток лишние электроприборы. Покончив с этим, присел рядом и обнял обоих: — Ну, парни, делать нечего, давайте спать. Финдэ долго ворочался, Хуан убежал на свою лежанку в хозяйской спальне и отказывался оттуда вылезать, а из-за штор всё равно пробивались отсветы молний, да и гремело достаточно громко. Турко, лёжа на животе и пролистывая страницы электронной книги, болтал ногами, когда с порога шумно вздохнули. — Мне страшно, — честно признался Финдэ, — Можно к тебе? Турко поджал губы. Совершенно забыл, что лягушонок наверняка испугается грозы, и оставил его одного, да ещё и ни историй никаких не стал рассказывать, ни даже просто посидеть рядом не остался. — Конечно, — откинул край одеяла. И разговор вдруг как-то пошёл сам собой, Турко даже не подозревал, что у них это общее — болтать от волнения. Конечно, рассказать лягушонку было особо не о чём, но он говорил о цветочках и стрекозах, и как прошлым летом едва выбрался из глубокой лужи, и как недоволен, что сегодня в сериале полюбившиеся ему герои в конце концов не были вместе. Турко присоединился, рассказывая почему-то то о собаке, то о планах на благоустройство дома, то как с крыши скатился прямо в грязь. А потом, глянув на время, просто сказал, что пора спать. И пришёл в себя уже утром. Что ж, Турко давно знал и особо не скрывал свои предпочтения, а Финдэ, если отбросить в сторону факт оборотничества, вроде как подходил под описание его типажа? Иначе как объяснить, что это милое создание, раскинув свою длинную гриву на половину кровати, посапывает у него на плече, обняв поперек груди, а он и сам Финдэ к себе прижимает? И весьма кстати пришёлся выходной, потому что вставать не хотелось и по причине хмурого неба за окном, уютной позы, теплого одеяла, сопения этого и нежелания вдруг разбудить. «Окей, — сказал Тьелко сам себе, — Мне нравится лягушка». А потом Финдэ во сне вздохнул, чуть сжимая на его плече тонкие пальцы, потёрся носом, но не проснулся. Судя по исходящему от нежной кожи мягкому теплу, спалось ему очень уютно. Тьелко осторожно пошевелился, поправил на худом плече одеяло и прикоснулся губами ко лбу, просто прижался, не целуя, чтоб не потревожить. Тёплая и абсолютно безволосая нога легонько шевельнулась на его бедре, устраиваясь поудобнее. Однако в комнату, цокая коготками по полу, вбежал Хуан, уже просящийся на улицу, потому Тьелко состроил недовольную гримасу. Вылезал из постели максимально осторожно: сначала стащил с себя ногу, затем высвободил свою руку, стянул руку Финдэ с груди и наконец поправил одеяло, с улыбкой глядя, как тот с каким-то сосредоточенным сопением обнимает подушку. Дождь к утру уже прекратился, потому Келегорм сидел на веранде с чаем, просматривая новости и изредка вздыхал, глядя, как радостно пёс носится по усеянному лужами двору и старательно взбивает грязь. Молодая травка, вся в крупных каплях, блестела и, несмотря на тяжёлые серые тучи, радовала глаз. За окошком заметил силуэт наконец проснувшегося Финдэ и поднялся, намереваясь вернуться в дом, однако Хуан такое намерении заметил и, вывалив язык, помчался с дальнего конца участка. Келегорм быстро протиснулся в приоткрытую дверь боком, захлопнул, подпирая собой, и рассмеялся. Покрытый грязью Хуан протестующе заворчал с веранды, Финдэ с круглыми от непонимания глазами выглянул с кухни. — А почему ты… — Он же грязный, как чёрт! — с хохотом воскликнул Турко, закрывая дверь на щеколду. — Пускай погуляет немножко, потом выкупаю и принесу. На завтрак были хлопья с йогуртом и Турко откровенно потешался, как Финдэ первое время не мог определиться, нужно ли лакать из тарелки или из ложки и как вообще это кусать. Снова пришлось сесть рядом, уже беззастенчиво прижимаясь друг к другу коленями, приобнять одной рукой. — Открывай рот. Да не так, давай, как лягушка! Угу, хорошо. Теперь давай, ты сжимаешь губы, я тяну ложку, ну ты видел же? И засмеялся, уткнувшись своей лягушке в плечо, когда тот снова по привычке зажмурился, пытаясь проглотить незнакомую еду. В голове пронеслось вихрем, мол, интересно, будет ли так же жмуриться, если поцеловать? Уже не откидывая таких мыслей, чуть прижал Финдэ к себе и на пробу чмокнул кончик ушка, с явным удовольствием отмечая, как тот стремительно пунцовеет. — Ты что? — удивлённо протянул Финдэ, отворачиваясь от ложки и глядя прямо в глаза. Улыбался смущенно и недовольным ну никак не выглядел. — Это называется «чмокнуть», — ответил Турко, для закрепления касаясь губами ещё раз. — А мне… — пауза, чтобы проглотить ложку размокших хлопьев, — Тоже так можно? Турко сдержанно кивнул и повернулся к нему в профиль, однако вымазанные йогуртом губы прижались к щеке: — Я видел, так вот там, — показал на телевизор, — Делали. Можно? — А ты всё хочешь, как там? Финдэ, до того принимавший человеческий облик нечасто и о привычной жизни людей знавший мало, в отношениях между людьми совершенно не разбиравшийся и не имевший о них ни малейшего понятия, конечно, телепередачи и сериалы воспринял за своеобразную энциклопедию, особенно учитывая то, что читать, конечно же, не умел. И если на экране люди целовали друг друга по-всякому и говорили «люблю» — а смысл этого слова он в какой-то степени знал — то так и должно быть, разве нет? И тем не менее всё — не хотел. Потому что довелось попасть и на сериал про «ментов», и на какие-то кулинарные шоу, и просто на негативные аспекты взаимоотношений. — Мне нравится чмокать. Тебя нравится. Турко тепло улыбнулся и быстро наградил ещё одной ложкой завтрака: — Тогда чмокай, сколько и когда захочешь. На следующий же день вновь в небе ярко сияло солнце, пригревая и подсушивая грязь, Келегорм даже стал замечать тут и там на участке среди шелковистой травы мелкие цветочки. Утром вставал раньше, будил Финдэ поцелуем в лоб и чай они пили уже вместе, один раз даже рядом присела стрекоза, Финдэ пришлось держать за руку и мелко-мелко зацеловывать щеки, чтоб не поддался соблазну обратиться и перекусить чем-то более привычным. Дом на время своего отсутствия Келегорм запирать перестал, просто потратил вечер, пока они вдвоём тёрли полотенцем свежевымытого пса, на объяснение, что выходить за пределы участка нельзя, даже если обратиться в лягушку, ведь, если так и не потеряется, может попасться какому-нибудь озлобленному дачнику, ворота не надо пока трогать. А потом, в перерывах между практикой чмоканья и щекоткой, научить пользоваться телевизионным пультом. После обеда, когда Турко возвращался, стелили покрывало на тёплой сочной траве и Турко читал что-нибудь вслух. Финдэ нравилось и то, как он, лёжа на животе, сосредоточенно смотрел в книгу, и как менял интонации, и сами книги нравились, и шелест страниц, и когда Турко прерывался, чтобы объяснить непонятное слово, хотя чаще всего ради такого не останавливал, желая, чтобы эти истории, оживающие с его мягким голосом, постепенно уходящим в лёгкую хрипотцу, не заканчивались. Гуляли по саду, Финдэ трогал распустившиеся листочки, гладил шероховатую кору и удивлялся, как это она такая странно белая до пояса. Вечером третьего дня Турко и вовсе, ободряюще поглаживая ладонь, впервые вывел его на улицу. Смеялся, что прогулка ещё похлеще, чем в первый раз со щенком, потому что Финдэ точно так же озирался по сторонам и на всё указывал пальцем, обо всём спрашивал, останавливался поглазеть на каждую букашку, разве что ничего не обнюхивал. Потому пара минут, чтобы преодолеть их небольшой переулок, растянулась почти на четверть часа. — А куда мы? Турко свистнул, подзывая уже далеко вперёд забежавшего Хуана. — На речку, хочешь? — Домой?! И почему-то шёл дальше молча, ничем особо не интересуясь. Даже на пробу пнул камешек, правда, удалось с третьей попытки, первые две промахивался и едва ли не путался в собственных ногах. Только ладонь Турко в своей всё ещё сжимал и иногда поглядывал исподлобья. Тот наконец вздохнул и, когда уже рядом раскинулся поросший буйной зеленью берег, зашёл чуть вперёд, обнял за плечи: — Ну, что с тобой? Финдэ замялся, потом всё же посмотрел в глаза дерзко и шмыгнул носом: — Хочешь, чтоб я уходил, да? Возвращался, откуда пришёл? — и уже тише добавил: — Конечно, тут же лягушкам самое место. — Ты что несёшь такое? — ошарашенно зашептал Турко, обхватил руками его лицо. — Не хочу я ничего такого, солнце! Уходи, если сам захочешь только, а мне с тобой хорошо очень. — Мне тоже, — еле слышно ответил Финдэ. — А что лягушка… И Келегорм никогда не думал, не представлял ни в детстве, ни в юности, не предполагал, переезжая в деревню, что будет кого-то целовать вот так. Под закатывающимся за вьющуюся к самому горизонту речку солнцем, и чтоб в длинной светло-золотистой косе первые распустившиеся ромашки и головки клевера, и ладошки с небольшими перепонками между пальцами на плечах. Что подхватит на руки, закружит, засмеётся, прижимаясь щекой, что в воздухе нежный аромат цветущих деревьев. Не думал, что так будет, но целовал, не напористо, не страстно, а просто лаская губы напротив и мысленно улыбаясь — правда жмурится. — Люблю я лягушку, что поделать. Финдэ, уже хотевший было возмутиться, что это ещё за лягушка такая вдруг появилась, даже уперевшийся руками в грудь, быстро расслабился от подрагивающего от смеха быстро последовавшего за этим шёпота на ушко: — Тебя люблю, тебя. * * * Пусть знакомы они были совсем немного времени, но так уж изначально всё полетело по загадочной траектории, крошечная лягушонка в летнем душе вызвала целую лавину, а теперь и месяца не прошло, а Турко кажется, будто так вот было всегда, будто они и переехали сюда вместе и вообще знакомы уже много лет, чуть ли не с детства. Такое его охватывало душевное спокойствие, словно вот так на веранде в обнимку сидеть, слизывать с уголка рта соус, засыпать рядом и сеять зелень бок о бок — нечто, чего он бы искал на своём жизненном пути, а оно само всё нашло его, само поздним вечером с грохотом ворвалось в жизнь. И какая-то была искренняя радость в том, чтобы учить Финдэ всяческим бытовым мелочам, а позже и попытаться начать обучать грамоте, рисовать сметаной знакомые буквы и смеяться до слёз, глядя, как Финдэ их слизывает. Тепло разливалось в груди от непринужденных диалогов, которые они часто вели, петляя по разным темам и будто бы даже не говоря ни о чём конкретно. Было даже что-то особенное, что-то щемящее в тревоге всякий раз, когда приходилось оставлять Финдэ одного. Потому что однажды, вернувшись домой, Турко искренне поблагодарил генетику за дарованные ему светлые-светлые волосы, не слишком бы заметно было, если бы и впрямь поседел, заметив, как влажная лапка едва-едва не попала в розетку. И не раз приходилось говорить строгим тоном, запрещая скакать по кухне, упрекая даже в том, что правило относительно забора почему-то не нарушается, а этим вот оборотень его пренебрегает. Финдэ же самозабвенно упражнялся в пряжках через готовящиеся блины, пару раз будучи пойманным прямо в полёте. И всё же Турко многого не учитывал. Потому что одним субботним утром проснулся от непрекращающегося сопения и тихих постанываний. Финдэ у него под боком ворочался и вжимался лицом в шею, словно никак не мог найти удобное положение и отчего-то мучился. Почувствовав, как его легонько целуют в ушко, вцепился в плечи и сдавленно застонал. — Что такое, маленький мой, зелёненький? — обеспокоенно зашептал на ухо Турко и после очередной серии безмолвных ворочаний почувствовал, как в бедро ему упёрся крепкий стояк. — Ч-что со мной? — чуть не плача, сжимая плечи так, что белеют костяшки пальцев и перепонки между ними. Турко удивлённо и встревоженно вздыхает, обнимает нежно: — Всё хорошо, милый, всё нормально. Я помогу. А вечером, когда оба сидят на веранде и Финдэ после недолгой перепалки всё же оборачивается лягушкой, потому что человеческий язык для ловли комаров совсем не годится, так что на эту тему они тоже некоторое время спорят, вернее, говорит Тьелко в защиту языков, а Финдэ скачет по перилам веранды и шутливо квакает, от речки с лёгким ветерком доносится настойчивое и разноголосое пение лягушек. И Тьелко понимает — сезон спаривания, который всё же коснулся и его нерадивой амфибии. А Финдэ трётся головой о плечо, нисколько не беспокоясь о состоянии волос, и бесстыдно лезет на колени, затем наконец тихо прислоняется к груди и заглядывает в глаза: — Я хочу с тобой размножаться. Тьелко из последних сил давит хохот, заваливает на диван и щекочет, целует гладкую коленку: — Солнце, не то чтобы я не разделял твоё желание, но есть некоторые особенности… Ему в ответ сердито мычат прямо в губы: — Я ничего так не понимаю, можно попроще, как для лягушек? * * * Мама позвонила ближе к обеду, когда Турко помешивал в кастрюле суп, время от времени через плечо оглядываясь и наблюдая, не собирается ли Финдэ вместе с огурцами накрошить немного пальцев. Тот сопел и пыхтел, смешно морщил нос, но выполнял порученное задание на совесть, да ещё и должен был вслух считать полоски, на которые разрезал каждый огурец, правда, после семи обычно начинались проблемы и приходилось усиленно подбадривать, целуя кончик уха. И вот тут-то Турко, заслушавшись и едва не утопив в супе ложку, вспомнил одну важную вещь. Летом — которое уже благополучно наступило и усеяло весь участок одуванчиками, от которых и Хуан, и Финдэ прибегали все в золотистой пыльце в кровать — обещались приехать младшие. Всё бы ничего, он обожал своих братьев и за относительно недолгое время, проведенное в посёлке, успел соскучиться, но что делать с Финдэ? Вечером, вычесывая недовольно ворчащего пса на берегу речки и откусывая прямо из рук оборотня бутерброд с колбасой, Тьелко вслух рассуждал о сложившейся ситуации, тем более что братишки должны были прибыть послезавтра. Финдэ поглаживал обоих по головам и улыбался закатывающемуся за реку солнышку. Затем предложил, что может некоторое время пожить в саду лягушкой, «Они ведь не очень надолго?», на эту идею согласиться было очень заманчиво, но куда уж, это же Финдэ, ему непременно захочется поспать под боком, посмотреть телевизор, пообниматься и абсолютно точно познакомиться. Версия с тем, что они здесь познакомились и вот решили вместе жить, тоже была достаточно сомнительной, потому что, во-первых, нужно было придумать для едва запомнившего дорогу в сельский магазин «местного» предысторию, во-вторых, надеяться, что он никак с ней не проколется. Ну и некоторые вещи вроде безволосых ног и контрастно роскошной длинной косы наверняка могут показаться интересными. И особенно перепонки, которые сам Тьелко находил просто очаровательными и любил ласкать по вечерам. — Ну, тогда расскажи им, — пожал плечами Финдэ и тут же захохотал, когда возбужденно визжащий от окончания не самой любимой процедуры Хуан повалил его в траву. — Да им же шестнадцать уже, думаешь, они поверят в оборотней? — Ты же поверил. Близнецы приехали в самый зной и позвонили с остановки, так что Тьелко вооружился водой и панамкой, чмокнул в нос Финдэ, свистнул Хуана и отправился встречать. Те, конечно же, радостно бросились обнимать сначала собаку, потом уже притворно ворчащего брата, солнечные в светлых футболках с мелкими растительными принтами и обилием тонких цепочек на шее, Амрод отпустил себе маллет, а Амрас подчёркивал свои естественные локоны, зато шорты оба носили одинаковые. По дороге неустанно приставали с вопросами, чего это любимый старший брат перебрался в деревню и как ему тут живётся, Тьелко в долгу не оставался, разузнавая о школе и о том, как дела дома. А потом на веранду, весь напряженный от волнения, выбежал Финдэ. — Ого, — протянул Амрас. — Ты не говорил, что у тебя ещё гости, — лукаво улыбнулся Амрод. И оба закинули Тьелко руки на плечи, ожидая ответа. Хуан, не желая прикрыть хозяина, радостно помчался навстречу оборотню и подставил пушистую морду для почёсываний. — В общем, — неловко начал Тьелко, собрав всех за столом на кухне, где было ощутимо прохладнее, — Это Финдэ и он оборотень. — Чё, прямо как в «Сумерках»? — восторженно вскрикнули близнецы в унисон. — Ну, почти, — улыбнулся Финдэ, перебирая под столом пальцами. Келегорм ободряюще сжал его ладонь, — Я лягушка. * * * Будильник требовательно вибрировал прямо под плечом, вынуждая неуютно поёжиться и всё же открыть глаза. Слегка слюнявя лопатки, за спиной посапывал во сне Финдэ, изредка дёргая ногой. Хуан, судя по тихому цоканью коготков, проснулся раньше хозяина и бродил по дому в ожидании завтрака и выхода во двор. Медленно и осторожно, чтобы не разбудить, Келегорм встал и оделся, опёрся на подоконник, несколько минут просто созерцая, как его возлюбленный хмурится и мнёт в руках махровую простынь, словно не может решить, накрыться ещё немного или же наоборот приспустить. Затем выглянул в гостиную, где наблюдалась на менее идиллическая картина: близнецы в обнимку ютились на диване, при том Амрас спал на подушке, а Амрод на его локте, оба в белых футболках с какими-то непонятными иероглифами, периодически недовольно ворча и отворачиваясь от солнца. А вот по возвращении домой представшая перед глазами картина была не идиллической вовсе. В недавно подвешенном между двумя вишнями гамаке тихонько дремал Финдэ, почему-то с перебинтованной головой, а вот младшие около грядки с помидорами крайне тихо переговаривались и пили лимонад. Едва заметив старшего брата, тут же бросились к нему, совершенно не скрывая выражение беспокойства и раскаяния на лицах с заалевшими щеками. Наперебой, оборачиваясь и шикая друг на друга, рассказали, что Финдэ просто по неосторожности врезался в окно, потом сказал, что голова болит, они его перевязали и присматривали, пока не уснул. — Финдэ сделал что? — непонимающе потряс головой Келегорм. — Ну, он решил нам показать, как умеет прыгать… — И случайно врезался. — Не ругай его, пожалуйста! — Ему, наверное, плохо… — Да как его, господи, наругаешь-то, лягушку эту, — сокрушенно вздохнул Келегорм, но всё же взглянул на братьев строго. В остальном же, не учитывая этого инцидента, после которого Финдэ просто хорошенько отоспался и пискнул на легкий укус в шею, с младшими было весело и хорошо. С ними можно было пропалывать сорняки в бит, ещё и соревнуясь, кто быстрее закончит. Можно было проводить конкурс молочных коктейлей, можно было рыбачить на остатки ватрушки, фотографироваться на фоне соседского гаража в совершенно диких нарядах — чаще всего жертвой моды выступал Финдэ, потому что привезенные из дома хиты алиэкспресса на Келегорма ни за что бы не налезли. В другой раз, поливая цветы и дожидаясь возвращения всей своей солнечной компании из магазина, Турко заметил у Амрода электронную сигарету, которой тот не преминул поделиться, за что все трое под аккомпанемент невпопад квакающего Финдэ, привалившегося к плечу Турко, выслушивали лекцию о вреде курения, близнецы при том умудрялись ворчать, какой же правильный у них братец. Впечатлился, конечно, больше всего оборотень, доселе не имевший знакомства ни с таким занятием, ни с такими знаниями. Но положенные две недели прошли слишком быстро и мама, смеясь, попросила вернуть ей рыжиков, а то, глядишь, переманит их Келегорм романтикой такой простой спокойной жизни, а им ещё образование получать, между прочим! И тут уж за дело взялись сами визитеры, на все лады упрашивая родителей, чтоб разрешили ещё погостить. — Так, а чего вы меня этим донимаете, — хмыкнула в трубку Нерданэль, — У Турко и спрашивайте, ему же вас кормить. — Турко, братик любимый наш, родной, Турочка, Келегорм, бро, пожа-а-а-а-алуйста, — в унисон заканючили Амрод с Амросом, усиленно строя глазки. Финдэ в это время по какой-то своей лягушачьей методике готовил лимонад и задорно хихикал с этой картины. — Мы же совсем-совсем не будем мешать! Ну ещё на недельку хотя бы! Келегорм смутился, почёсывая затылок. С одной стороны, действительно скучал по временам, когда они все жили вместе шумным беспокойным семейством и был очень рад приезду своих любимых разбойников. С другой же… взгляд помимо воли метнулся к пританцовывающему и шипящему на брызжущий соком апельсин оборотню. — А, — махнул рукой Амрод, проследив за этим, — Так мы про вас знаем. — Вы перед сном целуетесь, — пожав плечами, ответил на немой вопрос в округленных от удивления глазах Амрас. * * * Июль был спокойный-спокойный, не такой знойный, как думалось поначалу, и время от времени радовал проливными дождями, так что Финдэ радостно скакал по двору, поднимая брызги, и ничуть не стеснялся грязными мокрыми лапками скакать по Келегорму. Пыл от сезона спаривания с него уже сошёл и теперь любовь между ними была совершенно человеческая, маленькой лягушке она всё ещё была в новинку и непрестанно удивляла, но и сам Келегорм удивлялся зачастую не меньше, увлеченный и не обращающий никакого внимания на некоторые аспекты. А потом просто как-то вечером, чуть задержавшись, вернулся с работы и обнял первым делом крепко-крепко, приподнимая над землёй и немного кружа. Обнимал, уткнувшись носом в совсем недавно с боем вымытые волосы, и дышал шумно и надрывно. — Что случилось? — У тебя человеческий век или лягушачий? — выпалил на одном дыхании. Финдэ обвил худыми руками шею, поглаживая затылок и прижимаясь лбом ко лбу. Финдэ, к своему стыду, совершенно этого не знал и не мог наверняка вспомнить, сколько уже пережил зим. Хотя бы и приблизительно. Потому что, большую часть жизни проведя в лягушачьем облике, сильно подсчетом времени и не занимался, каждый день был похож на другой и не задерживался в памяти. Обнадежило бы их, знай Финдэ ещё хоть одного оборотня, но он не знал. Не чувствовал ничего особенного во всех своих знакомых лягушках, а, может, и не мог бы почувствовать, не имея представления, что конкретно это должно быть. — Давай просто жить будем, — мягко прошептал на ухо, поглаживал щеки, плечи и уже понимал, почему такие странные ощущения на лице — слёзы. Тревогу Келегорма это унять не смогло, сам ведь на вопрос «Как у людей, когда они любят?» говорил, что проводят вместе много времени, если могут — то вместе живут, женятся и иногда вдвоём встречают старость. Эти отношения не были первыми, но только в них так и хотелось. А теперь… Что теперь? Сколько просто жить? Но за июлем подступил август, за ним постепенно подкралась осень, и Финдэ неловко посмеивался, что впервые не готовится к спячке, но ждёт-не дождётся узнать, как в это время живут люди. Хуан линял, оставляя в руках клочья шерсти, тёрся об колени и продолжал видеть в Финдэ товарища для игр. некоторые пропущенные весной щели в стенах пришлось конопатить. Многие дачники, до того шумевшие по всему посёлку целое лето, возвращались в город, оставляя на всю округу лишь несколько жилых домов, чьи обитатели с удовольствием перезнакомились, хотя из новичков никого, кроме Келегорма, и не было. А затем выпал первый снег. Ночью, не дав возможности наблюдать за этим маленьким естественным волшебством, и совершенно ошеломив Финдэ, который тут же выразил страстное желание посмотреть вблизи, так что Турко держал его в сложенных лодочкой ладонях над самой землёй, когда непонятная белая субстанция оказалась слишком холодной для маленьких лапок. — Я люблю тебя, маленькая лягушечка, — улыбнулся Турко, снимая с крючка вторую варежку, — И поэтому я просто обязан научить тебя играть в снежки. Названный маленькой лягушечкой Финдэ, устроивший голову у него на коленях, весело хмыкнул и замахал рукой в воздухе, прося наклониться к себе. — Я тебя тоже люблю, большой человечек.