Одержимость

Идя по тёмным коридорам, ГИ думал, что скажет ему РИ, когда проснётся. Закричит или ударит, обнимет или испугается. Хотя, какая разница, он так долго ждал. Смотрел, как к его милому славянину подходили эти стервятники, которые только и хотели, что заполучить его ресурсы или право обладать такой красивой, но в тоже время такой сильной и упёртой омегой. Ох, когда Германская Империя узнал, что могучая и непобедимая Российская Империя омега, он чуть не умер в собственной слюне. Ведь прямо тогда он почувствовал этот прелестный запах морозного зимнего утра и кислых зелёных яблок. Да и не только он это почувствовал. Но РИ не обращал на них никакого внимания, и с таким же непроницаемым лицом встал и ушёл. После этого все и начали лезть к Великой Империи. Немец тоже был в числе тех, кто очень хотел русского, но он не кричал об этом и вообще, вёл себя тихо. Он лишь смотрел. Смотрел. Смотрел. Смотрел. Германская Империя знал, что РИ предпочитает на завтрак, обед и ужин. Знал, что он любит охоту и на кого. Он знал каждую родинку на его спине, шее, лице. Каждый шрам на его теле. Он знал всё. И всё это он любил. Любил бесконечно, нежно и трепетно. И сейчас, идя к спальне его любимого мальчика, он в тысячный раз в этом убеждается. Сегодня он покажет своему малышу всю свою любовь. Он ведь сейчас мучается, ведь проводить течку без альфы тяжело. Подойдя к нужной комнате, ГИ потянул за дверную ручку и почувствовал морозный запах, который выбивал из его головы все мысли и рассудок. В комнате было темно, лишь луна светила в небе, свет пробивался сквозь приоткрытые занавески и падал на большую кровать. На ней беспокойным сном спал красивый мужчина. Свет падал на его кожу, делая её бледной, как фарфор. Его светлые волосы разметались по подушке. Ресницы слегка подрагивали, выдавая неспокойный сон мужчины. Тишину комнаты нарушало только тиканье часов и тихие стоны РИ. Смотря на то, как ворочается и поскуливает во сне РИ, как выгибается его спина, как он разводит ноги и пытается тереться о простынь, ГИ готов был кончить, не прикасаясь к себе, от одного только вида и запаха, витавшего в комнате. Бесшумно идя по паркету, немец начал снимать свои вещи и бросать их в разные стороны комнаты. Взяв ремень, он аккуратно свёл руки РИ над головой и завязал, чтобы тот не вырывался. Спешными поцелуями ГИ начал осыпать лицо русского. Он целовал всё: губы, щёки, лоб, глаза. Руками оглаживал бока и живот, чувствуя жар, исходящий от столь желанного тела. Аккуратно проведя языком по губам, немец почувствовал, как тело под ним зашевелилось. До ушей дошёл сладкий стон, а затем и хриплый шёпот: — ГИ, что ты делаешь? — проговорил РИ, пытаясь сбросить тяжёлое тело с себя. — Ш-ш-ш, малыш. Я всего лишь хочу тебе помочь, — с нежностью в голосе сказал Германская Империя, поглаживая двумя руками нежные щёки Российской Империи. — Тебе понравится, — с безумным блеском в глазах, прошептал ГИ. Немец пах горьким кофе и металлом. Вся его аура была пропитана безумием и силой. Таким монарх видел его в первые. Не дав РИ ничего сказать, он поцеловал его пухлые губы, пытаясь протолкнуть язык внутрь. Но русский не собирался смиряться с таким поворотом событий и начал активно мотать головой, пытаясь пнуть своего насильника. За что получил болезненный удар по бедру. — Ммах?! — вскрикнул в поцелуй РИ, открыв рот и выпуская туда чужой язык. Немец жестоко кусал губы РИ и слизывал капельки крови. Протолкнув свой язык вглубь рта русского, он начал вылизывать всё, до чего мог дотянуться. В комнате звучало пошлое причмокивание. Слюна в вперемешку с кровью стекала по подбородку РИ, и сколько бы он не дергался, вырваться не мог. Ему было противно даже не смотря на течку, он чувствовал все эти прикосновения, все поцелуи и ему очень хотелось прополоскать рот и смыть с себя эти ужасные прикосновения, даже возбуждение, так мучавшее его уже два дня, спало. Германская Империя заметив, как жмурится и пытается сдержать слёзы РИ, начал действовать грубее. — Если ты не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому, — с наигранной добротой в голосе прошептал ГИ и больно прикусил и так истерзанные губы. Оторвавшись от своего занятия, Германская Империя заглянул в испуганные глаза своей жертвы. И то, что он в них увидел привело его в восторг. Вот он, только руку протяни. Лежит перед ним со связанными руками, кровоточащими губами и со слезами в глазах. Он весь, от пальцев ног до кончиков волос, его. Такой красивый и испуганный. Шепчет ему, чтобы отпустил. Какой его мальчик наивный. Что он сказал? Что он не хочет. А ещё, что я монстр. Ох, надо его наказать за это. Да, это отличная идея. Рукой проведя по щеке РИ, немец начал спускаться к такой.. бледной шее. На которой так бешено бьётся пульс. Обхватив тонкую шею рукой, ГИ перекрыл допуск кислорода. Глаза русского в страхе расширились, тело начало дёргаться, лицо приобрело красный оттенок. Видя, что РИ начал терять сознание, немец убрал руку и быстро, пока тот не очнулся, перевернул его на живот и приподнял аппетитный зад, истекающий смазкой. Тугое колечко мышц покраснело и припухло, тягучая ароматная жидкость стекала по бедрам и впитывалась в простынь. Не удержавшись, ГИ припал губами к мокрой дырочке и широкими мазками начал вылизывать. — Ох, чёрт. Знал бы, какой ты вкусный, трахнул бы раньше, — прошептал Германская Империя, сжимая мягкие половинки и разводя их в сторону, смотря как сжимается и разжимается тугая дырочка. Слюни смешались со смазкой и стекали по ногам, языком немец начал имитировать движения, судя по стонам монарха ему это нравится. Спина РИ выгибалась до хруста. Стоны, или скорее, невнятный скулёж заполнили комнату, бёдра начали двигаться навстречу горячему языку. Сделав последнее движение языком, ГИ поцелуями спустился к мошонке и вобрав в рот одно яичко, начал посасывать его, большим пальцем он надавил на текущую дырку. Стоны РИ усилились, всё его тело содрогалось в накатывающем оргазме. Чувствуя, как перемешались запахи, русский потерял последние остатки самообладания и просто отдался этой дикой страсти. Через несколько секунд с громким криком монарх излился на кровать, дрожа всем телом. Выпустив изо рта яичко РИ, Германская Империя шире раздвинул ноги монарха и, без подготовки, резко вошёл. Раздался громкий крик. Несмотря на то, что обильно выделялась смазка, было очень неприятно, как-будто тебя разрывают на части. Боль в заднице отрезвила русского и тот начал активнее вырываться, но вскоре понял, что это бесполезно. Он слаб. Он омега. Он ничтожество. Понятие своей беззащитности вызывало пустоту в душе. Ведь если бы он был альфой, он бы не допустил этого. Если бы он был сильным и не мучался от течки, этого бы не произошло. А сейчас он чувствует только пустоту и болезненные толчки, рваные поцелуи на плечах и спине. И слышал неразборчивый шёпот немца. Вроде он говорил, как любит и не смог удержаться, что его солнышко самое красивое, что они будут жить долго и счастливо, и весь мир Германская Империя положит к его ногам. Не замечая, что Российская Империя больше не вырывается, ГИ продолжал вколачиваться в слабое несопротивляющиеся тело, до синяков сжимая попу своей жертвы. Стоны наслаждения то и дело срывались с губ немца, резкие толчки создавали пошлые звуки. Чувствуя приближение оргазма, ГИ стал осыпать спину и плечи РИ поцелуями, а на последнем, самом глубоком толчке, вонзил свои клыки в нежную кожу на шее, ставя метку. Горячая жидкость брызнула в самое нутро русского. Внутри начал набухать узел, расширяя стенки ануса ещё больше. — Солнышко, это было прекрасно, — прошептал ГИ, развязывая руки Российской Империи, — Малыш, ты у меня такой красивый и нежный. Прости, что получилось так грубо, но ты первым не хотел идти на контакт и начал сопротивляться, — переворачивая РИ на живот, с улыбкой проговорил мужчина. Посмотрев в лицо русского, ГИ готов был увидеть ненависть, гнев или отвращение, но никак не безразличие. Некогда красивые голубые глаза, были покрасневшими от слёз, но самое главное, они не выражали ни-че-го. Совсем ничего, только пустоту. Чёртову пустоту и безразличие. Встряхнув головой, ГИ осмотрел тело русского и увидел, что натворил. Запястья монарха стёрты в кровь, губы были все в ссадинах. На шее красовались синяки и засохшая кровь. Бедра были все в синяках и кровоподтёках, между ног было всё в крови. — Солнышко, прости, но ты должен привыкнуть. Понимаешь? — смотря в глаза, с улыбкой проговорил ГИ. Русский просто закрыл глаза и отвернулся, прижимая колени к груди. – РИ, милый, всё будет хорошо. Просто надо было сразу это понять и принять. Тогда бы не было так больно, – немец ещё что-то говорил, поглаживая спину монарха, но тот уже не слышал и, закрыв глаза, провалился в спасающую темноту. Смотря на спящего русского, ГИ понимал, что РИ сломался. И любовь их будет идти только с одной стороны. – Прости, солнышко, но по другому мы бы не были вместе. И я понимаю, что любовь наша будет такая же холодная, как ты и такая же горькая, как я, – поцеловав РИ в лоб, прошептал ГИ, накрывая их одеялом и прижимая слабое тело к себе.