Настоящий

Первое письмо было очень лаконичным и заканчивалось настойчивым требованием уничтожить его после прочтения: «Господин Шиндо, я всё сделал, но впервые в жизни не намерен ждать последствий. Я не останусь в Японии и более не свяжусь ни с Вами, ни с Вашими тётушками. Смею лишь надеяться на то, что моих действий оказалось достаточно, чтобы Вы не оказались за решёткой. Простите своего цепного пса за то, что он сорвался и сбежал, но пёс считает, что так нужно. Пожалуйста, избавьтесь от этой бумаги». Второе растянулось на целую страницу и было полно размышлений отправителя, до которых Иноске Шиндо ранее не было бы абсолютно никакого дела: «Господин Шиндо. Это мои последние слова, что вы услышите или увидите. Уверяю Вас. Вы были правы, говоря, что я был «таким», сколько Вы меня помните. Безразличным к собственной жизни, до омерзения послушным цепным псом, готовым выполнить любой приказ даже себе во вред. Я осознаю все причины Вашего презрения ко мне, но теперь смею надеяться, что наконец-то смог удивить Вас и добиться хотя бы капельки уважения к моему решению. Далее прошу Вас считаться с моим мнением первый и единственный раз в жизни. Вы знали меня, я знаю Вас. И то, что я оставил после себя, должно помочь Вам найти себя. С того самого дня, когда Ваш отец, господин Айтиро Шиндо, уничтожил Ваш скейтборд, меня мучала совесть. Я знал, насколько скейтбординг важен для Вас, но ничего не смог сделать, что в последствии привело к Вашему падению. Вы сломались в тот день. Изменились и продолжали меняться столько, сколько я помню. Мне жаль, что я не смог предотвратить этого. Жаль, что Вам не смогли помочь друзья. Жаль, что я не настоял, чтобы они старались лучше. Ваше отбытие в Америку стало очередной ошибкой. Там Вы окончательно потеряли себя прежнего и разбили своё сознание на две полностью противоположные личности. Если, конечно, это не произошло раньше, ускользнув от моего внимания. Сейчас понимаю, что и такое вполне имело место быть. Будучи постоянно рядом, я не замечал слишком многого. Но позвольте продолжить. После известия о кончине Вашего отца, я надеялся, что Вы вернётесь в Японию и со временем станете прежним. Я жестоко ошибался. Осознал, что слишком наивен, в тот момент, когда заметил безумно довольную улыбку на Вашем лице. Услышал смех. Вы освободились от гнёта отца, но попали в зависимость от решений Ваших тётушек. Вы лишь немного открыли свою клетку. Жаль, что этого было ничтожно мало… Ваша одержимость скейтбордингом и сильными противниками… Ваше безразличие, но в то же время восхитительная игра на публику в обычной жизни. Вы так долго носили разные маски, что утратили связь с тем человеком, кем Вы были до сожжения скейтборда. Вместе со знанием, кто настоящий, Вы лишились и понятия, что есть подлинные эмоции и чувства, а что вы путаете между собой, принимая желаемое за действительное. Хватаетесь за чувство, что даёт тепло и вызывает трепет в душе, называя это любовью, когда здоровый человек осознаёт – это азарт, это дух соперничества. Мне жаль, что семья не дала Вам по-настоящему понять, что такое настоящие привязанности. Я сожалею о слишком многом, но о том, что сделал напоследок, жалеть не стану. Тут я уверен, что поступил правильно, что хоть немного, но наконец смог помочь Вам…» На этих словах Иноске прервался и едва сдержался, чтобы не разорвать письмо на мелкие клочки. Рядом, в футляре находилось то, что осталось от его скейтборда, а в свободной руке мужчина держал оплавленную маску Адама. «Огонь сломал Вас в тот раз. Надеюсь, теперь он поможет всё исправить. Я осознанно сжёг Ваше обмундирование, и Ваш скейтборд. Все детали, всю одежду. Я позаботился о том, чтобы Вы не смогли быстро вернуть себе облик Адама. Как внешне, так и на турнире. Простите, что совершил подобный поступок в разгар чемпионата, но считаю это идеальным временем. Вы должны остановиться. Департамент полиции уже отстранил Вас от политических обязанностей на неопределённый срок. Вам незачем носить маску наследника семьи Шиндо. Претворяться примерным сыном Айтиро Шиндо и делать то, что ненавидите. Я оборвал Вашу связь с турниром. По крайней мере, надеюсь, что так. И теперь Вы можете на время забыть о вседозволенности и жестокости, что выросла в Вас за столько лет. Вы можете остаться наедине с собой и подумать, кто же Вы. Кто из Вас настоящий. Иноске Шиндо или же Адам. И нет. Вы не можете быть одновременно двумя. Вы только больше разрушаете свою жизнь и свою психику. Остановитесь. И выполните мою единственную просьбу. Ещё раз приношу свои извинения за боль, что Вам придётся перенести, как от новой потери скейтборда, так и от грядущих размышлений. Однако знайте, я сделал это ради Вашего же блага. Подпись: Тадаси Кикучи» Иноске сжал кулак, а с ним – и письмо. Над головой громыхнуло, а через мгновение Шиндо уже думал, насколько предсказуемо и стереотипно поведение природы. Будто чувствовала настроение человека и намеренно нагнетало ситуацию. Крупные капли безостановочно забили по земле, бамперу машины и крыше заброшенного кафе «Окинава. Океанские виды». Вода скатывалась по оплавленной маске, и Адам безразличным пустым взглядом следил за отблесками на испорченном материале. Человек думал… И о том, как ненавидит сбежавшего помощника, пускай и очистившего послужной список хозяина перед департаментом. И как, своего рода, гордится им, что Тадаси наконец показал клыки и стал человеком. И как растерян в этот момент. Тадаси оказался прав. Спустя столько лет, утратив в один момент оба пути, Иноске не мог сказать, КТО настоящий. Сын Айтиро Шиндо – тот, кто с наигранной улыбкой выполняет указания тётушек, играет хорошего гражданина, которому есть дело до происходящего вокруг и в его жизни в частности, после чего сбегает развеяться под маской вседозволенности и отсутствия законов. Или Адам – тот, кто родился спонтанно, незаметно для мужчины, но резко для окружающих. Тот, кому плевать на политику, на положение в обществе, на то, что позорит семью. Кого интересует лишь скейтбординг и гонки с достойными, а возвращение к обычной жизни обосновывается страхом потерять азарт к любимому делу. Перегореть… Как сгорели его вещи… Оставшись наедине с пустотой, не способный надеть ни одну из своих масок, Иноске оказался опустошён. Не было смысла выставлять себя хорошим политиком и стараться очистить имя после проблем с полицией. Не было смысла спешить на чемпионат, где Адама определённо ждут фанаты, соперники, главное блюдо. Адама уже будто не было. Сгорел вместе с обмундированием и скейтбордом в печи, на заднем дворе поместья. А дней, когда Шиндо катался с кем-то, не будучи Адамом – Иноске припомнить уже не мог. Как и не мог сказать наверняка, способен ли в принципе ступить на Безумную Скалу без личины матадора. Просто Иноске там не ждут. Просто Шиндо лишь наследник известной фамилии, у которого сейчас проблемы с законом. Соперники на чемпионате жаждут видеть только Адама. И видеть в привычном облике. Самоуверенного, с герметичным порт-сигар перед заездом. Курящего вне работы. Что им какой-то человек на обычном, не предназначенном для агрессивной езды матадора, скейтборде. Зря Тадаси оставил тренировочную доску. Она бесила… Существовала, но уже не привлекала. На ней мог тренироваться Иноске, но не мог выступать Адам. Экстренно вернуть матадора не представлялось возможным. Тадаси избавился ото всех записей, ото всех контактов, и Шиндо понадобится немало времени, чтобы восстановить цепочку связей, а затем – и Адама. Сидеть на ржавых перекладинах ограждения было неудобно. Мокро. Холодно. Футляр скейтборда промок насквозь, как и одежда мужчины. Буквы в письме расплылись, и более не было причин держать его. Отпусти – пускай летит куда-то в океан. И только маску пальцы сжимают так, будто испорченный пластик есть спасение и ответы на все вопросы. Наивно… Именно тогда, когда Адаму нужны были ответы – внутренний голос…голоса молчали. Оставили его, испугали. Неужели ни одна из привычных личин ему не родная? Неужели он не является ни Иноске Шиндо, ни Адамом? Кто же тогда? Где? И почему настолько безразлично от мысли, что докопаться до истины не получится? Почему хочется избавиться от разъедающей грудь пустоты, просто…исчезнув… Как скейтборд… В пламени. Или в объятиях океана, бездумно и уверенно соскользнув с ограждения вниз. Чтобы не думать. Чтобы не решать. Чтобы не искать то, что уже невозможно вернуть. От чего не осталось и малейшего следа. - Господин Шиндо. Буду признательна, если вы переступите обратно за ограждение и уделите мне немного времени. Это касается сбежавшего Тадаси Кикучи. – знакомый и обычно напрягающий голос инспектора Камато не вызвал ни раздражения, ни радости, ни желания обернуться. Шиндо? Кто такой Шиндо? Хлюпающие шаги приближались медленно, словно неохотно, или их обладатель просто боялся спугнуть? Подтолкнуть утратившего себя самого человека к прыжку? - Иноске Шиндо! Ещё одно имя. Тоже холодное, чужое и какое-то колючее, причиняющее боль и вызывающее лишь желание схватиться за голову и выдрать любое своё упоминание из мозга. - Адам! – на этот раз мужские голоса. Испуганные, спешные крики за спиной. Торопливый бег по лужам и треснувшим плитам. – Адам, не дури! Более тёплое имя… От него хотелось блевать… Короткие переговоры сзади. Удивление, озадаченность, переживания. Очередная попытка окликнуть. Разными именами. Не его именами… Кажется… - Адам! Адам, не смей! Я тебя из-под земли достану и дурь эту вышибу! Слышишь? Эй! – надрывно кричал Джо, игнорируя предупреждения Черри о том, что подобное поведение лишь усугубит ситуацию. Скейтер сбрасывал руку старого друга с мощного плеча и порывался кинуться к ограждению. Затащить матадора на твёрдую землю и привести в чувства, но ноги увязли в грязи как в зыбучих песках, и Джо остался кричать издалека. Черри вёл расчёты. Скейтборд по кличке Кара не могла подобрать приемлемый исход. Инспектор Кирито разрывалась между желанием вызвать подкрепление с санитарами – судя по всему, вмешательство представителей здравоохранения тут обязательно, - и самолично пнуть Иноске Шиндо с обрыва. Слишком много проблем он причинял. Слишком много головной боли вызывал своим поведением ещё до разборок по делу «Дамбы Нагахама». И теперь заставлял беспокоиться. Кирито по головке не погладят, если у неё на глазах наследник семьи Шиндо совершит суицид. И два свидетеля не спасут её от наказания. Не попыталась остановить. Не смогла. А человек, утративший себя и своё имя, безразлично уставился в темноту океана и соскользнул с перила ограждения…