когараси

В лесу пахло хвоей, дымом и морозной прохладой. Купленные лисицей на выходе из города сладкие духи почти не ощущались, пропитав лишь её воротник и кончики рукавов кимоно. Ветер свистел игриво, сбивая на макушки с высоких веток комья слипшихся снежинок. Осели здесь на ночь, привязав лошадей неподалёку. Мэй сидела, укутавшись в тёплую накидку с носом, упорно ровняя осанку — так и хотелось съёжиться в маленький комок и по-детски, громко дышать на ледяные ладошки. После незапланированного танца, высоко оценённого её неболтливой публикой, приходилось согреваться, сидя на неудобном шершавом бревне и иногда растирая плечи. От нечего делать лисица смотрела на землю, на собственные колени, на Сатоши — тот просто сидел буквально напротив. Их разделяли лишь пара метров да лучистое пламя костра, карикатурно искажавшее его и без того резковатые черты лица грубыми тенями. Теперь он выглядел ещё более хмурым, чем обычно, и немного усталым. Лисица молча перевела взгляд в темноту за его спиной. Серебро рассыпчатого снега переливалось всеми оттенками радуги, и оттуда, в глубине пугающей, шуршащей трясины-мглы, заинтересованно мигали знакомые зелёные глаза. Мэй на этот раз решила проигнорировать ёкая: поправила веер в рукаве, вытянула озябшие ладони к ласкающему огню. Она обещала себе подчинить его. Но для начала стоило, конечно, его полюбить. Пока всё, что молодая колдунья могла — это зажечь костёр, потолок или чью-либо одежду (свою включительно), но, как Такао говорил, тут нужен опыт. Тренировки, желательно, ежедневные. И ещё раз опыт. У неё всё получится, а иначе и быть не может. Мэй повела аккуратно указательными пальчиками, приманивая пламя поближе к себе, и оно понимающе разгорелось сильнее. Улыбнулась. Её спутники в это время негромко о чём-то переговаривались, решали вопросы дежурства. Палаток было всего две, как и тёплых одеял, и разделяться нужно было не по принципу «мальчики — налево, девочки — направо», а по принципу «тепла». — С кем заночуешь, пушистая? — Кадзу на секунду оторвал взгляд от лезвия своего вакидзаси, позволяя усмехнуться нахмуренному лбу задумавшейся лисицы. Ей это приевшееся прозвище не очень нравилось, но из уст ниндзя хотя бы звучало необидно. — Я… — девушка сглотнула, в смятении уставившись на вильнувший под легчайшим порывом ветра огонь: вот так и её легко выбить из колеи. Нужно быть строже к себе. — Мне… мне всё равно, пока что я спать не собираюсь. Дорога была долгая, езда на Кирин ещё и болезненная для кое-какой части тела и спины, но лисица не лукавила: в ней ещё на удивление оставались силы, но дежурить она бы определённо не стала: своим лисьим слухом и лёгкой нервозностью поднимала бы панику от одного только уханья совы раз по пятнадцать за ночь. Да и не хотелось вмешиваться: такие вопросы вполне решались без её ведома. — Первым дежурит Сатоши, — Кадзу медленно встал, с хрустом разминая спину и шею, вернул начищенное оружие в ножны и отряхнул штаны от мокрого снега. — Сидите тогда, а мы с Араи — спать. Ронин с непроницаемым выражением лица кивнул. Мэй призадумалась: не доставит ли им дискомфорт их… вынужденная… близость? Спать вместе теплее, но каких-то пару дней назад, в доме, они друг друга чуть не зарезали. Впрочем... Через пару минут уже чай пили, пока Мэй отходила от очередного превращения в пушистую. Потерпят. Ушли бесшумно, только полы палатки на пару мгновений зашуршали. Сатоши подкинул горсть сухих тростинок в костёр и тот весело затрещал — от магии такой живости не добьёшься, горит бездушно. Мэй умудрилась разглядеть в том трещании музыку. Но танцевать во второй раз — и для одного мужчины — было бы неловко. Точнее, неправильно. Интимно. А они даже не друзья. — Три часа сидеть, — Сатоши вдруг оказался на бывшем месте Масамуне, рядом с Мэй, и нагло прижался своим бедром к её. Понятное дело, чтобы согреться, но лисицу от этого выпада чуть не подкинуло вверх. Он заметил её состояние и веско, но с привычной, будто бы приросшей к его губам усмешкой, добавил: — Лучше так, чем одной на холодной земле и дубовом футоне. Мэй коротко и как можно более безразлично кивнула, принимая его компанию и близость. Зелёные глаза Сино-Одори, ненавязчиво кружащие вокруг на почтительном расстоянии, блеснули горькими смешинками. Ей хотелось поговорить с лисичкой и напомнить, что с шиноби надо бы поаккуратнее, но это, видимо, бесполезно — она уже пригрелась в их кругу. Приручилась. — Превратилась бы в лису — было бы теплее, — заметил Сатоши, отстранённо глядя вперёд. В серо-карих глазах вспыхивали и тлели оранжевые тени искр — и засмотреться можно. — Если хочешь, могу снова на тебя «напасть» — должно сработать. Мэй чуть не отсела от мужчины куда подальше, но холод победил, и она, вздохнув, лишь ответила: — Я превращаюсь в лису из-за страха или сильного стресса. Теперь, когда я знаю, что ты есть ты, и что ты можешь сделать, нападать бесполезно. — Так ты была бы полезнее, — безмятежно пожал плечами мужчина, как будто сделал комплемент, и тут же дополнил его очередной шпилькой: — Ну и ладно, по крайней мере, в человеческом облике так сильно кусаться не сможешь. Мэй резко повернула голову в его сторону — вместо искр в цветной радужке размывалось её отражение: светло-голубое кимоно, синяя накидка и злая игривость на чуть красноватых, ухоженных гладких губах: — Я могу тебя укусить — проверишь, больнее ли. Такая честь только тебе досталась, Сатоши. Ниндзя тихо, чтоб не разбудить наверняка уснувших уже мужчин, рассмеялся. Уважительно качнул головой, поймав острые зелёные глаза своими, да быстрый взмах густых ресниц, расчертивший тени на румяных щеках, и расщедрился на тонкую улыбку: — Я учту, лиса, — приобнял за плечо и, не моргнув и глазом, прижал к себе. Сердце стучало мерно, едва ли быстрее, чем обычно, пока мягкая талия покорно вжималась в крепкий бок. — И ветра сильного ещё нет, а уже так замёрзла, — хотя, может и не обычно: от смущённого мычания показательно упрямой лисы всё равно было как-то... Да, отрицать уже было глупо: нравилась. Мэй многим нравилась. Сатоши от всех этих фактов в совокупности чуть не закатил досадливо глаза: он был таким же глупцом, как и все остальные. Для его наивности не было оправданий. — Я замёрзла, — подтвердила лиса полушёпотом, зачем-то глядя по сторонам, на сопящих лошадей и присыпанные снежком палатки. Будто бы стыдно стало: признаваться вслух в своей слабости. Гейш воспитывали молча, от гейш требовали молчания. Но конкретно Мэй была ею только наполовину — с тех пор, когда стала ходить на четырёх лапах и нежно смотреть на некогда пугающий огонь. Поэтому могла — и, чего и говорить — хотела позволить себе больше. Особенно с Сатоши. Что, только он может колоться? — А ты — разве нет? Мэй не хотела, чтобы Сатоши делал такие жертвы ради неё. Он ведь такой вредный, она ведь ему не нравится — то и дело шутку неприятную в обыкновенный разговор ввинтит, посмотрит пренебрежительно, а то и вовсе проигнорирует. Чего шиноби стоило тогда, пару дней назад, не наваливаться на неё в постели, затыкая ладонью рот, а аккуратно разбудить и расспросить, в чём дело? Безопасен ли Масамуне, зачем письмо отправила? Чтоб по-человечески, не запугивая. Сатоши так, видимо, не мог. Он не относился к Мэй как-то по-другому, но и не переставал указывать на эту самую разницу между ними. Тем сильнее хотелось показать: не играйся, мол, я и ответить могу. Я уже не гейша. — М-м-м, ну, я не лис, как некоторые, но если бы мог, то сейчас с удовольствием превратился. Не люблю ночевать в лесу. Много лишних звуков, насекомых. Мы не на открытой местности, здесь не так задувает, но сюда даже луна не светит — ни шага в сторону, даже если не один. Волки иногда гуляют, в спины смотрят, облизываются — всех не перебить, нельзя. А уйти — некуда. Одна дорога, куда бы не пошёл — сюда. Лисица была впервые солидарна с каждым его словом. Она позволила мужской ладони остаться на её плече и сама неуловимо пододвинулась чуть поближе, к тёплому бедру и чуть слышно — через одежду — колотящемуся сердцу. У неё было такое же. Где-то неподалёку громко бухнула упавшая сухая ветка, надломившись под морозцем. Большой хищник наступил на неё лапой, аккуратно осматриваясь и шевеля мягкими ушами. Уловил тепло и чужой запах. Запах людей и лисицы. Инстинкт шепнул: «выжди», язык медленно вывалился изо рта, словно змеиный, считывая дополнительную информацию, не уловимую носом. Недовольно клацнули острые зубы, глаза сощурились. Людей много. Пахнут кровью и опасностью. Вкусная лисица того не стоила. Волк развернулся и побрёл вглубь леса, отчего-то опасливо поджимая уши к голове. Ёкай, следивший за округой, провожал его заинтересованным взглядом. Подумав немного, почесав когтистой дланью пустое чрево, помчался догонять. Мэй нервно обернулась, услышав придушенный скулёж и мерное, довольное чавканье. Сатоши расслабленно фыркнул, как будто видел всё своими глазами: — Был волк и нет. Рука на плече скользнула к воротнику, к затылку, мягко поворачивая обратно, под цветные языки пламени. Мимолётно касаясь шершавыми подушечками пальцев мягких заколотых волос. — На рожон не лезем, лиса, — голос осел до хриплого шёпота, но назидательных ноток не лишился, — в темноте много кошмаров прячется, не ведись. Любопытные долго не живут. — Самоуверенные — тоже, — обрубила не как гейша, а как истинный ниндзя, ещё и улыбнулась вслед. Может, намекнула, может, открыто поддела, может, просто заключила, догадавшись, кто мог позариться на мощного зверя. Сатоши удивился немного, но промолчал. Пусть думает, что победила. Слов больше не было. Был треск поленьев, уханье филинов и постепенно затихающее хищное чавканье. Три часа дозора — вроде три, да? — пролетели быстро. Под тёплым боком, пахнущим стылой кровью, хвоей и горьким мужским потом, под невысказанными шутками и ответами, и чувством какого-то непередаваемого, непонятного уюта — даже слишком быстро. На футоне, в промёрзлой палатке, лисица первая, сквозь тонкую пелену сна, потянулась в горячие объятия.