До тошноты

      В затхлой гримёрной Арсению было плохо. Больно и одиноко до тошноты. Так, что от одиночества хочется кричать. Почему? Все проблемы из-за фантазий фанатов.       Звучать может глупо, но это правда. Вне съёмок с ним больше не общаются, за спиной демонстративно говорят, что он не нужен, что его не хотят видеть. Как так вышло? Ребята злятся. Злятся из-за фанфиков, артов, коллажей и другого мракобесия, устроенного этими псами. Парни хотят создавать как можно меньше ситуаций, вызывающих новую волну женских вскриков в зале и тупых комментариев в инстаграме. И именно поэтому все просто выкинули его из жизней. Но больше всех, конечно, отличился Антон.       Позвать в «Контакты»? Нет, Арсений там «нахуй не нужён». Вместе зайти куда-то после очередного тяжёлого съёмочного дня? Нет, конечно, Шастун уже устал от его графского личика. И даже на просьбу пустить его переночевать, когда денег на гостиницу не хватало, Попов услышал только какую-то отмазку про занятость и протесты кота. Класс, спасибо, ребята-приятели. Теперь он официально изгнан из друзей и занесён в чёрный список. Прямо как ваши же аккаунты у Серёжи в инсте…       Арсений не любил курить, но зато прекрасно запивал своё горе. Особенно обеспокоенные зрители даже заметили, что в эфирах за его радостной маской бармена скрываются только тоска и пустота. Ничего больше.       Нет, за этим вряд ли стояли какие-то глубокие чувства, ему было попросту обидно. Разве можно вот так, из-за своего шкурного недовольства, закрыться от человека? После всего, через что они прошли вместе (и, вообще говоря, до сих пор проходят каждый съёмочный день). Покидая сцену, забывать о его существовании и выбрасывать из головы саму мысль, что он вот тут, рядышком, совершенно один разваливается на части, как старый робот, которого за ненадобностью вывезли на свалку.       Арсений не мог и не хотел это принять. Вся проблема была в одной мысли: «объясняет, но не оправдывает». Ведь их поведение действительно закономерно! По большому счёту, у них было два пути: либо не обращать внимания на происходящее и реагировать на всё с юмором, либо огородиться друг от друга стенами и иногда вылезать из-за них при необходимости. Конечно, Попов бы выбрал первый вариант…       Разве ему приятно? Разве здорово постоянно видеть в рекомендациях себя, трахающегося с лучшим другом? Нет. Он понимал, что страдает не меньше Антона. Хотя нет, больше, потому что Антону явно не было так тяжело переживать эмоциональный барьер. Естественно, он же его и установил.       Пожалуй, только Дима практически не изменил своё отношение. Но они и не были слишком близки никогда, он скорее с Серёжей общается хорошо, а с их горемычной парой только поддерживает доброжелательно-коллежские отношения. Попов Позову благодарен: хотя бы кто-то ведёт себя по-взрослому, не обращая внимания на общественность и наслаждаясь жизнью.       Внутри было очень пусто. Полный вакуум. Арс перевёл глаза с какой-то точки на стене на лицо своего дорогого коллеги: Шастун старательно не замечал его, делая вид, что в гримёрке он один. Ох, как же это раздражало! Даже актёрское не закончил, а переключается с тёплых дружеских отношений на холод буквально по щелчку пальцев. Стоит камеру навести, и вот они уже понимают друг друга с полуслова, и все ведь видят эту телепатическую связь. Камера выключается — они друг другу никто. Антон даже не здоровается с ним. «Привет, Дима, привет, Серёжа, привет, Паша». А Арс в этой истории где? Примерно на уровне плинтуса, наверное.       Антон уткнулся в телефон, бесцельно что-то листая. Кажется, он даже не следил за постами, а только использовал горящий экранчик как очередной предлог даже не смотреть в сторону Попова. Арсения изнутри жрали одиночество и обида. — Антон, ты не видел мой кардиган? — просто чтобы не взорваться, не ожидая ответа, сказал граф. Кажется, на слове «кардиган» уголки рта у Шастуна поползли вверх: он всегда подтрунивал над привычкой Попова использовать редко употребляемые слова. Собственно, почему не кофта? Арс не знал. Просто потому что это кардиган, а не кофта, наверное.       Ответа, конечно, не последовало. Импровизатор неопределённо мотнул головой в сторону шкафа, всё ещё не отрываясь от экрана. Странно, вроде бы, Попов и не ждал ничего путного, но как-то всё равно узел в груди ещё сильнее сжался. Арсений прикрыл рукой уставшие глаза, которые почему-то стало жечь. Нет, ну нельзя же быть… — …такой скотиной, — сам того не подозревая, вторил своим мыслям Попов. Он сказал это на выдохе, почти шёпотом, не двигая губами. Будто даже не он, а кто-то рядом выразил негодование. — Какой? — вдруг как ни в чём ни бывало спросил Антон, не поднимая глаз. Экран телефона уже погас.       И действительно. Какой? Арсений не мог подобрать правильных слов. Бросающей друзей в сложный момент из-за собственного эго? Открещивающейся от него, только бы не слышать общественного мнения? Раздувающей из мухи слона и отправляющей на помойку все его чувства? Он не знал. Вроде, и верно всё, а вроде и не скажешь такого. Не должно быть претензий. Может, Шастун действительно больше не хочет общаться с ним, они ошиблись, не сложились отношения, «дело не в тебе, а во мне», вот это всё. Он не хотел больше думать об этом. — Так какой, Арс? — уже настойчивее повторил Антон, переводя взгляд с дурацкого телефона на коллегу. В глазах — пустота, украшенные кольцами руки еле заметно трясутся. Арсений отвёл ладонь от лица и сел увереннее: локти на коленях, стопы параллельны, спина прямая, взгляд исподлобья. Будто давит на собеседника. — Такой, как ты, Шаст. Предающей.       Актёр встал, выпрямил спину и бодрым шагом направился к двери. Железная ручка впилась в ладонь, как нож. Уходить глупо, но что он может ещё сделать? Разреветься, как ребёнок? Нет, спасибо, он ещё не растерял самоуважение.       Секундная заминка импровизатора позволила Антону немного прийти в себя и в один шаг преодолеть разделявшее их расстояние. Горячая кожа и прохлада металлических колец — какой замечательный контраст. Арсений раздражённо повернулся к другу, вцепившемуся в его предплечье, но быстро забыл про злобу. Глаза Шастуна грустные-грустные, брови сдвинуты, губы поджаты. Ну не может он не беспокоиться за этот двухметровый шланг… — Слушай, я не хотел, чтобы так получилось. Думаешь, мне всё это нравится? — Антон запинался и дышал слишком часто, будто каждое слово вызывало сильную боль. — Не нравится — не делай.       Шастун отвёл взгляд. Его рука ещё сильнее сжала Арса. Столько всего роилось в голове, мысли, как куча пчёл в улье. Сталкиваются, влетают и вылетают, вроде, создавая правильную картину, но на самом деле внося только хаос и ничего более. Сравнение, конечно, так себе, но в этот момент у Антона ничего более подходящего не придумалось. Парень выпустил воздух из груди и решительно обнял друга. Попов, ожидавший чего угодно, но не этого милого жеста, даже дёрнулся: готовился увернуться от удара. Шаст прижал его крепко-крепко, словно в целом мире не было ничего важнее. Сцена длилась ещё минуту, и всё это время парень не выпускал Арсения из рук. — Прости. Я думал, так будет лучше, думал, так меньше ранить тебя придётся, но сам не выдержал. Сложно быть бездушным, когда сердце ещё не отсохло, слышишь, бьётся. Прости идиота. Прости, Арс, прости, прости меня.       Извинения лились безостановочным потоком, Арс и не знал, что делать. Шаст шептал ему в ухо что-то всё более и более бессвязное, дыхание на шее было еле тёплым. Граф только и мог стоять да слушать. Так значит, меньше ранить пришлось бы? Интересный способ, жаль только, что его спросить совсем забыли. — Два великовозрастных дурака. И для кого вообще язык придумали? Всё равно не воспользовались возможностью поговорить, — бесцветным тоном произнёс Попов. Антон наконец-то решил отпустить его. Он старательно прятал глаза, но то, как они покраснели, Арс всё-таки успел заметить.       Антон отошёл к стене и, оперевшись на неё, осел на пол. Он смотрел снизу вверх на друга, не понимая, что же делать дальше. Извиниться мало, нельзя разбить вазу и ожидать, что от пары слов она просто соберётся из осколков и встанет обратно на полочку. Вот и тут… — Я не могу так больше. Что делать, если я люблю тебя?       Словно электрошоком, Арсения пробила дрожь. Прямо-таки вечер сюрпризов! То есть все эти уловки и ужимки не из-за того, что Антону неприятно, а из-за невыгодных чувств? Не потому что фанаты несут очевидный бред, а потому что Шастун не может не согласиться с их мнением? Бедный, бедный дурак. Всё такой же маленький, как в день их знакомства. Всё ещё не знает, как справляться с собой.       Попов был рад. Он боялся даже думать в эту сторону, любые поползновения пресекались мгновенно, на тему Арс давно уже наложил табу, но сейчас в животе будто бабочки порхали.       Стиснув зубы и подальше забросив своё ущемлённое эго, Арсений подошёл к другу и опустился на колени рядом. Ничего, потом он успеет высказать все свои обиды и получить ещё больше извинений, сейчас важно другое. Он осторожно взял руку Антона и положил её себе на грудь, прямо посередине рёбер. — Чувствуешь? — Бьётся, — шмыгнул Шаст, слабо улыбаясь.       Они наконец-то честны друг с другом, возможно, впервые за годы. Но больше никогда не придётся лгать, это Арсений знает точно.