клубничный пирог и много-много любви

— Не воруй. Финрод стоял у плиты, бойко размахивая лопаточкой, и уже было примерялся стукнуть ей по башке Келегорму, но пришлось бы подойти ближе, а блины сжечь совсем не хотелось. — Да пусть берёт, — вступился за брата Куруфин, — Он же их вон сколько накупил, — театральным жестом окинул заваленную упаковками крабовых палочек столешницу, несколько из них уже были открыты, а содержимое усердно нарезалось мелкими кубиками. Келегорм, качая ногой на стуле, довольно улыбнулся, вытаскивая из плёнки очередную палочку. Отклонился назад, обнимая Финрода за ногу и всем своим видом говоря: «Ну не шипи», тот всё же лопаточкой бить не стал, потрепал по макушке, а остаток крабовой палочки изо рта вытащил и внаглую съел сам. — А зачем, — лукаво ухмыльнулся он, — Было брать столько? Давайте что ли соседям тогда предложим, нам столько не съесть всё равно. — И как ты себе это представляешь? — возмутился Турко, не отпуская его бедро и норовя теперь стащить блинчик, — Здрасьте, вам не надо паловых крабочек? Финрод сразу ничего и не заметил, а вот Куруфин согнулся в три погибели, саданув кулаком по столу и выронив нож, которым до того кромсал огурцы, со свистом втянул воздух и просипел: — Паловых крабочек! Тут уже смысл каламбура дошёл и до блондинов, Финдэ всхрюкнул, уткнувшись в макушку Турко, а тот лишь благодаря этому не навернулся со стула. Впрочем, приступ хохота у всех быстро прошёл, а виновника крабовой революции отправили собрать все лишние упаковки и утрамбовать в морозилку с напутствием добыть оттуда курицу и каких-нибудь ягод. Финрод при этом с облегчением плюхнулся на освободившийся стул, а Курво, закончив перемешивать в огромной кастрюле салат, взял к себе тарелку с аккуратной стопкой блинов. Хотелось, конечно, прикрикнуть брату, чтоб заодно достал из холодильника начинку, но жалко стало, глядя, как он сосредоточенно копается среди овощей и полуфабрикатов, потому подошёл сам, обнимая за талию и чуть отодвигая в сторону доверчиво прильнувшего Келегорма, затем, уже с пакетом творога в одной руке, чмокнул затылок и с улыбкой вернулся на своё место. Финрод наблюдал за этой сценой с умилением, ловко выцепляя из салата… крабовые палочки. Получив по пальцам холоднющей ладонью, аж подпрыгнул на месте и немедленно получил легкий поцелуй в щеку. Турко выудил-таки курицу и теперь беззаботно размахивал ей в воздухе, ухватив за ногу. — Тебе так нравятся замороженные птицы? — выгнул бровь Куруфин. — А тебе нет? — фыркнул ему в ответ старший, от чего оба захихикали, приведя Финрода в недоумение. Спустя несколько минут, когда Келегорм уже насвистывал популярную песню, намывая посуду, а Куруфин методично заворачивал блинчики, до него наконец дошло, за что ближайший из феанорингов тут же получил шлепок по колену и уязвленно нахмурился: — Ты чего? — Птичка клюнула, — прищурился строго Финрод, но в следующий же миг не смог сдержать улыбки, когда Курво привычно перевёл стрелки на брата. — Кстати, нам бы ещё в магазин выйти, — как бы невзначай заметил Келегорм, тут же приковав к себе два изумленных взгляда. Похрустел спиной и ногой указал в сторону пустого бара, где одиноко стояла почти допитая бутылочка коньяка, — У меня вся сумка была палками занята. Куруфин вздохнул, уткнувшись лбом в ладонь, потом тихо выругался и ушел в ванную отмываться от масла. Финрод отставил от себя все тарелки и распластался по столу, едва не обнимаясь с той самой курицей. Две пары мокрых рук стянули с него фартук и усадили на диван в гостиной. — Давай, посидишь и вместе сходите, а я ёлкой займусь, — ласково погладил по щеке Куруфин. — А почему это ты ёлкой? — синхронно возмутились Турко и Финдэ, сердито взглянув сперва на брюнета, затем и друг на друга. Финдэ при этом хищно прикрывал глаза, а Турко закусывал губу. — Стоп-стоп, — примирительно поднял руки Курво, — А кто мне говорит постоянно, что руки золотые? — А к ёлкам это как относится… — пробормотал Келегорм, но сдался первым и растянулся на ковре. Тем не менее, к возвращению нагруженных вином, шампанским и дынным ликером блондинов небольшая искусственная ель уже сверкала и золотистыми шариками, и красовалась раскрашенными деревянными оленями, и весело подмигивала гирляндой, занимая собой почти всё свободное место на столе. Турко восторженно взвизгнул и, едва успев скинуть ботинки, подскочил к брату и подхватил под коленками, поднимая в воздух, тот испуганно крякнул и вцепился в плечи. — Кур-р-р-р-р-р-рво, — возбужденно зарычал Тьелко и тут же поцеловал ушко, — Там снегопад!!! Одевайся скорее! Финдэ с порога, не спеша разуваться, улыбался и уже доставал с полки Куруфинову шапку с шарфом — шарф ещё летом от нечего делать вязал старший. Ничего не оставалось, кроме как поддаться, натянуть ботинки и куртку, позволить нахлобучить на себя шапку, намотать тройным слоем всё тот же шарф и втолкнуть в лифт, где ещё румяные с мороза любовники мгновенно зажали его между собой, целуя в щёки, раз уж только они и остались открытыми. — Ну, снег, — невольно поёжился Куруфин. Зима ему не очень нравилась, а сейчас пушистые снежинки оседали на ресницах, заставляя неприятно жмуриться. — Ну что ты занудный такой, — пихнул его локтем в бок Турко, — А как же вальс? Мы с Финдэ уже потанцевали, с тобой хотим. Уже после возвращения, основательно вывалявшись в снегу, что пришлось у подъезда несколько минут всем дружно отряхиваться, Тьелко отправил брата с кузеном в горячий душ, а сам выудил из шкафчика свой личный фартук. Почему-то в их «семье» именно его было принято считать на кухне катастрофой, хотя готовили все, в зависимости от наличия свободного времени и особого желания, просто именно Тьелко чаще всего то обжигался горячей сковородой, то царапался ножом, то тёр глаза той же рукой, которой брал щепоть красного перца. И тем не менее, невзирая на множество раз обожженные пальцы, коньком у Турко была духовка. Так и сейчас он, напевая в унисон с разнежившимися под душем любовниками, натирал успевшую разморозиться в микроволновке курицу очередной авторской смесью специй — просто интуитивно ссыпал в мисочку то и это, и обязательно с корицей. Едва захлопнул за тушкой с подвязанными на бантик ножками духовку, тут же завизжал от прикосновения мокрых рук, забравшихся под футболку. Другая рука, сухая, шлепнула пониже спины, тут же перехватила поперек груди, хорошо знакомые губы коснулись затылка, Финдэ же в свою очередь, загораживая собой загроможденную посудой столешницу, не терпя возражений и отлагательств, обхватил лицо всё теми же мокрыми ладонями и требовательно прижался губами к губам. Турко с тихим стоном прикусил губу одному и обернулся, целуя второго, со смешком ущипнул обоих за щеки и прикрикнул, чтобы дали спокойно убраться. С наступлением темноты — всего через пару минут — Финдэ с визгом мгновенно утащил обоих на кровать, поставив себе на колени ноутбук. Куруфин, утомлённый предновогодними заказами по работе, уютно устроился у него на плече и через минут двадцать задремал, время от времени получая нежные поцелуи в макушку. Турко поперек груди Финдэ уложил свою руку, аккуратно обхватив ей предплечье младшего брата, самому же арафингу дышал в шею, изредка отвлекаясь от происходящего на экране, чтобы потянуться к губам, потом вдруг вскочил с кровати, шипя «блядская курица», вскоре вернулся обратно и весьма многозначительно облапил бедро, нагретое процессором, Финдэ вскинул бровь, но мешать не стал, лишь мурлыкнул на ухо: — Может, дадим Курво выспаться, переместимся куда-нибудь? — Ага, сейчас выспится и потом всю ночь нас будет кошмарить, — хмыкнул Келегорм, но ноутбук всё же закрыл и убрал, подав арафингу руку. Курво, поежившись во сне, когда вместо теплого Финдарато ему подвинули подушку, засопел, дергая носом, потом вдруг резко открыл глаза, застав врасплох обнявшихся Келегорма с Финдэ уже на пороге, прохрипел: «Пирог хочу» и снова уснул, как ни в чём не бывало. — Ну, почти шесть, — задумчиво пробормотал Турко, устаиваясь на коленях у Финрода, — А есть мы захотим к восьми точно. — Не успеем? — тот почти что мурлыкнул ему на ухо, перебирая светлые локоны. — А потом уже и Курво выспится. — Значит будем с Курво. — Я люблю Курво, — заметил Келегорм, когда они уже переместились на кухню и Финдэ было поручено открыть клубничное варенье, а он сам в это время замешивал тесто. — Я вас обоих люблю, — улыбнулся Финрод, отставляя на стол успешно открытую банку и прижимаясь к тёплому боку. А потом проснулся Куруфин и с капризным кряхтением едва ли не сам запрыгнул на брата, тот подхватил на руки, присел на стул и поцеловал в макушку, легонько покачивал и приговаривал: «Спатки ещё хочешь, маленький?», на что Курво слабо ворчал, что никакой он уже не маленький, пока Финрод не поставил перед ним чашку горячего какао и чмокнул в нос. Курво позволил собрать свои волосы в хвост, прижался к широкой груди старшего и обхватил чашку двумя руками, сделал большой глоток, довольно причмокнул. Затем не менее довольно чмокнул в губы улыбающегося Турко и хитро заявил: — Сколько маленьким ни зови, а всё равно дэдди-кинк тут только у тебя. Финдэ, в это время выставлявший на стол миску с салатом, блины, курицу и тарелки с приборами, хихикнул, прикрывшись в ладошку. Келегорм шумно выдохнул, шлепнув брата по бедру, но спорить не стал, потому что в таком узком кругу этот факт давно уже был известен и даже иногда угадывался по поведению на публике. Финроду, когда они познакомились, даже забавно порой становилось, что эдакий широкоплечий детина из спортивной команды любит, чтоб его гладили по голове и называли миллионом нежных слов в уменьшительно-ласкательных формах. Тем не менее в их отношениях это нисколько не мешало и никому даже в голову не приходило в своих целях таким пользоваться, просто оба — и Финдэ, и Курво — знали о такой слабости и время от времени поощряли. — А откуда пирог? — спросил вдруг Куруфин, доев свой салат и наконец заметив на столешнице в окружении вымытых к новогодней ночи кружек форму для выпечки. — Ну, — Финрод ловко слизнул с уголка его губ остатки майонеза, — Ты проснулся, сказал, что хочешь пирог, и опять вырубился. — Обломал нам всё, — с беззлобным смешком добавил Турко. — О-о-о, — озадаченно протянул Куруфин и, пытаясь вспомнить, как это так произошло, невольно позволил обоим возлюбленным растащить с его тарелки остатки блинчика. Позже все вместе снова завалились на кровать, потягивая чай из чашечек в красный горошек — мама подарила Куруфину на позапрошлый день рождения. Только теперь подушкой выступал Турко, брат устроился на животе, а Финрод поперёк груди, оба с телефонами, предоставив ласково почёсывающему обоих за ушками Келегорму в своё удовольствие смотреть документалку про коал. — А мы в этом году салют будем запускать? — Финдэ поскрёб пальцами по груди, получив поцелуй в щёку. — Давайте не надо, — ответил за брата Куруфин, переворачиваясь на спину и потягиваясь. А потом все как-то дружно незаметно уснули и проснулись только под настойчиво трезвонящий мобильник Финдэ, как единственного, кто не включил беззвучный режим — звонили с поздравлениями родственники и близкие друзья. И при том весьма вовремя — до полуночи оставалось минут десять. Сонно ворчащие и невпопад отвечающие на поздравления феаноринги накрывали на стол, пока Финдэ быстренько смешивал коктейли. Финрод перемазанными в варенье с пирога пальцами оставляет липкие следы на щеках, у Куруфина губы с привкусом колы, а облившийся шампанским Келегорм между ними пьянит даже бесконтактно. Куруфин случайно срывает со стены гирлянду, Келегорм уже не случайно — рубашку с Куруфина, Финроду просто срывает крышу и он кусает обоих, прижав с невесть откуда взявшейся силой к ковру. А год обещают хороший, да какая, в принципе, разница, что там обещают, когда есть клубничный пирог и много-много любви?